V предметное построение сюжета. Слово

1.

Положение фигур лицом к зрителю картины и друг относительно друга, так же, как расстояние между фигу­рами, кажутся лишь внешними форма-

ми, определяющими, может быть, за­полнение пространства, может быть, построение пятен на плоскости (ритм и разнообразие силуэтов). На самом деле эти внешние формы прочно свя­заны с предметным толкованием сю­жета и заключают в себе предметно-смысловые связи.

Положение фигуры лицом к зри­телю создает возможность более яр­кой, более открытой характеристики персонажа. Во многих случаях таким положением выделяется главная по смыслу фигура. Взаимное положение фигур друг относительно друга нахо­дится в прямой зависимости от харак­тера „общения". Только не надо пони­мать соответствие между взаимным положением фигур как однозначное выражение характера общения. Фигу­ры могут быть обращены друг к дру­гу, а прямого общения между ними нет. Одна фигура может отвернуться от другой, и этим будет выражено тес­ное (внутреннее) общение. Конечно, характер общения выражают и мими­ка, и жесты рук, и действие, и его сре­да. Но, будучи сопоставлены с относи­тельным положением фигур, все эти элементы выражения создают новые варианты характера и смысла обще­ния: пространственная близость фи­гур и их внутренняя разобщенность; пространственное удаление и внутрен­няя близость.

2.

Различие между композиционным центром и смысловым узлом картины было отмечено в конкретных анализах композиций давно. Давно было заме­чено и существование двухцентровых композиций. Несовпадение компози­ционного центра с геометрическим центром - тоже не новость. Существу­ют центральные и децентрализован­ные композиции. Очевидно, надо на­вести в этих вопросах терминоло­гический порядок.

Прежде всего, следует различать гео­метрический и оптический центры картины. Оптический центр располо­жен выше геометрического. Вследст­вие, как думают, инерции глаза, затруд­няющей его поворот вверх, мы всегда преувеличиваем горизонталь по срав­нению с вертикалью. По той же при­чине при делении вертикального от­резка на глаз мы наносим среднюю точку выше геометрической середины.

В восприятии картины речь может идти только об оптическом центре, а не о геометрическом.

Затем оптический центр картины -вовсе не точка, а более или менее ши­рокая зона, в которую умещается с некоторыми смещениями целый пред-юг мет или даже предметы. Так, в „Сдаче Бреды" Веласкеса геометрический центр находится в точке касания бо­родки герцога Нассауского с рукавом правой руки маркиза Спинолы. Но это очевидно не оптический центр. Оптический центр охватывает головы двух полководцев. Здесь же и компо­зиционный центр.

Композиционный центр - это вы­деленный различными средствами предмет, фигура, к которым поэтому постоянно возвращается глаз. Чаще всего композиционный центр несет в себе и смысловой композиционный узел. Но последний лежит в другом плане - смысловом, а не цвето-про-странственном, выделяющем глав­ный или важный предмет. Смысловой узел часто завязан между двумя фи­гурами (двумя композиционными цен­трами).

Композиционный центр может и не нести особой смысловой нагрузки, на­пример в многосюжетных компози­циях.

3.

Алпатов пишет: „Иванов правильно разгадал смысл „Тайной вечери" Лео­нардо, считая, что слова „один из вас

предаст меня" служат в ней источни­ком всеобщего волнения*. Надо за­метить, что толкование „Тайной ве­чери" Леонардо как отклика на приве­денные слова евангельского текста не было „разгадкой" А. Иванова. В еван­гельском тексте содержатся два моти­ва, возможных для построения изобра­зительной композиции: мотив пред­сказания измены и мотив „преломле­ния" хлеба - мотив „претворения" („сие есть тело мое"). В живописи Ита­лии XV и XVI веков были образцы „Тайной вечери" как с одним, так и с другим мотивом. В частности, мо­тив предсказания измены и возмущен­ного отклика апостолов на него, расте­рянности Иуды можно видеть в „Тайной вечере" 116 в Сан Тровазо. По утверж­дению Б. Р. Виппера, этот мотив был более обычным для итальянских тра­диций, чем мотив „претворения".

* М. В. Алпатов, Александр Ива­нов, т. 1, стр. 283.

В трапезной монастыря Санта Ма­рия делле Грацие А. Иванов, по-види­мому, не разгадывал известный смысл росписи, а учился логике развития от­клика на произнесенные слова. В более жизненной, естественной расстановке фигур у Иванова логика развития от­клика не так строга. У Леонардо - это композиционная формула.

Вместе с тем нельзя игнорировать тот факт, что сюжет картины Иванова был изложен в евангельском тексте. Сопоставление с этим текстом и ико­нографическими традициями, во вся­ком случае, не менее важно для анализа композиции, чем сопоставление с вне­шне похожими, но внутренне инород­ными построениями. Конечно, картина П5 Иванова не иллюстрация к евангель­скому тексту. По мысли художника, она выражает „всемирную идею". Но всемирная идея была для Иванова моральной и социальной идеей хри­стианства, как он ее понимал, и сопо­ставление ее композиции с евангель­ским текстом уже поэтому вовсе не бессмысленно.

Сюжет крещения Иисуса изложен во всех четырех Евангелиях. Евангелия от Матфея, от Марка и от Луки сход­ны в изложении сюжета. В них рас­сказан сам эпизод крещения Христа. Но если в Евангелии от Матфея и от Марка текст оставляет неясным, про­исходит ли крещение Христа в при­сутствии народа, то в Евангелии от Луки сказано ясно после слов „идет за мною сильнейший меня": „21. Ког­да же крестился весь народ, и Иисус крестившись молился, отверзлось небо, 22. И Дух Святый нисшел на Него в телесном виде, как голубь, и был глас с небес..." и. т. д. (От Луки, гл. 3, 21, 22). В Евангелии от Матфея после изло­жения проповеди Иоанна народу, в которой предсказывается: „11. Я кре­щу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня... Он будет крестить вас Духом Святым и огнем..." „13. Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну - креститься от него. 14. Иоанн же удерживал его и говорил: мне надобно креститься от Тебя и Ты ли приходишь ко мне?" (От Матфея, гл. 3, 11 - 14).

Далее следует рассказ об акте кре­щения, аналогичный изложенному в Евангелии от Луки.

В Евангелии от Марка такой вари­ант. После изложения проповеди и слов „идет за мной сильнейший меня. Я крестил вас водою" и т. д. говорит­ся: „9. И было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане. 10. И когда вы­ходил из воды, тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса, и Духа, как голубя, сходящего на Него" и т. д. (От Марка, гл. 1,9- 10).

Заметим, что только в Евангелии от Матфея Иоанн еще до знамения, ут­верждавшего Иисуса, как сына Божия, узнает в нем Мессию. Но далее все же следуют явление голубя и „словеса утверждения". Значит, Христос, иду­щий креститься - еще не Мессия. Сов-

сем иное изложение в тексте Еванге­лия от Иоанна. Там нет эпизода кре­щения Иисуса. Зато дважды изложено явление его как Мессии, призванного спасти мир. Акт крещения Иисуса по­зади. Иоанн говорит народу о знаме­нии, утверждающем Иисуса как Мес­сию, которое он видел. Эпизод явле­ния Христа повторяется.

Приведем полностью основную часть текста.

„28. Это происходило в Вифаваре при Иордане, где крестил Иоанн. 29. На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот, Агнец Божий, который берет на Себя грех мира. 30. Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был преж­де, меня. 31. Я не знал Его; но для того пришел крестить в воде, чтобы Он яв­лен был Израилю. 32. И свидетель­ствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пре­бывающего на Нем. 33. Я не узнал его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, тот есть крестящий Духом Святым. 34. И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий" (От Иоан­на, гл. 1,28-34).

Это первый эпизод явления Мессии. Слова Предтечи, обращенные к наро­ду, совпадают в картине Иванова по смыслу с его жестом, указывающим „на идущего к нему Иисуса".

Далее излагается второй эпизод „явления".

„35. На другой день опять стоял * Иоанн и двое из учеников его. 36. И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот, Агнец Божий. 37. Услышавши от него сии слова, оба ученика пошли за Иису­сом" (гл. 1, 35 - 37). Очевидно, А. Ива­нов следовал тексту Евангелия от Иоанна. Крещение Иисуса и мифичес­кое знамение сошествия Святого Духа было уже в прошлом. Слова Иоанна,

* Подчеркнуто мною (Я. В.).

указывающего на приближающегося Иисуса, свидетельствуют о бывшем ранее мистическом знамении. В явле­нии Мессии знамение было бы уже неуместно. Иванов выбрал эпизод яв­ления, лишенный мистических знаков. И присоединил к нему второй. Два уче­ника, стоящие за Предтечей, устрем­ляются к Мессии. Это, конечно, Иоанн и Андрей - будущие апостолы - два, как сказано и в Евангелии. Иконогра­фически только эти персонажи могут быть с полной ответственностью ото­жествлены с их принятыми прообра­зами.

Внимательное чтение евангельского текста трудно согласовать с понима­нием Алпатовым действия в картине Иванова как останавливающегося ше­ствия, шествия во главе с Иоанном. В Евангелии от Иоанна прямо сказано, что Иоанн крестил на Иордане и „видит идущего к нему Иисуса". Слова „идущий за мной" не имеют простран­ственного смысла, они означают „пос­ле меня". Это как нельзя более ясно выражено в словах: „27. Он-то Иду­щий за мной, но который стал впере­ди меня. Я недостоин развязать ре­мень у обуви Его" (От Иоанна, гл. 1, 27). В правой части картины действи­тельно есть мотив шествия. Но ком­позиционное значение этой группы людей, спускающихся с горы, в том, что она замыкает композицию справа, так же как слева ее замыкает дерево, образуя вместе с группами фигур большое кольцо, объединяющее пер­вый и второй план с фигурой Мессии и выделяющее в месте разрыва его фигуру*.

* Конечно, „текст" Евангелия вовсе не повторяется в изобра­зительном рассказе. Но то, что из него берется, нельзя игнори­ровать. Ведь сказано о втором явлении: „На другой день опять стоял".

Евангельский текст сюжета „Кре­щение" много раз толковался и в сред­невековой, и в возрожденческой, и в классицистической живописи. Толко­вание его по тексту Евангелия от Ио­анна было необычным. Алпатов пи­шет, что почти (?) никто не решал темы „Явления Мессии". Но на картине Патинира, рассмотренной выше 42 в другом аспекте (мы не знаем, была ли она известна А. Иванову), есть эпи­зод „Явления Мессии". Эпизоды кре­щения и явления Мессии соединены на одной доске, но взяты из разных тек­стов. В верхней левой четверти кар­тины изображена сцена явления Мессии разнообразной толпе сидящих и сто­ящих фигур, в центре которой возвы­шается фигура Иоанна. Предтеча изоб­ражен в позе, аналогичной позе его на картине Иванова. Предтеча жестом руки указывает на фигуру спускаю­щегося с горы Иисуса. Здесь эпизод „явления". Но он сопоставлен у Па­тинира в главной части картины с изло­жением мистической легенды о кре­щении. Патинир соединил на одной доске тексты Евангелий от Иоанна и от Матфея. В картине два времени. Сначала сцена крещения Иисуса и затем в левом верхнем углу - сцена яв­ления Мессии. Общее построение сю­жета „Явления Мессии" у А. Иванова было не традиционным, но, во всяком случае, естественным в соответствии с текстом Евангелия от Иоанна.