К человеку на минимально короткой дистанции

С ведущим передач «Однако» и «Другое время» Михаилом Леонтьевым беседовал студент 2 курса Максим Недоступ

• Михаил Владимирович, прежде всего хотелось бы узнать, как Вы готовитесь к эфиру? Я имею в виду текст.

• У меня в голове складывается некая схема предстоящей передачи. Я расставляю для себя картинки в определенном порядке и между ними вписываю свой текст. От­бираю нужные мне синхроны. Я стараюсь до последнего момента сидеть у компьютера и следить, что по той иди иной теме появляется нового, вплоть до того, что может во­обще появиться новая тематика. Тогда вся сделанная ра­бота отбрасывается и делается другая. Иногда чувствую что хорошо бы вставить какую-нибудь киноцитату, и бы­вает так: помнишь, что-то должно быть в каком-то фильме и даже точно себе не представляешь, как эта цитата вы­глядит, и когда ее находишь, то в контексте передачи она обретает совершенно неожиданный смысл. Но в принци­пе, как я уже говорил, я расставляю картинки видеоряда, как карты, и вписываю между ними свой текст, примерно понимая его размерность и что слишком большие куски, не перекрытые никакими вставками видео, тяжелы для зрителя. Кроме того, я старюсь экспрессивно окрашенную лексику брать на себя, а более информационную давать на картинки.

— А чего должно быть больше — эмоций или аналитики?

- Должно быть то и другое в должном количестве. Дело в том, что моя передача достаточно импрессионистская, и я совершенно не обязан с начала до конца читать зрителям строгую лекцию по вопросам политэкономии и геополитики. Что касается информационных справок, то здесь хотелось бы, чтобы эти справки были блестяще визуализирова­ны и чтобы эта визуализация помогала зрителю достаточно сложные незнакомые тексты воспринимать проще.

• Наши теоретики телевидения говорят, что якобы лучше с экрана говорить простым языком, простыми предложениями, употреблять поменьше причастных оборотов. Такой язык, по их мнению, более понятен зри­телю. Вы с этим согласны?

- Да, согласен. Более того, я, даже будучи газетным журналистом, практиковал полуразговорный язык. Он, конечно, совершенно другой, он и синтаксически более сложный, но он разговорный. Кроме того, очень облегчают понимание образы - кино- и мультипликационные цитат­ки, образы-анекдоты. Образ помогает зрителю. То есть ты сначала проговариваешь что-то на уровне логики, а затем формулируешь это на уровне образа. Нет ничего более точного, чем точный анекдот. Во-первых, это легко, это без лишнего пафоса и дидактики, а с другой стороны, это всег­да понятно. Элемент популяризации, конечно, всегда при­сутствует. Я занимался экономикой и политэкономией и встречал очень много людей с прекрасным образованием, но привязанных к полунаучному языку. Я им зачитывал их тексты и говорил: «Ребята, вот если сидите за столом с семьей, с близкими, и если вы это произнесете...». Гово­рить нормальным языком — это не значит, что в печатную речь нужно вставлять фразеологизмы. Дело в том, что в разговорной речи незаконченная фраза, оборванная, рит­мически перевернутая иногда выглядит естественнее, лег­че для зрителя. Разговорный язык - это способ обратиться к человеку на минимально короткой дистанции. Если твоя речь сложна и переполнена какими-то шибко умными обо­ротами, то дистанция становится просто непроходимой. Есть, конечно, такой путь - убедить зрителя в том, что ты гораздо умнее его, и он тебя слушает, как кролик удава. Но польза от этого сомнительная, так как в этом случае чело­век минимально воспринимает логику.

• Вам приходится в своих передачах вводить какие-то иностранные термины, экономические понятия. Как, по-вашему, это лучше всего делать?

• Во-первых, этих понятий не должно быть много. Во-вторых, если ты вводишь понятие, то должен раскрыть его смысл. То есть должно следовать понятие и тут же его пе­ревод на очень простой русский язык.

• А как Вы относитесь к жаргонизмам?

• Лексика полукриминальная долгое время более адек­ватно отражала наши реалии экономические и политические, чем нормальный язык. А без таких понятий, как «раз­водка», «наезд», «заказ» до сих пор невозможно обойтись.

— То есть в принципе от такой лексики отказываться не стоит?

- Не стоит. Но не стоит и перебирать. То же самое с экс­прессивно окрашенной лексикой. Я считаю, что человек может даже употребить полуцензурное выражение типа «засранец», но это можно сделать один раз в год, а еще лучше один раз в два года и только по делу. Ведь всякие такого рода вещи эмоционально окрашены. Эмоции при­тупляются. Если же выражения не окрашены, а просто так летят с языка, то это сор, мусор в речи.

- Как Вы думаете, всегда ли следует начинать с наиболее сильного аргумента и наиболее важной информации?

- Это вопрос, абсолютно не поддающийся для меня логическому объяснению. Но композиционно программу ломать полезно, в первую очередь для зрителя. К тому же вся программа целиком может строиться по-разному. Зритель, в принципе, может получить достаточно сухую политэкономическую проповедь или просто стеб, мягкую иронию, может получить пафос, что должно быть край­не редко и только в тех случаях, когда никакие эмоции, кроме пафоса, неуместны. Пафоса надо избегать. Пафос - это очень тяжело, в первую очередь для самого автора. Он начинает выглядеть серьезно. Не тексты, не вещи, кото­рые он говорит, а он сам. В профессиональном плане это гибель. Слишком серьезное отношение журналиста к са­мому себе — это смешно.

- Насколько эффективно приведение в программе вы­сказываний человека, которого Вы критикуете?

- Это очень хорошо. Я, например, стараюсь всегда своих оппонентов «ловить», и даже необязательно оппонентов, можно очень мягко «поймать» и союзника. Глупость всегда должна быть отмечена и наказана. Это понятно. Хорошая цитата дорогого стоит. Единственное, что неприемлемо - некорректное цитирование, когда посредством монтажа или обрывом кадров ты искажаешь мысль автора и приписываешь ему то, чего он не говорил. Это нехорошо. Вообще существует две категории высказываний: вы­сказывания, которые почему-то никто не заметил, но ко­торые тем не менее характеризуют отнюдь не с лучшей стороны их авторов. И наоборот, есть высказывания, воспроизводимые всеми без проникновения в их смысл, из которых путем элементарного логического разбора делаются совершенно уничижительные для их авторов выводы.

• Что Вы считаете более важным, более действен­ным на телевидении - убеждение или внушение?

• Я считаю более действенным внушение. Я вообще считаю языком телевидения внушение, и это меня край­не раздражает. Хотя это опять же вопрос адресности. Если ты делаешь суперпопулярную программу, у тебя подкорковые вещи будут стоять на первом месте. Если же ты занимаешься лоббизмом, то здесь, конечно, ар­гументация важнее внушения. И все-таки судьба очень многих высокопрофессиональных программ, построен­ных на каких-то логических аргументах, показывает, что такие программы с телевизионной точки зрения бес­перспективны.

• Какие средства помогают Вам найти контакт с аудиторией?

• Для меня важно чувствовать, что мы со зрителем мыслим одинаково. В своих передачах я исхожу из его логики, из логики человека с нормальными ценностями и здоровыми инстинктами. Мне кажется, что мои ценност­ные представления соответствуют ценностным представ­лениям огромного большинства моей аудитории. Вот это, наверное, и есть мое средство.

• Есть ли смысл телеведущему изучать опыт коллег?

• Телеведущему, думаю, есть. Вы знаете, это не моя профессия. Я никуда никого не веду - я говорю за себя. Ни с кем не модерирую, не устраиваю круглых столов, не де­лаю интервью в эфире. Моя задача — объяснить зрителям то, в чем я глубоко уверен. Вот и все.

- Ну и последний, более общий вопрос. Что Вы думаете о речевой культуре в наше время, как на телевидении так и вообще в жизни?

— Россия, благодаря крайнему консерватизму 70-летней социалистической эпохи, сохранила литературную речь в большей степени, чем многие другие страны. Насколько я знаю, современные французы очень плохо понимают язык Гюго. То есть он для них чужой. У нас такой проблемы нет. Я вообще не вижу у нас каких-либо серьезных проблем с речевой культурой. Язык — живой организм. Он впитывает в себя какие-то иностранные слова, неологизмы, оказионализмы. Это нормально. На телевидении и на радио нормы в целом должны сохраняться в том виде, в каком они существуют в живом языке, и меняться примерно так же, как они меняются в языке.

па