4.3. Православная культура Украины в первой половине XVII в. (образование, центры просвещения и книгопечатания )

Специально устроенных приходских школ в православной среде почти не существовало. Это было связано с близостью церковнославянского языка разговорному, что делало язык высокой культуры, в отличие от латыни, срав­нительно легко усваиваемым и потому не требующим долгого систематичес­кого изучения. Грамотность приобреталась в ходе уроков, которые давал приходской священник, дьякон, псаломщик или бродячие дьяки-учителя. Они обучали чтению, письму, используя в качестве пособий богослужебные кни­ги, прежде всего Часослов и Псалтырь. Уже из этого видно, что сама идея грамотности была связана с религией, а книжная культура — в первую оче­редь с богослужением. Соответственно и образовательные инициативы ми­рян и духовенства нужно понимать в том же ключе.

В школах повышенного уровня, которых было совсем немного, препода­вали латынь, греческий язык, арифметику, элементы астрономии и естествен­ных наук (в рамках натурфилософии). Разумеется, дети православных дво­рян и мещан часто записывались в католические коллегии и протестантские училища, кто-то учился и в западных университетах. Западная модель обра­зования стала основой программ в Киево-Могилянской академии и школах, создававшихся в греко-католической (униатской) церкви.

Начиная с 1620-х гг. первенствующую роль в просвещении и образова­нии стало играть Киевское Богоявленское братство и его школа, возникшие в 1615 г. В братство символически записалось даже все Войско Запорожское во главе с гетманом Сагайдачным. Первым ректором созданной при брат­стве школы был Иов Борецкий, ставший в 1620 г. киевским митрополитом.

В первой четверти XVII века архимандритом Киево-Печерской лавры был Елисей Плетенецкий, собравший ученый кружок (Памва Берында, Тарасий Земка, Захария Копыстенский, Лаврентий Зизаний и другие) и создавший школу. Одной из задач этой группы православных просветителей было раз­витие книгопечатания, которое, в свою очередь, должно было служить и ро­сту образованности украинского общества, и борьбе против экспансии като­лицизма и униатства.

С середины 1630-х гг. на базе этой школы, объединенной со школой Киевского братства, возникло училище, из которого со временем выросла зна­менитая Киево-Могилянская академия. Другие училища были созданы в Вин­нице и Кременце. Здесь обучение продолжалось 7-8 лет, в программу обуче­ния на высшем уровне входили риторика, поэтика, философия и теология. С 1701 г. коллегиум стал называться академией.

Основатель Киевской академии Петр Могила (1596-1647), выходец из знатной молдавской семьи, получил образование в Польше и, предположи­тельно, провел какое-то время в Сорбонне. Войдя позднее в окружение гет­мана Жолкевского, он принимал участие в военных действиях, а в середине 1620-х гг. резко изменил стиль жизни, став сначала насельником, а потом на­стоятелем Киево-Печерского монастыря и митрополитом. В 1630-е гг. Моги­ла сумел осуществить ряд важных реформ, подняв образованность духовен­ства, развернув церковное строительство, предприняв издание целого ряда богослужебных, полемических и иных книг. Вокруг Могилы объединились те. кто считал возможным и необходимым опереться на опыт католической лгркви в реформировании православной культуры. Его ближайшими сотруд­никами были Сильвестр Косов, будущий преемник Могилы на посту митро­полита, и Исайя Козловский. Последний стал ректором коллегиума и вместе с Петром Могилой составил обширный «Катехизис» или «Православное ис­поведание», ставшее первой солидной попыткой систематического изложе­ния основ православного вероучения. Книга впервые была издана в 1645 г. (в сокращенном виде) и с тех пор многократно переиздавалась во второй по­ловине XVII и XVIII вв.

Под руководством Петра Могилы и им лично в Киеве было осуществле­но издание ряда полемических, богослужебных и проповеднических книг, ставших важными памятниками религиозной мысли Украины. Это «Служеб­ник», «Номоканон», «Триодион», «Лифос», которые определили очень мно­гое в развитии православной культуры не только Украины, но и всей России, потому что влияние этих книг на духовенство и через его посредничество на все общество было огромным.

Не менее важна была деятельность знаменитого киевского митрополита в области реформирования внутрицерковной жизни, борьбе за сохранение позиций православной церкви в Речи Посполитой, в развитии проповеди и строительстве церквей, в насаждении церковно-школьного просвещения.

В книгопечатании сохраняют свое значение типографии Львовского брат­ства и Острожской академии. В 1619 г. развернула свою работу типография Киево-Печерской лавры. Начало вставать на ноги частное книгоиздание. В Угерцах на Самборщине типография была основана в 1618 г. П.Д. Люткови-чем, который, перемещаясь из одного места в другое, печатал книги и в Бело­руссии, и на Волыни. М. Слезка в 1639 г. получил привилегию на книгоизда­ние за подписью 12 восточных митрополитов и стал конкурировать со Львовским братством. Книгоиздателями двигал не коммерческий интерес, а прежде всего религиозно-просветительские устремления. Соответственно, продукция печатен православной церкви была иной, чем продукция униатов, а те и другие печатали не то, что в это же время в Речи Посполитой печатали протестанты.

В первой половине XVII в. продолжалось развертывание тенденций «пра­вославного обновленчества» и роста конфессионального самосознания, на­чало которым было положено в конце XVI в. Главные темой церковной и околоцерковной письменности стало противостояние унии и православной, «руськой» веры. Вопрос об отношении к унии был во многом вопросом куль­турного выбора. Сама по себе идея примирения и даже сближения с католи­цизмом бьша привлекательной для многих православных интеллектуалов. Но речь шла о заключении именно новой унии — такой, какая не повторяла бы опыта 1596 г. Некоторые представители этого течения (М. Смотрицкий, К. Транквиллион-Ставровецкий, К. Сакович), увидев невозможность дости­жения идеальной унии, согласились на реальную, перейдя в греко-католичес­кую церковь. Другие, проявляя ту или иную степень готовности к сближе­нию и компромиссу с униатами, до конца не принимали униатской церкви в том облике, какой она представляла в первой половине XVII в.Мелетий Смотрицкий (1572-1630) получил образование в Остроге, затем — в иезуитской коллегии и немецких университетах. Став учителем в братс­ких школах, он включился в полемику с унией и выпустил в 1610г. книгу «Плач», которая принесла ему большую известность. Позднее он опублико­вал первую грамматику церковнославянского языка, ставшую нормативной и многократно переизданную. Став архиепископом Полоцким, он предпри­нимал попытки сближения с униатами ради преодоления церковного раско­ла. Посетив Константинополь в поисках опоры, Смотрицкий был, судя по всему, шокирован протестантскими влияниями в окружении патриарха Ки­рилла Лукариса. Вернувшись на родину и подготовив к печати книгу, в кото­рой предлагались некоторые компромиссы в вопросах веры, он не нашел понимания среди единоверцев и был принужден публично отречься от «со­мнительных» взглядов. Итогом всех этих пертурбаций был сначала тайный, а потом и открытый переход в унию. Колебания и весь жизненный путь Ме-летия Смотрицкого очень ярко отражают остроту религиозно-интеллекту­альных противоречий в украинско-белорусской среде.

Отношение к унии и религиозные взгляды другого «перебежчика» — Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого (ум. 1646) также показательны. Он оставил после себя довольно обширное литературное наследие. Его религи­озно-философские взгляды ни раннего периода, ни периода после обраще­ния в унию невозможно замкнуть в рамки той или иной конфессиональной традиции. Особого внимания заслуживает тот факт, что его сочинения полу­чили широкое распространение в России и пользовались высоким авторите­том у староверов. Есть много оснований думать, что отношение к унии мно­гих среди тех иерархов православной церкви, которые остались верны Константинополю, не отличалось принципиально от позиции Смотрицкого, Ставровецкого или Саковича до того, как они перешли в унию.

Разочарование в той «реальной» унии, какая была провозглашена в ок­тябре 1596 г. в Бресте, испытали такие выдающиеся деятели, как львовский епископ Гедеон Балабан и Захария Копыстенский. Достаточно открытой к диалогу была позиция и ряда других представителей православной иерархии. Вместе с тем среди высшего православного духовенства и монашества были действительно принципиальные и непримиримые противники католицизма, которые не принимали не только Брестской, но и какой бы то ни было дру­гой унии. Таким был Исайя Копинский, продолживший в 1620-1630-е гг. традиции культурной автаркии и непримиримой оппозиции к унии, как и Иван Вишенский и Иов Почаевский. Примером же того, как конфессиональное сознание «замыкается», из открытого становится закрытым, может послужить Афанасий Филиппович, игумен Рождественского монастыря в Бресте. Он яростно обличал унию и был казнен во время столкновений 1648 г., обретя ореол святого мученика в памяти православных и образ православного фа­натика в глазах католиков и униатов. Поэтому конфликт Петра Могилы и Исайи Копинского не был только борьбою за власть в киевской митропо­лии, в нем отразилось и столкновение двух различных культурных программ.

Трудно ответить, за неимением источников, на вопросы об отношении рядового духовенства и мирян к унии. Резкий протест сформулировали лишь лидеры Запорожского казачьего войска. Частичный ответ на вопрос о вос­приятии унии в народной среде предложен Б.Н. Флорей, который на основе большого массива неизвестных прежде документов показал, что массовое сознание никак не отличало унию от католицизма и религиозный конфликт воспринимался как конфликт межэтнический, вызванный тем, что «ляхи» пытались навязать «русскому народу» свою «ляшскую» католическую веру, которая никак не отличалась от унии. Соответственно, униатов в народных кругах не воспринимали как «русских», считая их «ляхами». Массовое созна­ние питало фантастические иллюзии, что королевич Владислав, взойдя на престол, при помощи казаков вооруженным путем сломит сопротивление «ляхов», крестится в православие и, может быть, даже сделает православие государственной религией Речи Посполитой!

Что касается городов, то именно они стали ареной самых острых и час­тых конфликтов между унией и православием. «Ударной силой» и организа­тором борьбы православных мещан против унии стали братства. Их расцвет приходится на конец XVI - первые десятилетия XVII в.

В целом видно, что в своем отношении к унии украинское общество ока­залось расколотым на всех социальных уровнях. Это глубоко отразилось и в развитии культуры украинских земель. Проекты «новой унии» 1620-х -1640-х гг. доказывают готовность значительной части православного духо­венства к новому компромиссу с униатами и католиками. Однако они не сде­лали ни шага навстречу православным.

Восстание 1648-1649 гг. и последовавшие за ним события дали совершенно новые импульсы развитию религиозно-общественной и общественно-поли­тической мысли на Украине. Есть много оснований утверждать, что движе­ние под руководством Б. Хмельницкого приобрело в сознании восставших характер религиозной войны, то есть, с точки зрения сегодняшних понятий, войны в защиту православной культуры. Известно, что враги восставших, «чужие» однозначно ассоциировались с неправославными (католиками и ев­реями), «свои» — с православными. Униаты же прочно ассоциировались с «ляхами», то есть католиками, и вместе с ними подверглись жесточайшим преследованиям со стороны восставшего казачества как носители польской, чужой, враждебной культуры. В этом отражается глубина культурного рас­кола, порожденного Брестской унией.

Едва ли не самым важным фактом было складывание проекта украинс­кой государственности в окружении Б. Хмельницкого, который одно время заявлял о желании видеть будущее политическое образование простирающим­ся по Львов, Галич и Холм. Обстоятельства подготовки и проведения Пере­яславской рады показывают, что политический менталитет казацких, церков­ных и шляхетских верхов украинского общества существенно отличался от политических представлений московского боярства и духовенства. Для пер­вых нормой было видеть в отношениях государя и подданных своего рода контракт, гарантирующий ряд важных прав и свобод «граждан» монархии. Для других подданство царю исключало всякий намек на какие бы то ни было взаимные обязательства. Например, казацкий сотник Филипп Уманец в 1653 г. заявил в письме русскому воеводе, который считал, что Уманец, как «про­стой человек» не имел права обращаться напрямую к воеводе: «Мы, по Бо­жьей милости, теперь не простеци, а рыцари Запорожского войска... Теперь у нас нет ни воеводы, ни старосты, ни судьи... У нас теперь пан полковник за воеводу, а пан сотник за старосту, а городой атаман — за судью...»1.

Провозглашение унии в 1596 г. привело вовсе не к тем результатам, ка­кие ожидались и православными сторонниками унии, и Ватиканом, и польским правительством. После 1596 г. сторонники унии оказались едва ли не в изо­ляции. Униатскую церковь и соответствующие культурные институты при­шлось строить едва ли не на пустом месте, отвоевывая (иногда — буквально) приход за приходом и монастырь за монастырем.

Митрополитом униатской церкви в 1599 г. стал Ипатий Потей, развер­нувший активную деятельность по утверждению прав и позиций униатской церкви. Он создал семинарию для подготовки греко-католического духовен­ства, пригласил кармелитов, принимал активное участие в полемике с право­славными и, видимо, регулярно читал проповеди. Совершенно естественно, энергичная деятельность Потея привела к острым конфликтам с православ­ными.

Уния для него — не самоцель и даже не шаг к восстановлению древнего единства христианских церквей, а прежде всего средство вывести «Русь» из церковно-религиозного кризиса, в котором она оказалась в XVI в. Он с горе­чью и пафосом пишет о состоянии духовенства и религиозного просвещения c украинско-белорусских землях и призывает отнять у противников право­славия повод обвинять «Русь» в невежестве, темноте, отсутствии богатой книжной культуры и развитого школьного дела. Для этого, считал Потей, нужно иметь «руськие» переводы Св. Писания и патристики, отделить сочи­нения ортодоксальные от сомнительных, приобщить церковь и к произведе­ниям западной патристики. Потею было важно (по крайней мере, судя по публицистическим сочинениям и ранним, написанным до возвращения из Рима з 1596 г. письмам) сохранить для будущей униатской церкви автономию в отношениях с Римом и Польшей и религиозную специфику восточно-хрис­тианской традиции. В сочинениях и письмах Потея часто звучит утвержде­ние, что все делаемое и проповедуемое им имеет одну цель — служение «сво­ей Руси», которая противопоставляется «чужим» Польше и Риму. Так, опровергая протестантское учение о папе как антихристе, поддержанное в украинско-белорусских землях Стефаном Зизанием, Потей подчеркивает, что он вовсе не стремится защитить папу от нападок, но радеет за «свою Русь», которая соблазняется этим еретическим мнением. Даже после заключения Брестской унии Потей подчеркивал, что ее предназначение — обеспечить ззаимное уважение «Русина» и «Рымлянина». Кроме того, огромное значе­ние в публицистике Потея приписывается культурной роли Брестской унии, которая должна была дать «милой Руси» учителей, обеспечить подъем про­свещения и образования.

Преемником Потея стал Иосиф Велямин Рутский, получивший сначала кальвинистское образование дома, затем католическое за границей. В 1603 г. после 12 лет учебы в западных католических центрах Рутский приехал в Вильно и вместе с Потеем стал главным организатором новой церкви. Рутский при­нимал активное участие в религиозных диспутах, основал за свои деньги школу хтя детей, в 1605 г. был назначен ректором униатской семинарии в Вильно. Едва ли не самая известная сторона деятельности Рутского как митрополита - создание Басилианской конгрегации (ордена) монастырей, которая превра­тилась в костяк новой церкви и стала главным насадителем новой разновид­ности христианской культуры.

Совсем другой тип деятеля унии представлен перемышльским епископом Афанасием (Александром) Крупецким. До возведения в епископский сан Крупецкий был мирянином, католиком по вероисповеданию и воспитанию, занимавшим одну из должностей в королевской канцелярии. Только полу­чив королевскую номинацию на перемышльскую кафедру, он принял мона­шеский постриг и новое имя — Афанасий.

Каково было культурно-религиозное воздействие унии на украинские земли Речи Посполитой? Несмотря на очевидное значение этого вопроса соб­ственно научные исследования в этой области буквально единичны. Сущест­вуют лишь исследования по истории богослужения в греко-католической цер­кви, по истории униатских школ и книгопечатной деятельности базилиан. Мы не знаем, каков был характер проповеди и пастырской работы в униатских приходах и каково было, соответственно, влияние унии на народную культу­ру и народную религиозность; в чем состоял отпечаток, наложенный унией на развитие украинского искусства; особенности развития религиозно-фило­софской и научной мысли в элитарных слоях греко-католического духовен­ства. Многое заставляет предполагать, что в религиозной практике и воззре­ниях той части православных, которые перешли в унию, мало что перемени­лось по сравнению с предшествующим периодом.