4.4. Суд и законотворчество

Наверное, второй по важности, лишь слегка уступающей военной, функцией была судебно-административная, то есть свершение справедливого или не очень суда и установление законов.

Безусловно, наместник был единственным судьей, и все судебные иски шли через него и к нему (CCVI.1., CCXXVIII.1., CCXXXI.2., CCXLIX.9). Однако совершенно естественно, что в провинции, где обитали народы, далекие от юридической практики римлян, была другая юридическая система. На какую же тогда опирались наместники, вынося то или иное решение? Так как провинциалы находились в подчинении у Римской республики, то римляне не хотели из-за них заново изобретать велосипед – они относились к провинциалам как к подчиненным и естественно практически не прислушивались к их мнению. Поэтому судили они всех (и римлян и жителей провинций, так как там жили и те и другие) на основе римских законов, законов, к которым сами наместники привыкли. Однако в самой провинции среди населения действовали нормативные акты, к которым привыкли сами жители этой провинции, т.е. далеко не римские.²⁰ Таким образом, получилась достаточно интересная ситуация, при которой римские наместники судили по одной системе законов, а сами провинциалы оценивали свои поступки по другой (кстати, эта двойственность законов и давала повод римским наместникам грабить территории, при этом толком-то и не нарушая римские законы!²¹).

Приравнять обе системы мог только сам наместник. Хотя тут нужно уточнить, что мы понимаем под термином «правнять». Примирить две такие непримиримые юридические системы законов как римскую и провинциальную было невозможно из-за абсолютнейшей несхожесть их обеих, никаких общих точек соприкосновения у них не было. Единственное, что оставалось – оставить и судить лишь по одной системе, и все наместники, конечно же, пользовались более доступной и понятной для них – системой римского права. Однако среди промагистратов был и тот, кто решил провести эксперимент и попытаться решить все имущественные (но не уголовные!) споры на основе законов провинциалов. Мы имеем в виду, конечно же, Цицерона, который первый (и, наверно, единственный) вводит эту практику в массы. Специальным эдиктом, он вводит такую систему: все споры, касаемые имущества разбираются по законам провинции, а вот суд осуществляется все равно на основе римской юридической практики (CCXLIX.15). Но это была хоть какая-то уступка, которая пришлась по душе провинциалам и принесла Цицерону еще больший почет. Отсюда мы можем сделать вывод о том, что выбирать саму систему, по которой стоило судить, было правом наместника, в римских документах нигде это не было закреплено. Тут уже все зависело от желания наместника, от его настроя к провинциалам, от его готовности идти на уступки.

В отличие от военной власти, судебная практика заканчивалась тогда, когда истекал срок наместничества. Как только проконсулом или пропретором становился другой человек, бывший наместник не имел права прикасаться к судебным актам, а тем более, пытаться производить суд (CCIX.6., ССX.3).Он по-прежнему сохранял военную власть, но не имел уже судебной. Этот факт может указывать также на то, что суд был не так важен, как защита.

Однако наместник разбирал не только мелкие споры между провинциалами, он имел и более важные дела, в которые были замешаны как провинциалы, так и граждане римской республики, временно проживающие в провинциях. И если в первом случае еще можно было договориться как-то друг с другом, не прибегая к нудной аудиенции у наметсника, то во втором без его участия уже сложно было что-то решить. У провинциалов, которые были недовольны поведением римских граждан, было два пути решения проблемы: первый – обратиться к наместнику и попытаться решить конфликт на месте, второй – обратиться к наместнику, который решит, что конфликт нужно решать в Риме. Вот тогда для жителей провинции начиналось не очень приятное приключение: им нужно было собрать в дорогу поверенных от городов (CCXXXII.2). Именно поверенные выступали уже в суде в Риме в качестве истцов или ответчиков, однако их снаряжение ложилось тяжелым бременем на, без того обремененные, плечи провинциалов. Поэтому последние предпочитали решать проблемы на месте, где они зависели от наместников, которым, как нам кажется, было бы разумнее и легче решать в пользу своих соотечественников.

Более того, провинции, как правило, были огромны по площади, а наместник всего один. Способы передвижения в I в. до н.э. были не особо развиты, поэтому находится в отдаленных частях своей провинции наместнику приходилось нечасто, и за относительно маленькие сроки (например, год) он не мог посетить всю провинцию. Однако повседневная судебная практика требовала его в самых разных концах провинции. Вот тогда-то и приходила на помощь такая вещь как отсылка своих приближенных в отдаленные уголки провинции с тем, чтобы ставленники промагистратов вершили там суд для римских граждан (CCXLIX.6), от имени наместника, с его одобрения, а ответственность за принятые решения лежала также не на «судье», а на проконсуле. ²² В конце своего наместничества (по крайней мере, так сделал Цицерон, но тут опять отсылка к тому, что Цицерон был далеко не типичным наместником), пропретор объезжал свою провинцию и выслушивал судебные жалобы (CCXLIX.9., CCLVII. 4). Вполне возможно, он не делал это раньше потому, что был занят военными делами. Тогда в обязанности наместника входил постоянный объезд территории с целью выслушивать жалобы и вершить суд (этой точки зрения придерживаются и некоторые исследователи)²³.

Хотелось бы отметить еще и роль сената, так как в спорных делах в решении суда сенат играл не последнюю роль. Опять-таки из писем можно видеть, что зачастую спорные моменты решались по постановлению сената (CCLVII.7), хотя нельзя утверждать, что наместник в таком случае отходил на второй план.

Помимо суда, хочется рассмотреть еще одну важную функцию римского наметсника в провинциях, связанную с судебной очень тесно. Это законотворчество. Любой уважающий себя наместник издавал законы, которые действовали, однако, только в рамках провинции, и центр республики – Рим – не задевали. Во время своего наместничества промагистрат мог издавать два типа документов, имеющих юридическую силу – это эдикты и декреты (CCXXXII.3). Разница между ними была в том, что эдикт носил общий характер, в то время как декрет рассматривал вопросы более детальные и мелкие.

В компетенции наместника было поменять практически все, что было сделано предыдущем наместником по своему мнению и усмотрению. Так, он мог менять даже экономический кодекс. Приведем пример, украденный из писем Цицерона. Он своим эдиктом, ссылаясь на то, что города и так страдали от недомогания из-за поборов во время наместничества Аппия Пульхра, приостановил постройки, возводившиеся в честь последнего, тем самым, освободив жителей от еще одних налогов (CCXLIII.2).

Наместник мог, если он, конечно, того желал, выступать в роли заступника и защитника провинциалов, издавая эдикты, которые ограждали бы местное население от чрезмерных поборов. Так, приводя в пример снова историю из писем Цицерона, хочется отметить, что известный оратор начал контролировать ссуду, которые ростовщики в провинции завышали до небес, однако здесь важно заметить, что Цицерон снизил ее до минимальной отметки, установленной римским законом и одобренной в сенате, а не установил собственный минимум (CCXXXVIII. 2). Но тут мы можем видеть, что наместник, без решения сената мог поднять проценты за ссуду до заоблачных высот.

Таким образом, можно сделать вывод, что и судебная функция и тесно с ней связанная функция законотворчества была той областью, в которой наместник был наиболее свободен. Он в своих действиях практически не контролировался ни сенатом, ни какими-либо другими органами власти, и, по сути, мог творить все, что хотел, уменьшая (до определенной отметки) или увеличивая налоги, причем, чем больше он увеличивал, тем больше уходило промагистрату в личный кошелек. Провинциалы полностью зависели от него и его эдиктов и декретов хотя бы потому, что им некуда было жаловаться – наместник для них и царь, и Бог в одном лице.

4.5. Фискальная функция и управление провинцией

Под конец хотелось бы поговорить о фискальной функции, в которой наместник, безусловно, принимал участие. Взимание налогов выглядело примерно так: самым главным был наместник, но было бы слишком наивно полагать, что он сам ездил по городам и селам, собирая налог. Нет, все было гораздо сложнее. Во-первых, было несколько налогов, которые устанавливались и взимались разными лицами. Например, так называемый пастбищный налог состоял в том, что часть земель сдавалась под пастбища цензором, и этот налог взимался с населения провинции специальным старшинами (CCVI. 3). А вот такие обложения как достаточно жесткие подверные и подушные налоги, собирали сами жители для Рима (CCXXI. 5), а если они не успевали с этим, то сбор назначался откупщикам (которые были римлянами в основном), собиравшим этот налог с особой жестокостью. И вот оба эти класса собирателей – старшины пастбищ и откупщики, находились под покровительством наместника (CCXXXVI.2). В письмах не отражено то, как передавались налоги в Рим, но, скорее всего, все, что было собрано с провинциалов, через наместника отправлялось в Рим (хотя что-то и оставалось в руках промагистрата).

Как можно видеть, в полной власти наместника находились финансы провинции, так как именно он не только брал что-то на свое содержание, но и устанавливал рамки для поборов с населения, а именно налоги.

В любом случае, так как население провинции находилось все же под властью римлян, оно платило им какой-то налог.

Но описанные функции наместника должны были опираться на какую-то стабильность, ведь должность наметсника, прямо скажем, была нервной, причем эта нервная «работа» была вдали от цивилизации, от того, к чему привыкли римляне, которые до этого крутились в высших правящих кругах, а здесь далекая от центра земля, в которую новости доходят месяцами! Однако, несмотря на это, соискателей на должность наметсника было немало, а некоторые (например, не раз уже упомянутый нами Аппий Пульхер) специально ее добивались²⁴. Почему? Тут дело было в том, что наместник был абсолютно свободен в своих действиях, поэтому мог наживаться на добре провинциалов (причем законно!). Как же жил наместник в провинции?

Хочется начать с того, кто его содержал. По Юлиеву закону(CCVIII.3). (закону, выдвинутым небезызвестным Гаем Юлием Цезарем в 59 г до н.э.) предусматривалось содержание местным населением не только самого наместника, но и его свиты (CCXLIX. 5) Эти поборы происходили не только на дневные нужды промагистрата, но и на любые государственные дела, и взимались практически с каждой деревни. Эти взыскания были, как правило, в виде натуральных взиманий, то есть это дрова, еда, нужный для лошадей корм. Не до конца ясен вопрос насчет того, могли ли быть эти поборы в виде денег. Цицерон упоминает не раз, что в его наместничество «не взыскано ни четверти асса», однако тут есть определенная трудность. То ли деньги и вправду брались наравне с продуктами и другими важными для жизни вещами, либо Цицерон образно пересчитывал убытки населения от несения этой повинности, и переводил их в деньги. Нам более представляется первый вариант, хотя мы и не исключаем второй.

Кроме этого наместник полностью распоряжался имуществом провинциалов. Так, он мог отправлять в различные города своей провинции так называемые рекомендательные письма (CCXLIX.7), губительные для кошелька провинциалов, потому что эти письма поддерживали в основном сословие откупщиков, которые чувствовали себя хозяевами положения и наглели, увеличивая проценты из года в год. Более того, на плечи провинциалов ложились немаленькие налоги на содержание войска или должностных лиц на постое, и размещением и тех и других занимался именно наместник (CCXLIX.7).

Промагистрат мог установить, и поборы, которые брались еще и на посольства, отправлявшиеся в Рим для поддержания триумфа, про который мы уже говорили выше. Однако по закону Суллы предусматривалось некоторое ограничение, причем это ограничение устанавливались самими городскими общинами, главы которых писали, сколько общинники хотели бы потратить на то или иное посольство.

Если подводить краткий итог, то провинциал был по рукам и ногам связан волей наместника, потому что фактически над наместником не довлела никакая рука, и его отношения к местным жителям нигде никак не регулировалось.