2.2 Массовый невроз

«от дней великого страха в 1784 году до сентябрьской резни, от падения жирондистов до закона о подозрительных, от conspiration de l’etranger до падения Робеспьера страх был великой движущей силой революции»⁶⁵.

Госпожа Санд рассказывает о происшествии, иллюстрирующем это странное состояния масс: в селе, где жила героиня романа был распущен слух о приближении армии разбойников, в один вечер все крестьяне в панике собрали свои пожитки и покинули дома, но на следующий день жители деревни увидели только наскоро собранный отряд из другого прихода, предназначенный для защиты от разбойников, которые так и не появились. «Этих разбойников кто-то ловко придумал, чтобы отбить у крестьян охоту к революции», - объясняет Санд⁶⁶. А может это просто результат коллективного психоза, заразительной истерики некоторых наиболее неустойчивых индивидов, которым всюду мерещилась опасность в напряженной обстановки беспорядка и ломки старых устоев. Нужно заметить, что некоторые факторы экономической, политической и культурной ситуации вполне закономерно могут вызывать подобные состояния масс.

Лефевр посвятил этому явлению монографию, по его мнению «Великий страх» приходится на июль 1789 года. Крестьяне панически боялись выдуманных полчищ разбойников, и куда более реальной угрозы голода: цены на хлеб росли (а малоземельные крестьяне зависели от поставок, практически, так же как и горожане), заработная плата поденщиков и сезонных рабочих была очень мала, сеньориальная реакция, а неуклюжая политика правительства в отношении рассеянной крестьянской мануфактуры была крайне не гибкой. Также перенаселение и массовая безработица усугубляли положение.

«Народ внушал страх самому себе», городской рынок был театром раздоров и преступлений, часто продавцы принуждались продавать муку по установленным народом ценам, в деревнях нередки были случаи вымогательства, причем занимались этим банды тех же крестьян более других уставших от вымогательств и преступлений против них.

Лефевр указывает на то, что это явление было не единичным: в 1848 году в сельской среде был распущен слух о том что рабочие-«уравнители» идут в деревни отнимать землю и зерно.

Что же касается «коллективного безумия» (на котором настаимают авторы монографии «революционный невроз») то Лефевр не сторонник этого мнения, он считает, что крестьяне уверенные в существовании заговора аристократии, скрывающей указы короля, который препятствует народному восстанию и изменению старых устоев. Крестьяне уверены что они на службе короля и методически разрушают замки сеньоров (конечно, кроме «королевского указа» мотивацией было желание справедливости, жажда отмщения за притеснения, штрафы, конфискации земли). Но крестьяне мирно расходятся если сеньор подписывает акт об отречении, и даже ждут пока отправят документ за подписью, если сеньора нет на месте.

2.2.1 Смерть рядом

Зловещий закон о «подозрительных» вздымал над каждой головой зримый призрак гильотины, это делало всех в какой-то степени философами: «некий Сэран, прокурор, узнав, что на него поступил донос, сидел в ожидании ареста у окна в халате и ночных туфлях и играл на флейте»⁶⁷ (возможно предпочтение всем занятиям игру на флейте связанно с тем, что в тюрьмы запрещалось проносить музыкальные инструменты).

Смерти не просто уже никто не боялся, Франс упоминает о том, что люди сами шли в трибунал с требованием убить их, в монографии Кабанеса и Насса так же рассказывается об эпидемии самоубийств, причем, ей была свойственна даже мода, периодически способ суицида менялся в соответствии с новыми веяньями: «жажде убийства сопутствует жажда смерти»⁶⁸. Что касается тех, кто предпочитал собственный способ умереть гильотине, и успел воплотить свой замысел, был все же гильотинирован уже мертвым.

Санд бросается в историческое философствование « ..эшафот в истории – нечто вроде меры предосторожности, которую всегда держат в запасе для устрашения самодержавной власти. Тем не менее, люди продолжают добиваться ее, а сейчас нет ни одного человека независимо от его политических убеждений, которого остановил бы страх перед смертной казнью»⁶⁹. Абсолютно все персонажи разбираемых романов, нарушающие законы, не задумывались, что могут поплатиться за это жизнью. Скорее всего, жизнь в подобные эпохи становится куда менее ценной, нежели в спокойные времена. Еще один пример вышесказанного: «…фальшивомонетчики карались смертной казнью, но доски для печатания ассигнаций находили в каждом погребе⁷⁰.

Революционный трибунал – далеко не единственный фактор, постоянно напоминающий о смерти. Она была не только в мыслях людей, но и присутствовала вокруг физически: «вдруг из сточной канавы потянуло такой чудовищной вонью, что многих стошнило... Люди затыкали себе нос; поднялся ропот, обменивались отрывистыми замечаниями, в которых сквозило беспокойство и страх. Допытывались, не закопана ли здесь дохлятина, не положили ли сюда злоумышленники отраву, или - это казалось правдоподобнее всего - не разлагается ли поблизости в одном из погребов тело какого-нибудь дворянина или священника, убитого с сентябрьские дни»⁷¹.