В. А. БОСЕНКО-Всеобщая теория развития

науки – о формах движения, о движении, схватываемом со стороны формы), но, как и всякое отрицание, не претендует на самостоятельную сущность и живет не собственной, независимой жизнью, а как свое другое первого, его момент и для него. Иными словами, точно так же, как и общее (всеобщее), бесконечное, необходимое и т. п. живет отрицанием отдельного, конкретного, конечного и т. д., так и уче- ние о всеобщем, бесконечном, необходимом, о всеобщих законах живет той же жизнью и, не становясь над науками и не претендуя на роль науки наук, “метанауки” и т.п., постоянно тяготеет к своей противоположности (своим другим которой она выступает) и разрешению противоречия в целом. Вполне понятно, почему ни одна из конкретных наук ни об одной из конкретных форм движения не в состоянии постичь сущность своей формы движения (необходимость, всеобщность, развитие – как свое другое конкретности, отдельности этой формы) без общей теории развития (логики и теории познания, которая, в свою очередь, есть свое другое конкретного – наук о формах движения).

Понятно и то, почему диалектика – учение о всеобщем развитии – не может как теория развития оставаться без того, чтобы быть применяемой в конкретнознании, по вскрытию действительного развития, т. е. не может не быть теорией познания, постижения сущности всякого движения – развития.

Понятие движения и понятие развития необходимо рассматривать генетически, в тенденции, не менее генетически, чем то, что они выражают (и представляют собой) в действительности, что получили и включили в онтогенез своего существования от реального исторического движения, восхождения, практики. Стало быть, следует рассматривать движение и развитие как единое – но процесс, как одно – но раздвоенное и восходящее (а не разные сущности – но-де сдвоенные, объединенные, соединенные и т. д.).

Точно так же, кстати, следует рассматривать генетически, как единое (но процесс) и учение о движении со стороны формы (о формах движения) – конкретнознание – с учением о всеобщих законах развития всякого движения – всеобщей теорией развития, диалектикой: не идти по пути внешнего (эклектического) соединения, “сочетания” конкрет- но-научных и общедиалектических методов.

Известно, что когда дело доходит до предельно широких понятий, и невозможно дать определение по типу подведения менее широкого понятия под более широкое, эти понятия ставятся в положение открытого ди-

алектического противоречия и таким образом сохраняется выражение внутренней сущности, процессионности, генетичности, тенденции развивательной. Но здесь противоположности не просто противо-по- ставлены и противо-стоят (насмерть) в форме абсолютного взаимоисключения, антиномичиости, или застывают в форме внешности, дуализма (стороны противоречия, по Марксу, не равноправны, и действительного дуализма не существует в природе), а так, что есть, по существу, одна сторона, а вторая лишь ее другое, ее момент, обе переливаются друг в друга, тяготеют друг к другу, взаимопревращаются и взаимовыражаются как одно в другом, через другое и для другого, и обе тяготеют к разрешению.

“Движение” и “развитие” и есть такого типа предельно широкие понятия. И ни о каком внешнем противопоставлении или рядоположности, сосуществовании их не может быть и речи. Неправомерен и сам вопрос о том, возможно или невозможно “ставить знак равенства между ними” (как и вообще со-поставлять). Если речь зашла о “между”, то овнешнения не избежать. “Между” – это уже симптом внешней противоречивости (противоположности). Точно так же и вопрос о том, какое понятие шире, а какое уже, стоять не может, и ответа в таком духе не требуется. На него возможен только один ответ гегелевскими словами: на неверно поставленные вопросы философия не дает ответа.

Есть формы движения (и их превращения, отрицания), кроме которых в мире ничего иного нет и познавать больше нечего. И есть общий закон изменения формы (превращения, самоотрицания, развертывания противоречия) движения, который “гораздо конкретнее, чем каждый отдельный “конкретный” пример этого” [25, с. 537]. Невозможно эти моменты, ступени единого разъединить, противопоставить, заставить друг без друга существовать, сосуществовать, устанавливать между ними сходство и различия, говорить о синонимах и т. п. Попытайтесь, например, форму движения оставить без сущности или наоборот и т.п., не убив диалектику. Свершив подобное, для убиенной придется придумать иное название. Мы можем не докопаться до сущности, не постигнуть источник движения, самодвижение, оставить в содержании своего знания (в относительной истине) форму движения в ее внешности без постигнутой сущности (не дотянуть, не доставить туда в содержание знания объективное развитие), но это наши проблемы углубления знания. Сам же объективный процесс здесь ни при чем. В действительности есть одно. И это одно есть движение (всегда опре-

деленной формы), которое в сущности есть развитие.

*****

Итак, не мышление формирует из себя содержание диалектических понятий и категорий, не от обобщения общих понятий идет формирование всеобщего, всеобщих понятий. И вообще формирование природы общности, самого “тела” понятия, понятийности (любое понятие всегда – общее), т. е. общее понятия (любого), в том числе и специального понятия “общее”, “всеобщее” (понятие о собственно общем), берет свое реальное содержание общности не от того общего, что имеет-де место во многих понятиях, как и не от сходного в вещах и подмеченного познанием, отвлеченного мышлением от чувственных вещей и их особенностей, а от того общего, что формируется, выделывается в самой логике дела, т. е., если так можно выразиться, выдифференцировывается, синтезируется, выкристаллизовывается, интегрируется, образуется и вычленяется в реальном движении восхождения практического дела, в самом ходе его по производству новых, невиданных в природе ранее вещей*, когда и сам механизм обобщения, в свою очередь, обобщается (развитие развивается).

Так и рождается общее для понятия непосредственно в обществен- но-практическом движении, а не в отраженной форме понятийности.

Получается, что содержание и живая жизнь понятий как бы пребывают до и вне самих понятий (по крайней мере, вне мысленных форм), которые, в конечном счете, собственного бытия и развития не имеют. Но “вне их” – это не просто в природных вещах, а в живой жизни человечества, в его общественной, сущностной, практической деятельной жизни и реальных отношениях, в рамках которых людьми осуществляется совместное изменение природы и выделение (также совместное) из нее. Там же – в общественном – и рождается реальное общее понятия вместе с рождением понятия, и продолжает жить – в общественных отношениях обобществившегося человечества. И в этой обобществ-

*Тем самым вещи представляют собой реальный отлет от реальной действительности и на этом основании – реальную возможность превращения материальной вещи в духовную вещь.

В целенаправленной, общественной, человеческой деятельности по общественным потребностям происходят не просто превращения и воспроизведения естественных форм бытия в их единичности, но и превращение их в общественную форму движения и через общественное – в общее понятия как содержание общего понятия.

диалектики [34, с. 318].

Как бы ни казались “продуктами свободного творчества и воображения” [25, с. 582], например, применяемые в исчислении бесконечно малых величин “дифференциалы и бесконечно малые разных порядков”, “для всех этих воображаемых величин природа дает нам прообразы” [25, с. 582].

Но, чтобы стать прообразами, содержанием естественнонаучной мысленной формы, понятия, природные процессы должны получить общественно-практическое воспроизведение – включение в практику. Природа действительно выступает, в конечном счете, виновником образования идеальных форм, но дает она именно прообраз, образ же образуется прежде всего практически, чтобы получить идеальную и с этим уже непосредственно мысленную форму.

“Уверенность, что кроме материального мира не существует еще особого духовного мира, есть результат длительного и трудного исследования реального мира... Результаты геометрии представляют собой не что иное, как естественные свойства различных линий, поверхностей и тел, resp. (соответственно – Ðåä.) их комбинаций, которые в значительной своей части встречались в природе уже задолго до того, как появились люди (радиолярии, насекомые, кристаллы и т. д.)” [25, с. 631].

Но стать теоретической формой, понятием, математической (алгебраической или геометрической) схемой нечто может только через практическое воспроизведение каких-то реальных превращений (кристаллизация и т. п.) по общественным потребностям и целям. А тогда уже возможно всеобщее применение, как будто эти схемы становятся над природными объектами [24, с. 34-44].

Точно так же обстоит дело и с диалектическими формами. То же, например, отрицание отрицания. Как таковое его не покажешь непосредственно бытующим, но в практике, в действии мы делаем именно то, что позволяет осуществляться идеальному вычленению в форме развития, позволяющей говорить: диалектическое отрицание “как раз и есть (рассматриваемое со стороны формы) движущее начало всякого развития: разделение на противоположности, их борьба и разрешение” и т. д. [25, с. 640-641].

Все, что касается обобщения, дифференциации, интеграции, анализа и синтеза как способности мышления, и все, что такого рода проделывается в мышлении и выражается в мысленной и мыслительной форме (как интеграл и дифференциал), содержит все свое содержа-

как дифференцирования и интегрирования, и лишь вместе с этим и вслед за ним мысленное выражение.

Чтобы получить общее, закономерность в чистом виде, не заслоненном частностями, т.е. на таком уровне, когда общий закон конкретнее, чем отдельно взятый переход от одной формы движения к другой, нужно довести этот процесс превращения исследуемых форм движения до общественной формы, до практики, производства. А уже сделанное человеком, воспроизведенное в человеческой деятельности общественное движение той же формы высвечивает общее и “включается” в мысленную форму. От простого взаимодействия, взаимного воздействия, фактического причинения (причинно-следственного) отдельных тел между собой и их обусловленности друг другом здесь, в практическом воспроизведении, в человеческой деятельности происходит восхождение до очищенной от частностей закономерности, выраженной во всеобщей, категориальной, идеальной форме “причинности” (не сводимой ни к одному из конкретно взаимодействующих тел). Выходит, что для получения конкретной закономерности следует не просто наблюдать или проанализировать стихийное природное явление само по себе, а осуществить его воспроизведение в процессе человеческой практической, производственной деятельности. Например, чтобы получить закономерность превращения одной формы движения в другую (теплоты в механическое движение), нужно проанализировать такой переход в процессе произведенного действия паровой машины. Важно не то, что мы видим (можем наблюдать) при превращении различных форм движения друг в друга их связь и обусловленность, а то, что мы практически “в состоянии вызвать определенное движение” [25, с. 544], – “благодаря деятельности человека и обосновывается представление о причинности” [25, с. 545] движения, превращения форм движения, о том, что одно движение есть причина другого и т. д. Однако здесь еще нет доказательства, замечает Энгельс, “эмпирическое наблюдение само но себе никогда не может доказать достаточным образом необходимость” – “доказательство необходимости заключается в человеческой деятельности, в эксперименте, в труде: если я смогу сделать некоторое post hoc (после того – Ðåä.), то оно становится тождественным с propter hoc (вследствие того – Ðåä.). Т. е. если я могу вызвать определенную последовательность явлений, то это тождественно доказательству их необходимой причинной связи” [25, с. 544]. Именно таким образом, через практику, через практичес-

кую деятельность общественную мы в состоянии получить общее, закономерное – от нее, а не от мышления и его работы.

В связи с этим Энгельс обращает внимание на следующее: “Как естествознание, так и философия до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление. Они знают, с одной стороны, только природу, а с другой – только мысль. Но существеннейшей и ближайшей основой человеческого мышления является как раз изменение природы человеком, а не одна природа как таковая, и разум человека развивался соответственно тому, как человек на- учался изменять природу” [25, с. 545]. И мы видели, как происходит восхождение от отдельного взаимного воздействия (причинения) двух тел, отдельного обусловленного превращения двух форм движения к всеобщей категории причинности (формы человеческой деятельности, идеального выражения общественных отношений). Опосредствующим в таком восхождении является человеческая общественная практическая деятельность по воспроизведению естественного процесса и вызыванию его по общественным потребностям и воле человека.

Механизм вышеупомянутого превращения в идеальные формы воспроизведения воспроизведения хорошо виден на примере с так называемой “идеальной паровой машиной”. Внимательно вникая в то, что Энгельс так называет, можно заметить, что это не создание головы, мысли, а детище практики, в ходе которой самая обыкновенная, банальная паровая машина, сделанная человеком (общественным) вещь, порождает некоторое другое себя в форме общности. Заметим, то, что зовется “идеальной паровой машиной”,– не продукт нашей идеализации, моделирования и т. п., осуществляемых головой, мышлением. И живет она не в сфере мышления, воображения, сознания, а в самой реальной машине и без таковой была бы невозможна, т. е. это та же самая реальная машина, сделанная человеком “духовная âåùü”, которая в ходе своего общественно-необходимого функционирования осуществляет некоторое саморазличение и как бы отделяет себя от самое себя и противополагает себе как свое отрицание, как момент себя, как свое другое собственного бытия в форме отрицательности: “не-отдельное”, “не-конечное”, “не-единичное” и – таким образом – общее, совершенно не имеющее смысла без отдельного, но и не сводимое к нему, живущее его отрицанием. Таково общее – в некотором роде “машинность”, если можно так выразиться, а не просто отдельная определенная, данная машина. И объективное непосредственное

основание здесь не физическое строение, не структура, не естественные отношения деталей, а общественные отношения, в которые включен этот агрегат, функционирование по человеческому типу, по потребностям, общественным целям в человеческой практике и в общественных отношениях. Это – нечто вызываемое практикой и ее потребностями и никакого самостоятельного значения не имеющее. Его способ существования – не иметь непосредственного существования, бытия, а быть формой отрицания последнего, т. е. áûòü формой небытия в единстве бытия

èнебытия. Его удел быть “своим другим” реальной, но включенной в общественные отношения вещи.

“Идеальная машина” не совпадает ни с одной из реальных машин, ни со всеми вместе взятыми, и тем более она не результат отбора сходных признаков всех машин и построения общего, способного охватить собой все отдельные машины, подпадающие под общий термин, родовое понятие и т. п. Как подчеркивает Энгельс, 100000 машин показывают то общее, закономерное, что содержится в машине, не больше, чем одна машина.

Вместе с тем здравый рассудок, аналитический метод, формальный подход так и спешат предложить свои услуги в объяснении данного феномена в духе т. н. идеализации и т. п.

Основание для идеальной машины заключается уже в том, что материальная машина – это не просто некая физическая вещь и сумма ее составных частей, винтов, шатунов и т. д., а “духовная вещь” (духовная, но вещь – вот оно, диалектическое противоречие), не просто строение, структура, составленная из металлических или других деталей (как, например, и стол – это вовсе не собрание физико-химических структур, из которых он составлен). “Столовость” стола, как и “машинность” паровой машины, вовсе не в строении, не в природном ка- честве деталей (и их физических, естественных отношений), из которых данное нечто смонтировано и скомпоновано, а совсем в ином. И это иное по существу есть общественная сущность (общественные отношения), вытекающая, по Марксу, из практического общественного функционирования (а отношение – это противоречие). Известно, что железная дорога, по которой не ездят, – не железная дорога. Зна- чит, суть ее как таковой не в “железности”. Это не ферум-дорога. Здесь на первый план выступает то, что она “средство” для осуществления действия по общественным целям, потребностям и отношениям. Так

èлюбая машина, на которой не работают, которая не действует по че-

ловеческим воле и общественным потребностям, вообще не является машиной, а выступает просто как сочетание, конгломерат металли- ческих соединений, химических реакций, механических деформаций. И в этом общественном функционировании вскрывается ее общее, закон ее действия (даже физического действия).

Лишь исходя из энгельсовского предостережения о том, что только в практическом воспроизведении вещей мы можем получить необходимость, закономерность, общее как форму проявления необходимости, можно понять, как это возможно, не сводить суть машины к ее физической структуре, составным частям и отбросить все безразлич- ные для главного процесса побочные обстоятельства, заслоняющие основной процесс (а в нашем случае – это развитие*) и получить последний в “чистом” (идеальном, общем) виде, в форме идеальной машины, в форме функционирующего закона без формы существования (идеального развития, всеобщего и т. п.). И дело это не просто ума, головы, мышления, а реального движения практического дела по общественным потребностям и целям, которое (практическое дело) и включается в полное определение предмета.

Одна из особенностей диалектического развития в том и заключается, что любая из более простых форм движения, лишь будучи доведенной до уровня общественной формы движения и включения в нее, в ее способ существования, раскрывает свою сущность и место в системе саморазвития необходимости. Лишь доведенная до общественной формы движения, до воспроизведения в этой высшей форме движения, любая из форм, как сделанная общественным человеком и функционирующая по общественным целям и потребностям, в состоянии снять все свои особенности и частности и предстать как общее, как закон, который высвечивает в движении этого функционирования (ведь общее – это общественное, в конечном счете). Именно таким образом возможно получить в обыкновенной паровой машине то, что заключено в полном определении понятия машины, – сформулированное К. Марксом и относящееся к любой из машин, начиная от паровой и кончая кибернетической. И это будет та самая общественная сущность, безразличная к строению и деталям, из которых она изготовлена (шатуны, коленчатые валы, реле, полу-

*Хотя для этого нужно найти не паровую, а иную реальную “машину”, которая в состоянии была бы воспроизводить (по общественному типу) не только физико-механи- ческое движение, но движение всех форм в их превращении во все другие и отделять от себя идеальную форму себя на уровне всеобщего развития. И такая “машина” есть.