Введение в философию и методологию науки_Ушаков Е.В_2005 -528с

ся. Он должен уметь передать свои операционные навыки с достаточной степенью точности. Иными словами, в науке интеллектуальная технология получения знания не менее важна, чем само содержание знания.

4. Самокорректируемый. Существенной чертой научной деятельности является то, что она направлена не только на познание окружающего мира, но и в определенном смысле сама на себя: она повышает свою собственную рациональность. Это такая познавательная деятельность, которая одновременно ищет способы увеличения своей собственной эффективности. Научный поиск самокорректируется, исправляет собственные ошибки, самосовершенствуется. Это достигается за счет присутствия устойчивого импульса сознательности, или рефлексивности, в научном поиске. Степень осознанности имеющегося положения дел может изменяться в различной степени. Предельной степенью рефлексивности научного познания является специально осуществляемый методологический анализ научной деятельности;

5.Поступательный. Научный поиск никогда не останавливается на достигнутом. От наличных теоретических структур, от достигнутого уровня знания он движется вперед, к еще не познанным областям, стремясь расширить сферу своих владений. Научная деятельность ориентирована на постоянный прирост знаний, на новации и открытия. Пожалуй, впервые в XX в. это осознал и выразил в четкой форме Карл Поппер: не столько неизменные и универсальные критерии единственно правильного научного метода, сколько постоянный рост знания является сущностным параметром научной деятельности. Методологические ориентиры могут меняться, но рост научного знания должен продолжаться непрерывно. Только в этом случае, согласно К. Попперу, наука продолжает оставаться наукой. Однако поступательное движение науки не означает, что наука линейно (или кумулятивно, от лат. cumulare — «накапливать») прогрессирует, прибавляя новые знания к прежним, записанным в актив вечных и непоколебимых истин. Нет, наука постоянно пересматривает свое содержание. Но стабильным остается само стремление к постоянному расширению предметной сферы, росту знания, усовершенствованию теорий, выходу к более высоким ступеням общности и более широким возможностям приложения;

6.Творческий. Ничто так не чуждо духу науки, как шаблоны и стереотипы. Научная деятельность — это в конечном итоге творчество познания (§ 4.7).

Итак, научная деятельность по своему характеру представляет собой имеющий социально-коммуникативную природу, базирующийся на принятых научным сообществом нормах, активный и целеустремленный, осуществляемый обоснованными и контролируемыми методами,

самокорректирующийся, ориентированный на прирост и усовершенствование знаний, поисковый творческий процесс.

Цель.

Вопрос о целях науки непрост. При внимательном рассмотрении оказывается, что научную деятельность трудно свести к какой-то единственной цели. Она работает с некоторой совокупностью целей, которая к тому же изменяется с ходом времени. Кроме того, за понятием «наука» мы должны видеть весьма разнородное семейство дисциплин, цели которых могут значительно отличаться.

Попробуем разделить с определенной долей условности цели науки на внешние (прикладные) и внутренние (теоретические). Прикладные цели — наиболее очевидные и чрезвычайно важные. Прикладные цели задаются актуальными потребностями общества; ведь сама жизнь постоянно ставит перед наукой конкретные научно-практические задачи (освоение новых источников энергии, борьба с заболеваниями и т.д.). В этом смысле можно было бы считать, что целью научной деятельности вообще является решение актуальных общественно значимых познавательных задач. Однако научная деятельность не только решает предлагаемые ей извне проблемы и задачи, но и сама активно создает их. Это очень важный момент, ведь внутренняя жизнь науки достаточно автономна. Наука шагает от одной проблемы, которую она ставит сама себе, к другой. Это напоминает то, что И. Кант в своем этическом учении говорил о нравственном сознании — о свободном человеческом разуме, который подчиняется моральному закону, причем этот закон разум дает сам себе. Познающий разум, как и разум нравственно-практический, тоже свободен. Особенно ярко видна свобода научной деятельности в т.н. фундаментальных научных исследованиях.

Для того чтобы понять, какие же цели ставит перед собой фундаментальное исследование, необходимо вспомнить античные истоки науки — тот незамутненный практическим интересом и ориентацией на сиюминутные выгоды, чистый созерцательный дух древнегреческой мысли. В античности существовало различие между «эпистемэ» (episteme) и «тэхнэ» {techne). «Эпистемэ» — область чистого познания; в «тэхнэ» {techne — «умение, ремесло») акцент поставлен на практическую применимость, действенность. Античная наука в абсолютном большинстве своих проявлений была ориентирована именно на созерцательное, «теоритически» начало {episteme). Ее «теоритичность» — это особая нацеленность человеческого разума на познание самых глубоких законов мироздания, на понимание начал бытия. Познание законов мироздания в теоретически-созерцательном смысле не ставит прямой целью получение каких-то прикладных результатов; теоретическое познание является самоцелью, подобно тому как человек погружа-

ется в мир искусства ради самого искусства. Созерцательный смысл фундаментальной науки приближает ее к сферам самых возвышенных состояний человеческого духа: к искусству, нравственности, религии.

Не секрет, что в последнее время этот высокий теоретический дух нередко «выветривается». В обществе, ориентированном на быстрый практический эффект, на потребности массового потребления, люди начинают смотреть на науку лишь как на инструмент для улучшения материального уровня жизни. Такая установка игнорирует собственную внутреннюю жизнь научной деятельности, грозит превратить науку в средство «быстрого реагирования» на ежеминутно и хаотически меняющиеся проблемы

ипотребности. Однако в своих автономных, внутренних целях научная деятельность была и все-таки остается метафизически ориентированной,

созерцательной.

Итак, решение познавательных задач научно-практического вида, задаваемых ей совместным действием социальных потребностей и собственной логики продвижения, и фундаментально-теоретического вида можно считать ближайшими специфицированными целями науки.

Существует ли единая охватывающая цель науки, которая сохраняется постоянной над обновляющимися специфицированными целями и руководит самим научным проектом? Эта тема сегодня является предметом дискуссий. Охватывающей целью, которая наиболее согласуется с нашими интуитивными представлениями о научном проекте, можно, конечно, считать достижение истинного знания об окружающем мире: получение объективных законов, точных значений, истинных объяснений, восстановление подлинной картины исторических событий и т.п. Однако есть

ивозражения на этот счет. Укажем два из них.

1.В реальной научной практике полученные отдельные фрагменты истинных знаний вплетаются в новые программы исследований, подхватываются и поглощаются теоретическими конструкциями, которые преследуют более объемлющие познавательные цели. Иными словами, наука не останавливается на достигнутых фрагментах истинного знания самого по себе, а продолжает развертывать новые серии вопросов. Поэтому характеристика цели науки как просто получения истинных знаний оказывается недостаточной.

2.Характеристика цели науки в терминах истинности, объективности, реализма отсылает к новым проблемам, связанным со сложностью самих этих понятий; ведь данные понятия кажутся самоочевидными лишь на первый взгляд. Вопросы о критериях истинности, об онтологическом статусе гипотетических сущностей, о том, что такое реальность

ит.п., как правило, постоянно оказываются непреодолимо дискуссионными.

На основании трудностей подобного рода некоторые исследователи (Л. Лаудан и др.) выдвигают тезис, что не существует единственной цели, которая охватывала бы все науки, а есть подвижный комплекс целей, создающийся и пересматривающийся в ходе самой научной деятельности. В этом утверждении есть определенный резон: говоря только о ближайших целях науки, т.е. о целях специфицированных, постоянно обсуждающихся и корректирующихся в ходе научной работы, мы избегаем приписывания науке каких-либо запредельных или недостижимых целей1.

Противоположным тезисом является утверждение о том, что все же научному проекту как таковому может быть приписана общая регулятивная цель, которая, конечно, специфицируется в ходе научного продвижения. Она задает базовые ориентиры научной деятельности, оставляя достаточно простора для вариаций в конкретных дисциплинах.

По всей видимости, второй подход все же выглядит более естественном с точки зрения наших предположений о том, что научный проект есть нечто цельное и стремящееся в одном направлении. В этой связи заслуживает внимания уточнение, которое делает Ф. Китчер (см. также § 4.5): цель науки — не просто истинное знание, а достижение существенных истин. Нам не нужны точные сведения сами по себе; нам нужны знания, которые отвечают на существенные, важнейшие для нас глубокие вопросы. Ф. Китчер метко указывает по этому поводу, что если мы просмотрим научные журналы 50-летней давности, то увидим там множество выводов, которые часто (с нашей сегодняшней точки зрения) сформулиро-ваны в странных терминах, но в принципе правильны; однако они нас сегодня уже не интересуют, они не кажутся больше существенными2. Таким образом, наука свободно варьирует внутренние цели, но ее инвариантным регулятивом является достижение истинных и существенных, глубоких знаний о мире.

Предмет.

На что направлена научная деятельность, что является точкой ее приложения? Самый простой ответ, который напрашивается, — это реальность. Научное познание направлено на достаточно разнородную совокупность предметов, явлений, процессов окружающей действительности. Многие из этих феноменов попадают в поле зрения человека в процессе его повседневной жизнедеятельности, например, это растения, минералы, вещества и т.п. Свойства этих предметов изучают соответствующие науки: биологические, геологические и т.д. Однако наука занимается и такими объектами, которые

не могут появиться в повседневности, а являются производными от самой научной деятельности, открываемыми или даже создаваемыми ею. Например, таковы объекты микромира, процессы далекого прошлого, абстрактные математические структуры. Язык, который использует современная наука, часто оказывается весьма далеким от сфер повседневного мышления.

Утрата наглядности, понятности предметов научной деятельности стала причиной напряженных дискуссий рубежа XIX-XX вв. об отрыве науки от твердой почвы опыта, о природе научного знания вообще. (В это время, собственно, и появились первые специальные работы по философии науки.) Эта проблема сохраняется и до сегодняшнего дня. Действительно, вследствие гигантского усложнения научной деятельности наука замыкается в своем содержании. Связь с другими сферами человеческой деятельности становится затрудненной. Если, скажем, музыкальный концерт или выставка картин принципиально открыты для всех, то на симпозиуме по космологии постороннему, непосвященному человеку просто нечего делать. Для того чтобы понимать, чем занимается наука, нельзя быть «посторонним» ей; нужно как бы уже находиться внутри ее способа мышления, смотреть на мир с ее точки зрения, компетентно пользоваться ее специальным языком. Сегодня для полноценного понимания того, что в действительности является предметом научного исследования, необходимо иметь соответствующее серьезное образование. Но даже это не гарантирует однозначности в толковании научного знания: ведь одно и то же содержание, весьма далекое от наглядных представлений, может быть осмыслено по-разному, например промоделировано на совершенно различных интеллектуально-предметных средах. Отсюда берет свое начало проблема интерпретации научного знания, его понимания не только непрофессионалами, но и самими учеными.

Предмет научной теории, т.е. то, о чем в действительности говорит теория, называется ее референтом. Проблема референта научных теорий — это проблема поиска реальности. О какой реальности говорит наука? Что в действительности соответствует сложнейшим абстрактным объектам? В настоящий момент проблема референта научных теорий далека от удовлетворительного решения. В философии науки существуют два противоположных течения, равно убедительно защищающих свои положения: реалистическое и антиреалистическое. Реалистическое направление в целом утверждает, что терминам научных теорий соответствует нечто, существующее в реальности. Антиреализм же полагает, что соотношение реальности и научной теории более сложное, неопределенное или даже непознаваемое. Каждое из этих направлений неоднородно, имеет различные версии. Наиболее известными фигурами в западной философии последних десятилетий XX в. являются в реалистическом течении X. Патнэм, в антиреалистическом — М. Даммит.

В современных обсуждениях тем научного реализма особо подчеркивается роль технологий в теоретическом конструировании картины исследуемой реальности. Это т.н. концепция конструктивного реализма (Я. Хакинг, Р. Гир и др.). В ней акцентируется тот момент, что сегодня в научных областях, далеких от наглядности, реальностный статус сущностей, вводимых наукой, зависит от научно-технического контекста. Если мы обоснованно утверждаем, что некий объект существует, то мы должны уметь обращаться с ним с помощью современных технологий. Или, как выражается Я. Хакинг, если сегодня физики умеют напылять электроны, значит электроны действительно существуют. Объект, который еще вчера вводился только гипотетически, сегодня, погруженный в сферу технологических возможностей, сам становится средством для дальнейшего научного продвижения, для изучения других сущностей1.

Мы не будем вдаваться в подробности дискуссий реализма / антиреализма. Выскажем лишь общий взгляд на эту проблему. Сама эта проблема — следствие специфики научного познания, ведь научное знание растет и структурируется по своим собственным законам. Скажем, гипотетические сущности или абстрактные объекты вводятся в теорию так, как этого требуют интересы самой теории. А они могут превалировать над потребностью пошаговой «привязки» к непосредственному опыту. Проблема референта теории возникает в науке тоже из сугубо внутренних, концептуальных соображений. Так, обострение интереса к референту теории происходит в ситуациях значительной модификации научного продвижения, выхода к новым горизонтам науки; в этих обстоятельствах усложняется проблема интерпретации научного знания. (Яркий пример — ситуация с квантовой механикой.) Но ведь и предметы повседневного опыта наука берет не целиком, как они есть, не во всем бесконечном многообразии свойств. Они тоже берутся под определенным теоретическим углом зрения, и, в принципе, уже здесь можно увидеть начало проблемы референта теории.

Итак, наука активно формирует собственный предмет изучения. Это одно из проявлений концептуальной свободы научного поиска. Но свобода — дорогая вещь, за нее приходится платить постоянной борьбой со специфическими проблемами.

Средства.

Точно так же в ходе самой научной деятельности, как бы внутри нее, формируются и разрабатываются специальные средства научного позна-

ния: язык, концептуальные структуры, материально-технические средства (приборы, инструменты, технические установки). С усложнением научной деятельности усложняются и ее специальные средства. Так, конструирование экспериментально-технических установок само базируется порой на весьма глубоких теориях, на концепциях высокого уровня абстракции. Сегодня для многих областей научной деятельности характерно замысловатое переплетение, взаимодействие теории и исследовательских средств.

Ценность.

Какая базисная ценность является смыслообразующим началом научной деятельности, главным идеалом научного знания? Несомненно, эта фундаментальная ценность — истина. Научное познание нацелено на обнаружение, постижение и раскрытие истинностных параметров бытия, на достижение, как говорилось выше, существенных и глубоких истин о мире.

Но сама по себе проблема истины очень сложна. Мы будем обсуждать эту тему в следующем параграфе.

Кроме истины, современная философия науки рассматривает ряд других важнейших ценностей, релевантных научному познанию. К ним относятся: аппроксимативная истина, простота, непротиворечивость, согласованность с опытом, широта охвата, информативность, предсказательная точность, объяснительная сила и т.п. Их принято называть когнитивными ценностями.

0.6. Проблема истины

Научное знание в ходе научных исследований проходит специальную проверку на истинность. Истинностная характеристика какого-либо предложения — это его свойство быть истинным или ложным. Истинная научная теория должна содержать только истинные предложения. Все это кажется интуитивно ясным и вполне правильным.

Однако при попытке выяснить, что же такое истина сама по себе, и по каким признакам мы устанавливаем истинностные характеристики, мы сталкиваемся с серьезными трудностями. Проблема осложняется тем, что научные представления постоянно меняются в ходе истории. То, что еще вчера считалось самоочевидной истиной, сегодня может быть отброшено как ложное; где же тогда гарантии, что сегодняшние истинные представления не будут отброшены завтра?

Для более близкого изучения проблемы истины необходимо сразу же четко различить два момента: определение истины (как понятия) и критерии истинности:

1)определение истины — это ответ на вопрос «что такое истина?», т.е. что мы вообще понимаем под свойством «быть истинным»;

2)критерии истинности — это какие-либо процедуры (способы, приемы), пользуясь которыми мы действительно можем отличить истинные предложения от ложных, истинное знание — от заблуждения.

Проблемаопределенияистины

Существует классическое определение истины, которое было сформулировано еще в античности. Согласно этому определению истинное знание— то, которое соответствует действительности. Это определение называют также аристотелевским.

На основе классического понимания истины может быть построена некоторая концепция истины, которая систематически развивала бы это исходное понимание, выводила бы из него дальнейшие следствия и могла бы даже предложить какие-то критерии истины. Концепцию, основанную на классическом понимании, называют корреспондентной теорией истины (от лат. correspondere — «соответствовать», «согласовываться»). На самом деле подобная теория не является четко сформулированным учением. Это, скорее, лишь общий подход, в рамки которого укладываются те или иные системы представлений. Например, в начале Нового времени Р. Декартом была выработана концепция истины, которая может быть отнесена к корреспондентной теории. С его точки зрения, человеческому разуму присуща некоторая совокупность ясных и отчетливых идей, которые истинным образом соотнесены с реальностью.

К достоинствам корреспондентной концепции относится то, что понимание истины как соответствия знанию реальности является, по-видимо- му, наиболее соответствующим нашим интуитивным представлениям об истине вообще, т.е. наиболее адекватно отражает то, что мы имеем в виду, используя понятие «истина». Однако современное состояние корреспондентной концепции истины неоднозначно.

С одной стороны, эта концепция была существенно уточнена известным польским логиком Альфредом Тарским. Это действительно выдающийся результат современной логики. Так, К. Поппер высоко оценивает теорию А. Тарского, указывая, что она устранила все подозрения насчет того, что корреспондентная теория может оказаться логически противоречивой или бессодержательной либо вообще излишней, так что без нее можно было бы обойтись1. Помимо прочего, она возродила объективизм, который защищает и сам К. Поппер.

С другой стороны, за время существования этой концепции накопились и определенные трудности. Так, в настоящее время многие аналитики считают, что из классического понимания истины трудно получить

достаточно внятные критерии истинности. Трудность содержится в самом понятии «действительность», ведь, строго говоря, мы никогда не прикладываем знания к самой действительности. Мы можем сравнивать только одни утверждения с другими утверждениями же, принимая одни из них и отбрасывая другие. Понятие об истинностных характеристиках рождается внутри специфического концептуального контекста, а не путем прямого приложения знаний к самой действительности.

На основе представления об истинности знаний как об их особом внутреннем свойстве было предложено другое понимание истины — когерентная теория истины (лат. cohaere — «быть связным, сцепленным, прочным»). Согласно данной теории истинными являются те знания, которые внутри самого теоретического контекста согласованы друг с другом и могут пройти проверку на другие свойства: непротиворечивость, связность, обоснованность и т.н. В философии Нового времени приверженцем этого подхода, в противовес Р. Декарту, выступил Г. Лейбниц. Если у Р. Декарта идеи сознания напрямую связаны с реальностью, то у Г. Лейбница идея, чтобы считаться истинной, должна быть логически непротиворечивой именно как идея. Сам наш опыт — это нечто цельное, связное; опыт представляет собой единый внутренне согласованный контекст. Формулируя свое понимание истины, Г. Лейбниц говорит: «Мы должны принимать за истину согласие наших феноменов друг с другом»1. Лейбниц критикует декартовские критерии истины за их неэффективность, утверждая, что они не работают в реальном теоретическом контексте.

И действительно, достоинством когерентной концепции истины является то, что она сосредоточена на изучении самого теоретического контекста, на сравнении одних предложений с другими, т.е. находится ближе к реалиям научного мышления с его процедурами аргументации, отбора гипотез, проверки на непротиворечивость и т.п. Это означает, что когерентная теория истины, по сравнению с классической, обладает лучшими возможностями для выдвижения содержательных работающих критериев истины.

Однако следует отметить, что корреспондентная и когерентная теория истины не противоречат друг другу. Так, у Г. Лейбница концепция истинной идеи как логически возможной совместима с классическим пониманием истинной идеи как соответствующей реальности. Можно сказать, что они даже дополняют друг друга: классическая акцентирует внимание на объективной реальности, когерентная — на внутренних характеристиках теоретического контекста. (В дальнейшем (§ 3.5) мы рассмотрим одну из попыток объединения корреспондентных и когерентных требований в рамках одной модели; речь будет идти о подходе Л. Лаудана.)

Но есть и третий подход, отрицающий два первых. Этот подход связан с неприятием и критикой самого понятия истины. Его можно назвать элиминационным (от лат. eliminare — «выносить за порог»; «выгонять»). Например, активным противником понятия научной истины выступает современный философ Бастиан вон Фраассен в книге «Научный образ» (1980). Он утверждает, что, строго говоря, цель науки — это не достижение некоей предельной истины, а создание эмпирически адекватных теоретических конструкций. В сущности, согласие с опытом — это наибольшее, чего мы можем достичь. С этой точки зрения понятие эмпирической адекватности является более четким и более релевантным для понимания научного проекта, чем нагруженное всевозможными добавочными смыслами традиционное понятие истины.

Неприятие, «изгнание» самого понятия истины как главной когнитивной ценности имеет своей целью устранить те действительные трудности, с которыми связано понятие истины. Если мы отбрасываем понятие истины вообще, то нам необходимы другие характеристики, например мы можем настаивать на том, что нам нужна не истинная, а приемлемая научная теория. Тогда устраняется и острота проблемы истины: тогда просто мы сегодня считаем одну теорию самой удачной, или самой приемлемой в данных обстоятельствах, но завтра, в другой ситуации, более приемлемой станет другая теория. Снимается острота «вечной» проблемы истины, отпадает понятие «вечных истин» вообще как не соответствующее реальному ходу науки.

Требование заменить истинностные характеристики теории понятием приемлемости базируется, помимо прочего, на том соображении, что всякая теория не может остаться плодом индивидуальной работы, а должна пройти проверку у научного сообщества, быть им принятой. Концепция, которая вместо понятия истины предлагает понятие интерсубъективного

согласия, носит название конвенционалистской (лат. conventio — «соглашение, договор». Это одна из разновидностей элиминационного подхода. Конвенционалистская концепция достаточно притягательна и, надо признать, стройна логически. Она значительно упрощает подход к проблеме истинности научной теории: подобно тому как мы не спрашиваем у законов, действующих в обществе, законы ли они на самом деле и как они связаны с реальностью, а просто принимаем их, соглашаясь считать их законами, примерно так же обстоит дело и с теориями, которые научное сообщество соглашается считать приемлемыми, неплохо подтвержденными, эмпирически адекватными и т.п.

К недостаткам же конвенционалистской концепции (и всего элиминационного подхода) относится то, что она не решает трудности концепций истины, а в некотором смысле избегает их. Так, она игнорирует тот

момент, что всякая научная теория принимается сообществом именно как соответствующая реальности, в крайнем случае — как наиболее правдоподобная и т.п. То есть научная теория оценивается самим научным сообществом именно в терминах истинности и связанных с ней понятий, что вновь возвращает нас к проблеме истины.

Таким образом, трудности с определением понятия «истина» остаются. Итак, основные концепции, связанные с пониманием понятия «исти-

на», это:

1)корреспондентная (классическая). Истина как соответствие представлений реальности;

2)когерентная. Истина как внутреннее свойство самих знаний, теоретического контекста, в котором они находятся;

3)элиминационный подход. Истина — неопределенное понятие, ведущее к трудностям. Необходимо искать более удачные понятия: например, понятие соглашения (конвенционалистская концепция) или иные заместители.

Проблема критериев истины

Каковы критерии истины? С помощью каких процедур мы можем отличить истинные предложения от ложных?

Реально в научном познании используется достаточно большая и разнородная совокупность различных критериев, оценок, содержательных соображений. При оценке приемлемости той или иной системы утверждений они используются, как правило, комплексно, и заключение производится на основе совокупности этих факторов, включающей рассмотрение конкретных обстоятельств данного вопроса.

Можно попробовать выделить основные группы критериев, действующих в научном познании. Рассмотрим следующие четыре группы критериев.

1. Критерии, связанные с когерентным пониманием истины. Эти критерии чрезвычайно важны; они проверяют научное знание на предмет его обоснованности, внутренней согласованности, совместимости с общим теоретическим контекстом. К ним относится прежде всего критерий логической непротиворечивости. Заметим, что он имеет решающее значение в математических науках, поскольку там мы не имеем возможности проверить математические положения согласием с эмпирическими данными. Более того, норма непротиворечивости может быть там не только критерием истинности, но и критерием существования математического объекта. Так, А. Пуанкаре в свое время выдвинул принцип, согласно которому следует считать существующим тот математический объект, описание которого свободно от противоречий. Родственным принципу Пуанкаре является введенное Г. Лейбницем требование логической возможности

той или иной идеи как критерий ее истинности. Далее, к когерентным критериям относятся такие, как внутренняя согласованность положений теории между собой на основе каких-то содержательных положений и концептуальных соотношений, общая связность теории. Кроме того, важнейшим для теории является требование согласия с фактами, с данными опыта. Заметим, что это требование одновременно относится и к классическому пониманию истины, и к когерентному, поскольку сам опыт, как гласит приведенное выше изречение Г. Лейбница, представляет собой «связный контекст».

2. Следующая группа критериев связана с расширенным контекстом научной деятельности, ведь научное познание не замкнуто в своих предметных областях, и их содержание несамодостаточно. Научное познание, как мы говорили, содержит широкий пласт предпосылочного знания, неявных допущений, оно насыщено метафизическими положениями и т.п. Требование согласия с расширенным контекстом научной деятельности существенно, т.к. факторы из этого контекста тоже могут приобретать важное значение в оценке той или иной теории.

Что включается в этот расширенный контекст? Это обширная совокупность общепризнанных положений. Прежде всего это фундаментальные онтологические представления: идеи о структуре материи, об основных сущностях мира. Они представляют собой, как уже говорилось, метафизический фон науки. Подобные общие положения существенно сказываются на представлениях ученых о том, что истинно, а что нет. И. Лакатос описывает особое интуитивное чувство «правдоподобия» теории, когда мы убеждены, что она действительно выглядит истинной — мы чувствуем, «что, например, полевая концепция А. Эйнштейна интуитивно ближе к Замыслу Вселенной, чем концепция ньютоновского взаимодействия тел на расстоянии»; или «интуитивно чувствуем», что (цитируя Т. Куна) «последние основания природы больше похожи на поля, чем на вещество и силы»1. Далее, большую роль в расширенном контексте научных теорий играют и эстетические соображения. К ним относятся такие, как чувство «красоты» теории, ее гармония, совершенство, простота, богатство взаимосвязей, особое чувство «удовлетворения», или «эстетического наслаждения», которое вызывает теоретическая система. Так, в свое время А. Эйнштейн говорил о внутреннем совершенстве теории как важнейшем критерии ее истинности. В расширенном контексте порой значительную роль играют прелигиозные представления. Так, в Средневековье и даже в начале Нового времени согласованность мнений ученых с Писанием и с теми или иными теологическими воззрениями имела принципиальное значение.

3.Группа внетеоретических критериев. Смысл их использования состоит в том, чтобы вообще выйти из познавательного контекста и оценить правильность той или иной теории на основе внетеоретических соображений. Таким оценочным контекстом становится практическая сфера. Это означает, что следует проверять эффективность теории в действии. Если теория показывает свою действенность на практике, то это существенный аргумент в пользу ее истинности. Помимо практической пользы и эффективности, серьезное значение приобретают и такие критерии, как удобство и простота теории в использовании, широкая приложимость.

4.Конвенционалистские факторы. При оценке теории в расчет принимаются и соображения, связанные с интерсубъективной приемлемостью, принятыми соглашениями. Так, сказываются соглашения сообщества насчет терминологии, выбора аксиом, принятых методов верификации, стандартов понимания и объяснения.

Поискиуниверсальной концепции истины

В завершение нашей темы вкратце рассмотрим ряд получивших известность философских направлений, пытающихся предложить последовательные концепции критериев истины.

Поскольку в научном познании используется, как мы видели, множество критериев истины, естественно возникает вопрос о наличии решающего критерия, о главенстве какой-либо группы факторов из вышеперечисленных. Действительно, в философской литературе отражены различные попытки сформулировать единую теорию определения и критериев истины. Разберем некоторые из них. Это поможет нам получить представление

округе философских дискуссий, касающихся этой сложной темы.

1.Прагматистская концепция. Свое название она получила от направления американской философии, называемого прагматизмом и связанного с именами прежде всего Ч. Пирса, Дж. Дьюи, У. Джемса. Отталкиваясь от их идей, она ставит акцент на внетеоретических критериях, считая критерии практической действенности, полезности, эффективности решающими. Однако эта концепция подвергалась критике но ряду пунктов. Прежде всего, действенность теории на практике все же не является гарантией ее истинности. На самом деле ситуация оказывается сложнее. Например, знаменитый врач XVI в. Парацельс успешно применял соли железа для лечения анемий, но теория, обосновывающая его действия, сегодня не выдерживает никакой критики. Кроме того, прагматистская концепция, пытаясь элиминировать понятие истины, сохраняет все отмеченные выше трудности, связанные с элиминационным подходом. И наконец, еще одна проблема состоит в том, что применение внетеоретического критерия все равно ведь нужно переформулировать в теоретическом виде: на

основе проверки научной теории практикой мы все равно формулируем теоретическое заключение, что теория истинна. Это возвращает нас как минимум к критериям когерентной концепции истины.

2. Марксистская концепция. Данная система представлений развивалась преимущественно в отечественной философской литературе советского периода. Согласно этой концепции, восходящей к учению Карла Маркса, ведущим критерием истины является практика. Это означает, что данная концепция тоже вводит внетеоретический критерий. Сам К. Маркс критиковал предшествующие ему учения за созерцательность (т.е. замкнутость в теоретическом контексте) и утверждал примат практического подхода. Несмотря на то что его последователи отмежевывались от прагматизма, принципиальных различий между этими двумя концепциями нет. Вообще же марксистский тезис «критерий истины — практика», взятый как универсальное требование, является более похожим на идеал, на обобщенный метафизический принцип, чем на непосредственно применимый критерий. Так, М.В. Мостепаненко показывает, что окончательным критерием истины в научном познании является «проверка любых положений науки (в т.ч. и наиболее общих) во всей обще- челове-ческой практике на протяжении длительного времени». Но тут же он признает, что в непосредственной научной деятельности использование этого принципа требует длительного времени, да и не всегда осуществимо, оценивать научные данные, как правило, нужно сразу. Поэтому важную роль приобретают «вспомогательные критерии, применение которых неодно-кратно оправдывалось в практике научных исследований»1. К таким вспомогательным критериям он относит логическую доказательность, интуитивную очевидность, согласие с опытом, согласованность предложений между собой, практическую полезность и т.д. т.е. опять возвращает нас ко всей рассмотренной выше совокупности критериев истины!

Следует заметить, что сторонники марксистской концепции отмежевывались от прагматистской с помощью утверждения, что они поддерживают теорию объективной истины (т.е. стоят на позициях классической теории истины), тогда как прагматисты пытаются элиминировать понятие истины вообще. Но ведь и прагматизм в принципе тоже совместим с классической концепцией. (Например, Н. Решер замечает, что прагматистские критерии не отбрасывают классическое понимание истины, а лишь пытаются найти ее надежный критерий в «полезности»2.) Так что трудности прагматизма и марксизма оказываются общими. Эти трудности связаны

с проблематичностью самой попытки выдвинуть внетеоретический критерий в качестве ведущего.

3. Конвенционалистские концепции. Философская позиция, полагающая конвенционалистские факторы решающим критерием истины, называется конвенционализмом. К конвенционализму склонялись, например, такие исследователи, как К. Айдукевич и А. Пуанкаре.

Конвенционалистская точка зрения также выглядит весьма убедительной. Поскольку вопрос об истинности той или иной теории в итоге решает научное сообщество, то возникает естественное предположение, что само согласие сообщества и должно служить окончательным критерием истинности. Однако здесь тоже все не так просто. Если согласие (или консенсус) есть определяющий фактор, то каковы механизмы самого достижения согласия? Каковы все же те реальные критерии, пользуясь которыми научное сообщество приходит к согласию? Ведь получается, что конвенционалистская концепция тоже не решает проблему критериев, а лишь сдвигает ее к окончательному этапу, проскакивая предыдущие. Далее, серьезной трудностью является то, что ведь само по себе интерсубъективное согласие не гарантирует именно истинности принимаемых положений. Реальная история науки наполнена примерами запоздалого признания идей и заслуг того или иного ученого, повторными окрытиями и т.п. И кроме того, последовательно развиваемый конвенционализм приходит к парадоксу, о котором еще в XVII в. знал Т. Гоббс. Парадокс Г. Гоббса состоит в том, что есди мы будем исходить из соглашений по поводу понятий и утверждений, а всякое соглашение произвольно, то в итоге и все наши истины, доказанные из первоначальных соглашений, окажутся также произвольными, и мы никогда не выйдем из области конвенциональных истин к истинам фактуальным. Таким образом, у конвенционализма тоже хватает своих трудностей.

Особое место в русле конвенционалистских концепций занимает теория известного современного философа Карла-Отто Апеля. Он отталкивается от некоторых идей Чарльза Пирса. Учитывая трудности теории интерсубъективного консенсуса, К.-О. Апель предлагает считать критерием истины не действительное согласие сообщества (которое может оказываться ошибочным), а идеализированное. Истина — это некий идеал наших знаний, но этот идеал тем не менее работает, т.к. мы реально ориентируемся на него в процессе научной аргументации. К.-О. Апель обращает внимание на сам смысл аргументации как таковой. Бывают ситуации, когда ученый действительно прав, но его никто не понимает и не поддерживает. К кому же он обращается в своих работах, для кого предназначены его рассуждения? Когда человек аргументирует свою точку зрения, он как бы обращается не к реальным собеседникам, а к идеаль-

ному сообществу, к идеальной рациональной аудитории. В этом и состоит смысл любой аргументации. Если научная теория может быть принята в идеальном неограниченном коммуникативном сообществе, если теория может выдержать самую жесткую критику этого сообщества, то она истинна. Для разъяснения и уточнения своих взглядов К.-О. Апель развивает специальные логические идеи. Следует отметить, что на сегодняшний день теория К.-О. Апеля является одной из самых серьезных. Тем не менее не все приветствуют выход в идеальное измерение как решение проблемы.

4. Концепции, критикующие понятие окончательного критерия истины. Заслуживает внимание и еще один подход, который пытается снять напряжение вопроса о критериях истины отрицанием самой возможности найти такой критерий. Еще И. Кант утверждал, что понятие всеобщего критерия истины является бессодержательным. Ведь такой критерий должен быть адекватен в отношении любого предмета познания; но это значит, что он должен быть безразличен к конкретным особенностям той или иной познавательной ситуации, т.е. он совершенно формален и недостаточен1.

К. Поппер обращает внимание на то, что уточненная А. Тарским классическая теория истины показывает лишь логически корректное определение понятия «истина», но не может дать никаких ее критериев. Действительно, ряд логических результатов показывает, что при уточнении логическими средствами какой-либо концептуальной системы, при строгой фиксации ее языка, исходных постулатов, допустимых правил рассуждений остается неформализованным сам критерий истины. Так, знаменитая теорема Геделя демонстрирует, что у нас имеются и такие истинные предложения, которые тем не менее не являются доказанными средствами данной концептуальной системы. На основании этого К. Поппер делает вывод о том, что точно фиксируемого и универсального критерия истины вообще не существует, поэтому нам нет смысла заниматься его поисками. В реальной же научной практике проблема истины решается не на основе этого гипотетического критерия, а всякий раз конкретно и предметно. Добавим также, что отсутствие решающего критерия не означает того, что вообще не существует объективной истины. По словам К. Поппера, непротиворечиво полагать, что объективная истина действительно существует даже в отсутствие ее критериев: «Мы ищем истину, но не знаем, когда нам удается найти ее... у нас нет критерия истины, но мы тем не менее руководствуемся идеей истины как регулятивным принципом...»2

К этому же типу относятся взгляды У. Куайна. Он критикует представление Ч. Пирса об истине как о пределе, к которому приближается науч-

ное познание в идеальном бесконечном опыте. Так, по У. Куайну, само понятие предела, связанное с отношением «ближе, чем», является не более чем метафорой и не имеет точного смысла; это отношение применимо к числам, но не к научным теориям. Далее, неверно допущение, что мы проверяем изолированные суждения на предмет истинности каким-то универсальным критерием. У нас нет средства проверять истинность одиночных суждений: всякое проверяемое суждение связано со всей теорией. Именно в контексте теории и только в нем мы и можем осмысленно решать, что истинно, а что нет1. Таким образом, У. Куайн провозглашает

превосходство научной теории над внешними критериями истины.

Итак, концепции, отрицающие существование решающего критерия истины, защищают ту точку зрения, что не существует каких-либо общих, универсально работающих критериев истины; есть лишь конкретные критерии и ситуации их применения, относящиеся к тем или иным конкретным научным вопросам.

Резюме. Проблема истины и ее критериев — одна из наиболее драматических и в философии, и в науке. Существует несколько концепций определения и критериев истины. В настоящий момент среди предложенных решений не существует наиболее признанного. В научной практике используются сразу несколько групп критериев истины. Заключение об истинности той или иной теории делается комплексно, совокупным применением различных критериев, на основе анализа конкретных обстоятельств того или иного вопроса.

При этом каких-то универсальных, не зависящих от содержательного контекста, решающих критериев истины, по всей видимости, не существует.

0.7. Проблема научного метода

Хотя, как мы видели, проблема истины не имеет однозначного решения, было бы неразумно только на этом основании подвергать сомнению обоснованность научных знаний, которыми мы обладаем. Если даже из соображений философской осторожности мы не станем называть научное знание истинным, то, во всяком случае, его можно назвать весьма надежным, безусловно приемлемым, убедительно доказавшим свою практическую эффективность. Можно предположить, что сама внутренняя структура научной деятельности посредством выработанных в ней процедур и подходов ведет нас в конечном итоге к такому знанию, которое имеет все необходимые для нас характеристики, как его при этом не называй — истинным, приемлемым, максимально вероятным и т.п.

Научное знание, как мы говорили в § 0.5, методологически закреплено. Поэтому смыслом и стержнем научной деятельности является научный метод, в котором уже присутствуют механизмы самокорреции научного поиска. Сказанное означает, что вполне можно попытаться охарактеризовать научную деятельность более коротким путем — через ее непосредственный метод. Действительно, выше (в § 0.5) мы давали описание деятельности через ее характер, предмет и т.п. Подобным образом можно получить общее представление о научной деятельности, понять ее существенные моменты. Но нельзя ли охарактеризовать ее прямо, т.е. не через описания, а через предписания, т.е. задать ее параметры однозначно, предложив в некотором смысле непосредственные инструкции к выполнению?

Кроме того, точная характеристика научной деятельности через ее метод, возможно, могла бы снять остроту проблемы истины. Ведь понятия истины и научного метода взаимосвязаны. Нам нужен не столько универсальный критерий истины, сколько правильный исследовательский метод, т.к. в нем уже заложены истинностные критерии. Итак, возникает предположение о возможности определить истину через научный метод; тогда истина станет коррелятом научного метода, его продуктом. Такое предложение в свое время выдвинул Ч. Пирс.

Но что представляет собой научный метод? В чем его сущность? Так, мы привычно употребляем выражения «научное исследование», «научные методы», но что в действительности означает «исследовать научными методами»?

Прежде всего необходимо разобраться с основополагающими методологическими понятиями.

Методологическиепонятия

Что такое метод? Метод — это совокупность предписаний, организованная в систему.

При этом предписания, входящие в состав того или иного метода, могут иметь различный уровень требовательности и определенности: они могут достаточно жестко определять структуру деятельности, а могут функционировать в роли только регулятивных принципов. В последнем случае они лишь направляют деятельность, оставляя достаточное пространство для ее трансформации, не сводя ее к однозначной программе.

Следует,отличатьпонятия:подход,метод,программаиалгоритм.

Прежде всего коснемся соотношения метода с программой и алгоритмом. Метод — более широкое понятие, программа и алгоритм — более Узкие. Программа — это совокупность однозначных действий, соответственно, описание программы есть совокупность однозначных предписаний. Те или иные программы могут входить в состав метода как его

наиболее четко определенные части. Алгоритм — это тоже программа, но такая, которая неизбежно приводит к решению той или иной задачи; т.е. это заведомо успешная программа действий. Алгоритм — гарантированная программа. Метод же в общем случае, в отличие от алгоритма, не гарантирует достижения поставленной цели! Как отмечает логик А.А. Зиновьев, при описании метода исследования не предполагается, что он обязан дать однозначный положительный результат; один и тот же метод может быть использован в разных условиях для решения разных проблем, и наоборот, одна проблема может решаться разными методами1.

Подход — это менее разработанное в методологической литературе понятие. В целом подход представляет собой категорию более общую, чем метод. Ядро подхода составляют те или иные теоретические тезисы, допущения или понятия. Подход выступает теоретическим основанием для более конкретных методологических предписаний. При сравнении подхода и метода легко заметить следующее.

1. Подход — это менее оформленное методологическое образование. Поэтому понятие «подход» нередко употребляется в тех ситуациях, когда та или иная предметная область науки методологически еще несовершенна. В этом случае мы лишь ищем подходы к проблеме. Вполне возможна ситуация, когда уже обозначен подход, но еще нет четко проработанного

метода.

2. Подход — это менее директивное методологическое образование. Как правило, подход заведомо имеет или предполагает альтернативы в виде других подходов. Поэтому понятие «подход» нередко употребляется в тех ситуациях, когда исключена сама возможность единственной методологии (например, в некоторых гуманитарных направлениях).

3. Подход — это более крупное методологическое образование. В рамках одного подхода может использоваться целая совокупность методов. Поэтому понятие «подход» нередко употребляется в тех ситуациях, когда исходная методологическая идея может быть реализована разнообразными методами. Например, может идти поиск оптимального метода в рамках того или иного подхода.

Что такое научный метод?

Под научным методом принято понимать систему приемов и регулятивных принципов, руководящую научным познанием и обеспечивающую получение научного знания.

Система научно-познавательных методов включает в себя достаточно разнородное семейство методологических форм: здесь и регулятивы,

и определенные устоявшиеся методы, и алгоритмы (которые в конкретных науках обычно приобретают вид методик), и различные общие подходы.

Описать единый научный метод однозначно, как унифицированную совокупность достаточно определенных предписаний, невозможно. Тем не менее подобного рода попытки неоднократно предпринимались. Так, в Новое время первыми (и во многом противоположными) были программы Ф. Бэкона и Р. Декарта. По Ф. Бэкону, наука — это регистрация фактов, восхождение от единичных данных к существенным генерализациям. По Р. Декарту, наука — это прежде всего обобщенно-математический метод мышления, умение оперировать отчетливыми идеями. Как известно, данные концептуальные программы позже были названы соответственно эмпиризмом и рационализмом. Эти и другие сходные с ними программы во многом базируются на несколько упрощенных представлениях о научной деятельности. Невозможность однозначно охарактеризовать научный метод связана со сложностью, многомерностью, полиструктурностью такого явления, как научная деятельность. Сегодня общепризнанным является тезис о том, что вообще не существует монолитной науки как некоей единой истинной теории, непрерывно развивающейся и равномерно расширяющейся. Наука — это не единое образование и не монолитное знание. Наука — это деятельность изначально диалогическая и плюралистическая, несущая в себе альтернативы, конфликты теорий, столкновение точек зрения, апробацию подходов и поиск наилучших методов.

То, что научный метод не является алгоритмом и не гарантирует в общем случае однозначного достижения поставленной цели, делает научную деятельность принципиально открытой для новых подходов и методологических проектов, корректируемой и самосовершенствующейся.

Вообще по своему действительному содержанию научная деятельность весьма сложна. Так, в ее круг входят и различные процедуры обоснования и проверки теоретических положений (включая и использование различных метафизических, эстетических и других критериев), и разнообразные формы аргументации, убеждения, критики и защиты от критики, и разработка исследовательских приборов и инструментов, и решение специфических проблем наблюдения и экспериментирования, и выдвижение далеко идущих гипотез, и многое другое.

Кроме того, важно то, что компоненты научной деятельности претерпевают изменения в реальном историческом времени. Меняются ее метафизические допущения, правила аргументации, стандарты строгости, те или иные методологические принципы. Это означает, что невозможно построить единую картину «науки вообще», которая оставалась бы постоянной на основе неизменного научного метода.