Kastels

здоровье страны зависит в основном от отечественных рынков, так как экспорт составлял лишь 10% ВНП в начале 1990-х годов (см. Krugman, 1994a). Несмотря на то, что размер и производительность американской экономики делают ее более автономной по сравнению с любой другой экономикой мира, тем не менее идея о квазисамостоятельности представляет собой опасную иллюзию, которую не разделяет деловая и правительственная элита. Аргументация и данные в пользу важности глобальной конкуренции для американской экономики приводятся у Cohen и Zysman (1987), Castells и Tyson (1989), Reich (1991), Thurow (1992), Camoy et al (1993b).

42 Дебаты о соотношении производительности и конкурентоспособности - двух основополагающих элементов возобновившегося экономического роста начались в научных и политических кругах Америки в 1990-х годах. Полу Кругману, одному из самых блестящих ученых-экономистов Америки, нужно отдать должное за то, что он подстегнул эти полезные дебаты своей энергичной критикой понятия конкурентоспособности, к сожалению, в манере, не всегда достойной ученого: см. критику Krugman (1994а); см. ответ на критику Cohen (1994).

43 Cohen (1985:1).

44Tyson и Zysman (1985:1).

45Cohen(W3).

46Tyson (1992), Borrus и Zysman (1992).

47McKinsey Global Institute (1993).

2.2.4 Реполитизация информационального капитализма

В экономике есть еще один важный новый и в то же время старый элемент - это государство. В процессе объединения стран в глобальную экономику всплывают особые политические интересы каждого государства, которые непосредственно влияют на судьбу экономической конкуренции национальных фирм или компаний, находящихся на территории страны48. В важные периоды развития правительства используют экономическую конкуренцию между фирмами в качестве инструмента достижения национальных интересов. Г. Аллен и Ч. Джонсон аргументировали эти соображения данными по Японии, Амсдем - по Тайваню и Южной Корее, я же попытался в своей работе основываться на данных по "азиатским тиграм с головой дракона", подобно тому как Питер Эванс опирался на результаты своего сравнительного исследования Бразилии, Индии и Южной Кореи49. Новая форма государственного вмешательства в экономику явно объединяет в единую стратегию конкурентоспособность, производительность и технологию. Новое государство поддерживает технологическое развитие собственных отраслей и их производственную инфраструктуру, чтобы увеличить производительность и помочь своим фирмам конкурировать на мировом рынке. Одновременно некоторые правительства максимально ограничивают проникновение зарубежной конкуренции на собственные рынки, создавая таким образом конкурентные преимущества отдельным отраслям в период их становления. В аналитических работах Джонсона, Тайсон и Зайсмана говорится, что политика и производительность стали основными взаимодополняющими инструментами конкурентоспособности50.

С середины 1980-х годов по всему миру начался процесс дерегулирования рынков и приватизации государственных компаний, особенно в стратегических прибыльных секторах, таких, как энергоснабжение, телекоммуникации, средства массовой информации и финансы51. Можно утверждать, что во многих случаях, например в странах Латинской Америки, либерализация и приватизация открыли новые инвестиционные возможности, увеличили производительность в приватизированных компаниях, вызвали технологическое обновление и, наконец, подтолкнули экономический рост в целом, как показал опыт Чили в 1980-х, а также Бразилии, Аргентины и Перу в 1990-х годах52.

Однако дерегулирование per sе и приватизация per se не являются механизмами развития. В условиях глобализации капиталистической экономики они часто служат предпосылками экономического роста. Но в мире, где сильные связи между правительствами и мультинациональными корпорациями формируют рыночные тенденции, страны, которые полностью отдались на произвол рыночных механизмов, особенно болезненно реагируют на изменение финансовых потоков и уязвимы с точки зрения технологической зависимости53. После того как краткосрочные выгоды от либерализации (например, массированный приток нового капитала в поисках новых возможностей на появившихся рынках) растворятся в реальной экономике, обычно за потребительской эйфорией следует шоковая терапия, как это было в Испании после 1992 г., а также в Мексике и Аргентине в 1994-1995 гг.

Итак, вы можете удивиться, зачем останавливаться на экономической роли государства в век общей дерегуляции, но именно из-за взаимосвязанности и открытости международной экономики государства должны участвовать в процессе разработки стратегий развития от лица своих экономических агентов. Традиционная экономическая политика, проводимая в границах регулируемых национальных экономик, становится все более неэффективной, потому что такие важные инструменты, как денежно-кредитная политика, ставки процента и технологические инновации, в высокой степени зависят от глобальных тенденций. В условиях новой глобальной экономики, если государства желают увеличить благосостояние и силу своих наций, они должны конкурировать на международной арене, пытаясь повысить как общую конкурентоспособность находящихся под своей юрисдикцией фирм, так и качество факторов производства на собственной территории. Дерегуляция и приватизация могут являться элементами стратегии развития отдельного государства, но их влияние на экономический рост будет зависеть от конкретных мер или стратегий позитивного вмешательства (технологическая и образовательная политика), которые обеспечивают снабжение страны информациональными факторами производства54. Несмотря на то, что в экономической идеологии прочно укоренились представления об идеальных, абсолютно свободных рынках, в последние два десятилетия успешный опыт экономического роста часто ассоциировался с использованием активных стратегий развития, проводимых государством в условиях рыночной экономики, особенно в странах Азиатскотихоокеанского региона и в меньшей степени в Европейском Союзе (см. том III)*. Как писали Стивен Коэн и Лестер Сароу, примером может являться подрыв американской конкурентоспособности, огромная задолженность США и ухудшение условий жизни для большинства американцев в результате несправедливой, близорукой политики laissezfaire 1980-х годов55.

Что касается информациональной глобальной экономики, то она действительно чрезвычайно политизирована. Рыночная конкуренция более высокого уровня, проходящая в глобальном масштабе, осуществляется в условиях управляемой торговли. Быстрые технологические изменения совмещают предпринимательские инновации и продуманные государственные стратегии поддержания исследований и целевых технологий. Страны, пострадавшие от собственной идеологии, видят, как их технологическое и экономическое положение быстро ухудшается по сравнению с остальными. Таким образом, формирование новой экономики, основанной на социально-экономических изменениях и технологической революции, будет в определенной степени зависеть от политических процессов, проходящих в государстве, в том числе инициируемых им самим.

48Camoy et al (1993b).

49Alien (1981a); Johnson (1982,1995); Amsedem (1979,1989); Castells (1992); Evans

(1995).

50Tyson (1992); Johnson(1989).

51Haggard и Kauftnan (1992).

52Calderon и dos Santos (1995); Frankel et al (1990); Gereffi и Wyman (1990); Massad и Eyzaguirre (1990); "Ecomomist" (1995с).

53Stallings (1993).

54Sagasti и Araoz (1988); Castells и Lasema (1989) .

* Здесь и далее автор ссылается на последующие тома книги. Название и выходные данные см. в предисловии редактора. - Прим. ред.

55 Cohen (1993); Thurow (1992).

2.2.5 Историческая специфичность информационализма

При рассмотрении процесса исторического развития новой информациональной экономики нам открывается весьма сложная картина. Эта сложность объясняет, почему агрегированные статистические показатели не могут точно отразить размеры и темп экономических изменений под влиянием новых технологий. Информациональная экономика представляет собой отличную от индустриальной социально-экономическую систему вовсе не из-за разных источников роста производительности. В обоих случаях знания и обработка информации являются важными элементами экономического развития, как показывает, например, история научноориентированной химической промышленности56 или управленческая революция, породившая фордизм57. Отличие состоит в окончательном использовании потенциала производительности зрелой индустриальной экономики в результате переориентации на технологическую парадигму, в основе которой лежат информационные технологии. Новая технологическая парадигма сначала изменила масштаб и динамику индустриальной экономики, создавая глобальную экономику и порождая новую волну конкуренции между как существующими, так и новыми экономическими агентами. Эта новая конкуренция, участниками которой были фирмы, но правила которой устанавливало государство, привела к серьезным технологическим изменениям процессов и продуктов, что сделало некоторые фирмы, сектора и регионы более производительными. В то же время большие сегменты экономики подверглись разрушению, и это непропорционально отразилось на фирмах, секторах, регионах и странах. Таким образом, чистым результатом первого этапа информациональной революции явилось распространение экономического прогресса. Более того, распространение производства, основанного на знании, и управления на весь спектр экономических процессов в глобальном масштабе требует глубоких социальных, культурных и институциональных перемен, а, учитывая историю других технологических революций, это займет некоторое время. Вот почему экономика является информациональной, а не просто основанной на использовании информации, поскольку культурно-институциональные черты всей социальной системы должны войти в процесс распространения и использования новой технологической парадигмы. Точно так же нельзя сказать, что индустриальная экономика просто базировалась на использовании новых источников энергии в производстве, она была связана с появлением индустриальной культуры, которая характеризовалась новым социальным и техническим разделением труда.

Итак, хотя информациональная/глобальная экономика отличается от индустриальной, между ними нет логических противоречий. Информациональная экономика - это подмножество индустриальной. Она заключается в глубоком улучшении технологии и использовании знаний и информации во всех процессах материального производства и распределения на основании гигантского скачка вперед, в размахе и возможностях системы обращения. Другими словами, индустриальная экономика должна была либо стать информациональной и глобальной, либо просто рухнуть. Примером здесь

Продолжение табл. 2.7

аОценка объема торговли ценными бумагами между резидентами и нерезидентами. 6 п.а.-нет данных.

Источник: Bank for International Settlements, 62"' Annual Report, 15 June 1992.

Рынки труда, по существу, не являются глобальными, за исключением небольшого, но растущего сегмента профессионалов и ученых (см. главу 4). Однако труд можно считать глобальным ресурсом, поступающим по трем каналам64: 1) фирмы могут выбрать свое местоположение в разных местах по всему миру, с тем чтобы найти трудовые ресурсы в зависимости от навыков, издержек или социальных условий; 2) фирмы в любом месте могут привлечь к себе высококвалифицированных работников отовсюду, и они их получат, если предложат хорошую оплату и условия труда; наконец, 3) люди по собственной инициативе могут войти на любой рынок из любой точки мира, гонимые из дома нуждой, войнами или движимые заботой о своих детях. Труд иммигрантов может использоваться в любой точке планеты, где есть рабочие места, но его мобильность ограничена строгим иммиграционным контролем. Действительно, такое впечатление, что граждане и политические деятели богатых обществ полны решимости держать "варваров" из бедных районов вдалеке от своего мира, защищенного иммиграционными властями65.

Наука, технология и информация также собраны в глобальные потоки, имеющие асимметричную структуру. Право собственности на технологическую информацию играет важнейшую роль в создании конкурентного преимущества, и научно-исследовательские центры концентрируются в определенных районах при отдельных компаниях и институтах66. Характеристики нового производительного знания способствуют его

распространению. Инновационные центры не могут существовать в условиях полной секретности без того, чтобы рано или поздно не исчерпать инновационный потенциал. Обмен знаниями в глобальной взаимосвязанной сети одновременно является и условием соответствия быстрому развитию науки, и помехой осуществления контроля за интеллектуальной собственностью67. Кроме того, способность к инновациям заложена в человеческом мозгу, что позволяет распространять инновации вместе с перемещением ученых, инженеров и менеджеров из одной организации или производственной системы в Другую.

Несмотря на настойчивый протекционизм и ограничение свободной торговли, рынки товаров и услуг становятся все более глобальными68. Это не означает, что все фирмы продают продукцию повсеместно в мире, но предполагает, что стратегической целью небольшой или крупной фирмы является продажа продукции везде в мире, будь то напрямую или путем подключения к сетям, действующим на мировом рынке. И действительно, во многом благодаря новым коммуникациям и транспортным технологиям существуют каналы и возможности для фирм продавать продукцию повсеместно. Здесь, однако, следует сделать оговорку: внутренние рынки составляют наибольшую долю ВВП в большинстве стран, и в развивающихся странах большинство городского населения работает на теневую экономику, которая также ориентирована на внутренний рынок. Кроме того, в некоторых странах с развитой экономикой, таких, как Япония, существуют важные сегменты (например, государственная служба, розничная торговля), защищенные от мировой конкуренции государством или культурной/институциональной традицией69. Государственная служба и правительственные ведомства, на которые приходится от одной трети до половины рабочих мест в каждой отдельной стране, также всегда будут ограждены от международной конкуренции. Доминирующие сегменты и фирмы, представляющие стратегическую основу любой экономики, тесно связаны с мировым рынком, и их судьба зависит от того, насколько успешно они работают на этом рынке. Динамика внутренних рынков в конечном счете зависит от способности национальных фирм конкурировать в глобальном масштабе70. Следует подчеркнуть, что глобализация рынков стала возможной только в конце XX в. благодаря разительным переменам в транспортных и коммуникационных технологиях относительно информации, людей, товаров и услуг.

Тем не менее основные изменения, вызвавшие появление глобальной экономики, связаны с управлением процессами производства и распределения, а также с производством как таковым71. Доминирующие сегменты внутри большинства экономических секторов (будь то производство товаров или услуг) имеют в мировом масштабе собственные операционные процедуры, формируя, по словам Роберта Райха, "глобальную сеть". Процесс производства включает компоненты, произведенные в разных местах многими фирмами и представляющие при определенных условиях или для специфического рынка новую форму производства и коммерциализации: высокопроизводительную, гибкую и отлаженную систему производства. Такая сеть не только по форме соответствует глобальной корпорации, получающей материалы из разных источников по всему миру. Новая производственная система основана на стратегических альянсах и сотрудничестве по временным проектам между корпорациями, децентрализованными частями крупных компаний, малыми и средними предприятиями, объединенными в сети между собой и/или с крупными корпорациями. Такого рода транснациональные производственные системы существуют в двух основных формах: согласно терминологии Гереффи, товарные цепочки, ориентированные на производителей (например, производство автомобилей, компьютеров, самолетов, электрического оборудования), и товарные цепочки, ориентированные на потребителей (например, производство одежды, обуви, игрушек и домашней утвари). Принципиальным фактором является то, что производственная структура такой сети территориально расположена по всему миру, и ее геометрия постоянно меняется как в целом, так и для отдельных

составляющих. Гарантом успеха управленческой стратегии в такой структуре является позиционирование фирмы (или конкретного производственного проекта) внутри сети так, чтобы получить конкурентное преимущество для данной конкретной позиции. Таким образом, структура самовоспроизводится и расширяется по мере того, как развивается конкуренция, в конечном счете усиливая глобальные характеристики экономики в целом. Для работы в условиях изменчивой геометрии производства и системы распределения фирме необходима очень гибкая форма управления, основанная как на гибкости самой фирмы, так и на доступе к необходимым коммуникациям и производственным технологиям (см. главу 3). Например, для использования деталей, произведенных в отдаленных уголках планеты, при сборке единого продукта, с одной стороны, необходимо использовать микроэлектронные технологии для контроля за качеством деталей, которые должны в точности соответствовать всем установленным критериям72, а с другой стороны, необходимо использовать гибкие компьютерные технологии, позволяющие заводу изменять темпы производства и различные характеристики продукта в зависимости от конкретного заказа73. Кроме того, успех управления запасами будет зависеть от работы соответствующей сети поставщиков, которые теперь благодаря новым информационным технологиям могут корректировать спрос и предложение мгновенно74.

60Braudel (1967); Wallerstein (1974).

61Chesnais (1994: 206-48); Shirref (1994); Heavey (1994); "Экономист" (1995b); Khoury

иGhosh (1987).

62Sassen (1991).

63Lee et al (1994); Chesnais (1994: 206-48).

64Sengenberger и Campbell (1994).

65Baldwin-Evans и Schain (1995); Fortes и Rumbault (1990); Soysal (1994).

66Sagasti и Alberto (1988); Soete (1991); Johnston и Sasson (1986).

67Castells и Hall (1994); Arthur (1985); Hall и Preston (1988); Soete (1991).

68Andrieu et a! (1992); Daniels (1993); Chesnais (1994:181-206).

69Tyson(1992).

70Chesnais (1994), UNCTAD (1993), Reich (1991), Stallings (1993), Porter (1990).

71BRIE (1992), Dicken (1992), Reich (1991), Gereffi (1993), Imai (1990b).

72Henderson (1989).

73Coriat (1990).

74 Gereffi and Wyman (eds) (1990); Tetsuro and Steven (eds) (1994).

2.3.1 Пределы глобализации

При близком рассмотрении текущих экономических процессов становится ясно, что новая информациональная экономика работает в глобальном масштабе. Впрочем, само понятие глобализации ставится под сомнение, особенно Стивеном Коэном75. Часть критики базируется на здравом смысле и нередко упускаемом из виду наблюдении, что международная экономика пока еще не является глобальной. Даже в стратегически важных отраслях промышленности и для крупных фирм рынки еще далеки от полной интеграции; финансовые потоки ограничены правилами осуществления валютных и банковских операций (несмотря на то, что создание оффшорных финансовых центров и преобладание компьютерной формы расчетов позволяют все чаще обходить установленные правила76); уровень мобильности труда снижается в результате иммиграционного контроля и людской ксено-фобии; мультинациональные корпорации по-прежнему держат свои активы в стратегических командных центрах, располагающихся на их исторической родине77. Однако данное наблюдение правомерно только в отношении вопросов экономической политики, и менее значимо для целей настоящей книги с интеллектуальной точки зрения. Если проблема только в том, что тенденции процесса глобализации пока еще окончательно не реализованы, то это лишь вопрос времени, когда

в исторической последовательности четко проявится профиль новой глобальной экономики.

Но есть и другое рациональное зерно в критике понятия глобализации: в упрощенном смысле78 оно игнорирует активную позицию государства и важную роль правительства, оказывающего влияние на структуру и динамику развития новой экономики (см., в частности; сильную критику Стивена Коэна и группы исследователей BRIE по данной проблеме79, а также работу Мартина Карноя о роли государства80). Факты говорят в пользу того, что действия и. политика правительства оказывают влияние на международные ограничения и структуру глобальной экономики81. В настоящее время не существует и в обозримом будущем не предполагается появление полностью интегрированного, открытого мирового рынка труда, технологии, товаров и услуг до тех пор, пока существуют отдельные государства (или альянсы нескольких государств, такие, как Европейский Союз) с правительствами, призванными защищать интересы собственных граждан и фирм, находящихся под их юрисдикцией, в условиях глобальной конкуренции. Более того, как показали исследования, проведенные Центром ООН по транснациональным корпорациям, государственная принадлежность корпорации вполне соотносится с корпоративным поведением. Для наблюдателей из развивающихся стран это очевидно, но к аналогичному выводу пришел и Мартин Карной после анализа литературы о поведении мультинацио-нальных корпораций в условиях развитой экономики. Японские мультинациональные фирмы полностью поддерживались японским правительством, держа основные финансовые и технологические активы дома. Европейские компании также систематически получали помощь как от собственных правительств, так и от Европейского Союза в сфере технологий и защиты рынков. Немецкий мультинациональный гигант Фольксваген сократил объемы инвестирования в западноевропейских странах, перебросив средства на рискованные финансовые вложения в Восточной Германии, с целью реализовать национальную мечту об объединенной Германии82. Американские корпорации (например, IBM) следовали инструкциям своего правительства (иногда вопреки своим желаниям) в тех случаях, когда речь шла об отказе от некоторых технологий или ограничении торговли с отдельными странами в соответствии с американской внешней политикой. Правительство США в свою очередь поддерживало проекты технологического развития американских компаний и вмешивалось в деловые отношения, руководствуясь интересами национальной безопасности. Действительно, некоторые аналитики подчеркивали необходимость защищать американскую микроэлектронную промышленность от нечестной конкуренции со стороны японских фирм, иначе Япония смогла бы контролировать стратегические военные ресурсы83. Департамент обороны США сталкивается в некоторых случаях с наличием собственной военной технологической зависимости от Японии, подобной той, в которую за последние десятилетия попали страны по всему миру, включая и западноевропейские, vis-a-vis основным технологиям, поставляемым американскими корпорациями.

Кроме того, верно и утверждение о том, что проникновение на рынки зачастую не является взаимным процессом. В то время как американская и в меньшей степени европейская экономические системы представляют относительно открытые рынки (для торговли и прямых иностранных инвестиций), японская, китайская, тайваньская, индийская или российская экономики проводят жесткую протекционистскую политику. Например, в 1989-1991 гг. прямые инвестиции Японии в экономику США составили 46% общего объема японских иностранных инвестиций, а в Европейский Союз - 23 %. В то же время прямые инвестиции США и ЕС в японскую экономику составили лишь 1 % общего объема их прямых инвестиций за рубежом84. Данное "исключение" представляется весьма

существенным для формирования мирового рынка, так как в начале 1990-х годов вышеупомянутые азиатские страны представляли более одной пятой мирового рынка85.

Тем не менее превалирует общая тенденция ко все большему взаимопроникновению рынков, особенно после сравнительно успешных итогов Уругвайского раунда переговоров по ГАТТ, появления Всемирной торговой организации; в результате медленного, но стабильного процесса объединения Европы и подписания Североамериканского соглашения о свободной торговле; благодаря интенсивной экономической торговле, происходящей внутри Азии, и постепенному вхождению Восточной Европы и России в глобальную экономику, а также благодаря возрастающей роли, которую играют торговля и прямые иностранные инвестиции в процессе экономического роста любого государства. Далее, квазитотальная интеграция финансовых рынков превращает все экономические системы в глобально взаимозависимые. И всетаки, пока существуют национальные государства и национальные правительства, которые активно пользуются экономической конкуренцией как инструментом политической стратегии, будут существовать и границы между важнейшими экономическими регионами, создающие систему региональной дифференциации внутри глобальной экономики.

75Cohen (1990).

76Bertrand and Noyelle (1998).

77Camoy et al (1993).

780hmae(1990).

79Cohen (1990), BRIE (1992), Sandholtz et a) (1992).

80Camoy etal (1993).

81Johnson et al (1989), Evans (1995).

82UNCTAD (1993), Camoy et al (1993), Okimoto (1984), Johnson et al (1989), Abbeglen and Stalk (1985), Van Tulder and Junne (1988), Dunning (ред.), Cohen (1990).

83Reich (1991), Borruss (1988).

84Stallings (1993).

85СЕРП (1992).

2.3.2 Региональная дифференциация глобальной экономики

Глобальную экономику можно внутренне разделить на три основных региона, каждый из которых имеет свою сферу влияния: Северная Америка (включая Канаду и Мексику после появления NAFTA), Европейский Союз (особенно после того, как одна из последних версий Маастрихтского соглашения перешла в сферу реальной политики) и Азиатско-Тихоокеанский регион, в центре которого находится Япония, однако все больше возрастает роль Южной Кореи, Индонезии, Тайваня, Сингапура и больше всего - Китая с его сильной бизнес-диаспорой.

Барбара Столлингз провела углубленный анализ одновременных процесса концентрации и регионализации глобальной экономики. В результате анализа было выявлено следующее:

"Имеющиеся в настоящее время данные показывают, что объемы торговли и инвестиций одновременно возрастают внутри так называемой триады (США, Япония и Европейский Союз) и в каждой из ее составляющих. Прочие области постепенно маргинализируются... [В результате наблюдается] взаимозависимость, лишенная элементов гегемонии. Различные типы капитализма, существующие в трех регионах,

являются причиной отличий в экономическом развитии, порождая конфликты и сотрудничество, различия и сходство"86.

Используя другой подход, Лестер Сароу также пришел к аналогичному выводу, хотя основное внимание в его исследовании уделялось растущей конкуренции между тремя регионами и подрыву американской гегемонии сначала Японией, а затем и Европейским Союзом87. Вокруг этого треугольника богатства, власти и технологии остальной мир организуется в иерархичную и асимметрично взаимосвязанную сеть, внутри которой разные страны и регионы конкурируют между собой за привлечение капитала, труда и технологии к своим берегам. Столлингз иллюстрирует данное положение на основе интенсивности потоков торговли и иностранных инвестиций между тремя центрами и сферами их влияния (см. рис. 2.2 и 2.3).

Понятие глобальной экономики с региональным разделением отнюдь не является противоречивым. Можно говорить о существовании глобальной экономики потому, что экономические агенты действительно работают внутри глобальной взаимосвязанной сети, выходящей за пределы национальных и географических границ. Однако эта экономика не является политически независимой, поскольку национальные правительства играют важную роль в управлении экономическими процессами. И все же экономический расчет делается на глобальную экономику, так как именно в глобальном масштабе имеет место стратегическая производственная и торговая деятельность наряду с накоплением капитала, концентрацией знаний и управлением информацией. Политическая зависимость данной глобальной системы определяет экономические процессы и стратегии конкурирующих агентов. В этой связи я считаю, что внутреннее подразделение на регионы является системной характеристикой информациональнон/глобальной экономики, ведь институт государства порождается обществом, а не экономической системой. Таким образом, особое значение в информациональной экономике приобретают сложные процессы взаимодействия между исторически сложившимися политическими институтами и все более глобальными экономическими агентами.