Демоны и экзорцизм

Обычно принято делить духов китайского пантеона и фольклора на добрых (шэнь) и злых (гуй). Хотя это под­разделение и имеет некоторый смысл, его не следует вос­принимать как противопоставление одного мира сверхъесте­ственных сил (так сказать, со знаком +) другому (со зна­ком —). Дело в том, что уже на примере культа лис, рас­смотренного выше, можно убедиться в том, что даже «царю демонов» строили кумирни и поклонялись, как и любому другому божеству или духу. Такого рода «неразборчивость», или «всеядность» была характерным явлением для синкре­тической религии в Китае. Вот еще несколько аналогичных примеров.

Известно, что кроме лис демонами зла и носителями болезней и несчастий считались души самоубийц, убитых (например, съеденных тигром), или непогребенных, а так­

же тех, кому потомки перестали приносить должные жерт­вы. Этих духов-демонов очень боялись, для защиты от их злых чар использовали разнообразные предметы и приемы, наговоры и амулеты. Наряду с этим китайцы не забызали и о том, чтобы в надлежащие дни в соответствующих хра­мах принести в честь всех этих душ-демонов должные жерт­вы, совершить принятый обряд поклонения и почитания [45, 84—86]- Иными словами, к злым духам никогда не относились, как к исчадию ада. Их не зачисляли в разряд чертей и не числили по ведомству китайского Вельзевула. Напротив, их* практически не отделяли, но крайней мере в сфере верований и культа, от остальных божеств и демонов.

Китайцы всегда особо выделяли группу вредных животных — «пять гадов» (и нее включались, в различных вариантах, паук, скорпион, змея, ящерица, сороконожка и жаба). Для того чтобы избежать связанного с ними зла, нередко их изображения отпечатывали на специально выпе­кавшихся печеньях, изготовлявшихся в день «праздника дракона» 5-го числа 5-го месяца. Конечно, это был своеоб­разный оберег, амулет, но одновременно здесь явно присут­ствовала идея как-нибудь задобрить демонов, ведавших этими вредителями. Это особенно очевидно, если вспомнить, что аналогичным образом справлялись крестьяне с вреди­телями сельского хозяйства. Божеством, ведавшим всеми вредителями-насекомыми, был Чун-ван. Па рисунках он изображался рядом со спутниками, стариком и старухой. Старик олицетворял демона зла и выпускал из своего сосу­да находившихся там насекомых-вредителей. Старуха, на­против, собирала всех этих вредных насекомых, пряча их обратно в свой волшебный сосуд, Чун-ван находился как бы между этими силами, позволяя им обеим действовать, но в меру. И вот, чтобы хорошим отношением побудить Чун-вана поддержать именно старуху в ее благих начинаниях, в честь Чун-вана по всей стране 6-го числа 6-го месяца при­носились обильные жертвы и совершались ритуалы в спе­циальных храмах и кумирнях, как в деревнях, так и в горо­дах [12, 37—39].

Эти и многие другие примеры, близкие и однотипные с ними, дают основание заключить, что практика взаимо­отношений китайцев со злыми духами, с демонами в общем мало чем отличалась от характера их отношений со всеми остальными божествами и духами. Отличие было в другом: кроме «деловых» связей, базировавшихся на принципе экви­валента (do ut des), во взаимоотношениях с демонами, гро­зившими благополучию и жизни людей, обычно использова­лись многочисленные магические приемы. Суть этих прие­мов, которые в самых общих чертах можно объединить под

рубрикой экзорцизма, сводилась к многочисленным действи­ям, заклинаниям и обманным маневрам [11, 207—226]. В ка­питальной многотомной сводке А. Доре, посвященной: китайским суевериям [339; 340], первые несколько томов посвящены почти исключительно магическим чарам, подав­ляющее большинство которых имело отношение к экзорциз-му. Так, для спасения душ самоубийц, утопленников, уби­тых и т. п., всех тех, кто представлял потенциальную опас­ность для живых, приносились специальные молитвы, на­чертанные по твердо фиксированному образцу на желтой бумаге и сжигавшиеся после определенной ритуальной цере­монии [340, т. I, 88—96]. Злых духов при помощи различных приемов обычно отгоняли в дни свадебных церемоний и при похоронах (стреляли из лука, размахивали ветками персика или ивы, надевали различные амулеты). Особо тщательно-охраняли от злых чар дом, семью и детей, в первую очередь мальчиков.

Система охраны дома от влияния демонов была разра­ботана весьма тщательно- На шесте близ входа в дом выве­шивалось изображение петуха, на стены наклеивались изображения тигра, охранительные надписи и заклинания. В более или менее зажиточных домах перед входом во двор устанавливали специальный экран-заграждение шигань-дан — могучую каменную плиту. Эта плита, иногда тоже украшенная резьбой с изображением головы тигра или божества горы Тайшань и т. п., должна была служить не­преодолимой преградой для злых духов, которые, как известно, ходят только по прямой линии и потому пройти во двор, перед входом в который установлен экран, естествен­но, не могут [777, 497]. В домах победнее вместо каменного экрана нередко просто па стенах рисовали иероглифы шиганьдан [45, 93] —даже это считалось имеющим магиче­скую силу. Для отпугивания злых духов на дверях, ведших в дом, всегда вывешивали изображения духов-покровителей дверей, мынь-шэней — бравых воинов-охранителей, которым приписывалось свойство отгонять демонов и охранять покой и сон обитателей дома. По преданию, прототипом этих ду­хов-охранников были дворцовые стражники Шу Бао и Ху Цзинь-дэ, которые как-то оказали большую услугу одному из танских императоров, страдавшему сновидениями с на­важдениями- Став на страже императорских покоев, они сумели будто бы успокоить императора, проспавшего ночь без кошмарных сновидений. Обрадованный император при­писал это волшебным качествам стражников и приказал изобразить на дверях их портреты, которые отныне всегда должны были отпугивать демонов от императорской опочи­вальни. С этого момента, согласно легенде, практика изоб­ражения этих стражников на дверях стала широко распро-

■страняться, пока не получила всеобщего признания и не стала одним из обязательных эталонов.

Легенда известна и в других вариантах. Однако суть в том, что деифицированные стражники действительно стали рассматриваться в качестве еще одного надежного амулета против злых чар, против их возможного проникновения в дом.

В самом доме борьба с влиянием демонов всегда шла с неослабевающим упорством. Приносились предохрани­тельные молитвы с целью изгнать «духов всех болезней» [340, т. III, 312—313]- Заранее предусматривались все воз­можные хитрости и каверзы демонов и делалось все, чтобы помешать им. Так, ребенка обычно обвязывали различными ниточками, окружали талисманами и амулетами. Мальчика нередко обряжали в платье девочки — авось дух спутает и не польстится. На голове ребенка выбривали круг, своеоб­разную тонзуру — тоже с целью уберечь его от дурных влия­ний. Даже одежда ребенка, сшитая из маленьких кусочков ткани, собранных у ста соседей, опять-таки призвана была спасти его от влияния демонов [340, т. I, 13—25].

Мир злых духов и демонов не ограничивался, однако, лишь домашним кругом. В представлении китайцев демони­ческие силы действовали и в более высоких сферах, хотя и здесь небесная и человеческая сферы причудливо переплета­лись друг с другом. Интересна в этом плане китайская ле­генда о Небесном Псе. Считалось, что этот кровожадный демон с антропофагическими наклонностями в древности был девушкой, которая умерла, не успев выйти замуж. Став небесным демоном и обосновавшись на одной из звезд, эта девушка стала стремиться убивать детей, дабы кто-нибудь занял ее место в качестве духа-демона, а она сама смогла бы переродиться в человеческий облик. Зная эту дурную наклонность, китайцы, во-первых, постоянно изображали стрелков, выпускавших стрелы в Пса (иногда в качестве такого небесного стрелка по традиции выступал тот же Хоу И, который по другим легендам превратился в божество солнца), и во-вторых, всех детишек наделяли специальными талисманами из смешанных вместе пучков волос ребенка и собаки (этот локон обычно вшивали в одежду ребенка). Видимо, все эти меры предосторожности считались доста­точными,— во всяком случае, демоническая дева по-прежне­му оставалась Псом и время от времени проявляла свои дурные наклонности в попытках сожрать солнце (т. е. в моменты солнечного затмения)- Только звуки гонгов и барабанов и страшный шум, который поднимался на земле, могли отпугнуть Пса и заставить его отказаться от своего намерения [45, 28 и 34; 793, 61, 124, 214, 277]. К слову ска­зать, все метеориты также считались духами недобрыми,

вместилищем бесприютных душ, терпящих неудобства я страдающих, а метеориты, пролетавшие с особым шумом, приписывались все тому же Небесному Псу, своеобразному главе небесных демонов.

Как и весь остальной мир сверхъестественных сил, де­монические силы в представлении китайцев были организо­ваны, имели своих предводителей и патронов. Так, патро­ном лис считалась богиня горы Тайшань, патроном вредите­лей-насекомых— Чун-ван. Существовали и верховные пред­водители демонов, которым, так сказать, по совместительст­ву приписывались и функции верховных экзорцистов. Обе эти функции мирно уживались в одном и том же лице: кому же, как не главе демонов, и следовало умерять пыл его под­опечных и тем отвечать должным образом на все то-добро, что приносится в его честь людьми?

Одним из верховных глав мира демонов считался Чжан Дао-лин, легендарный глава даосской религии. Но его функции были шире, чем только руководство демонами. Он был предводителем едва ли не всех земных духов и ведал всеми магическими силами [11, 216]. Другим непосредствен­ным начальником демонов и потому обычно считавшимся именно их главой был Чжун Куй. Культ Чжун Куя как ве­ликого экзорциста возник, видимо, еще в Хань, однако толь­ко с Тан эта демоническая персона приобрела широкое признание и популярность. Легенда гласит, что как-то один из демонов привиделся танскому императору Сюань-цзуну (712—756). Возмущенный его проделками, император наме­ревался уже вызвать стражу, как вдруг появился огромный демон-гигант, который схватил маленького, вырвал у него глаз и тут же сожрал его. В ответ на вопросы императора гигант объяснил, что он и есть Чжун Куй, в прошлом враче­ватель, неудачно пытавшийся сдать экзамен на высшую степень и покончивший с собой на ступенях дворца. Проник­шийся к нему жалостью император приказал в свое время похоронить его с почестями. Позже, став главой демо­нов, он поклялся защищать всех императоров от проделок злых духов. Как говорится далее в легенде, очнувшийся им­ператор, который до того был в приступе лихорадки, прика­зал своему придворному живописцу знаменитому У Дао-цзы изобразить по его рассказу портрет Чжун Куя, что и было исполнено с успехом. С тех пор Чжун Куй и приобрел по­пулярность в качестве главы демонов и верховного экзор­циста. И, хотя храмов в его честь обычно не воздвигалось, на домашнем алтаре почти каждый китаец не забывал при­нести жертвы в честь Чжун Куя [11, 220 и сл.; 777, 100].

П

редставления о загробном мире

Особенности синкретической религиозной системы, в частности недифференцированность мира сверхъестест­венных сил, проявившаяся на примере отношения китайцев к демонам, становятся еще более явственными при рассмот­рении вопросов, связанных с представлениями о загробном мире, подземном царстве, аде. В этом мире подземные силы загробного царства ни в коей мере не выступали в качестве антагонистов силам небесным. Напротив, они составляли не­отъемлемую часть общего целого, в равной мере подчиня­лись верховной юрисдикции Юйхуапа шанди и отнюдь не олицетворяли собой зло. В соответствии с этим и китайский ад, все атрибуты которого почти целиком заимствованы из индо-буддийского, при всем своем внешнем сходстве с хри­стианским (особенно заметном при описании изощренных мук ада) по существу довольно сильно отличался от него: в представлении китайцев ад был не столько вечным нака­занием за грехи для провинившихся, сколько чем-то вроде чистилища. Попав в ад и проведя там столько времени, сколько он заслуживал, каждый рано или поздно покидал его, чтобы затем возродиться к новой жизни, даже на небесах.

Представления о загробном мире сложились в синкрети­ческой религии китайцев в основном на базе буддийских ве­рований. Однако этот первоначальный пласт в ходе сложно­го процесса синтеза был обогащен за счет древнекитайских и даосских концепций. В результате сложилась сложная, многослойная и в ряде мест противоречивая картина.

Еще в древности считалось, что каждый китаец обладал двумя душами: одна из них после его смерти уходила в зем­лю вместе с трупом, другая воплощалась в табличку и нахо­дилась в храме предков. Теперь, после возникновения син­кретической концепции загробного мира, понадобилась третья душа, с которой и должны были происходить все трансформации, связанные с адом и перерождениями. Эта душа после смерти человека попадала в подземное царство. Входом в подземное царство считались отверстия, располо­женные близ горы Тайшань, поэтому божество этой горы и почиталось распорядителем судеб людей, регулярно собираю­щим все сведения о них от бесчисленных цзао-шэней, чэн-хуанов и туди-шэней. Попав под землю, душа попадала в первую судебную палату ада, где и предрешалась ее даль­нейшая судьба: в зависимости от заслуг, прегрешений и про­чих обстоятельств она могла быть направлена либо сразу в десятую палату ада, где определялось ее следующее пере­рождение, либо в одну или даже несколько (а то и все) из остальных восьми палат. В каждой из палат душа должна

27 3:1каз № 1051 117

была испытать муки и наказания (палаты имели опреде­ленную специализацию), потом, если надо, она переходила в другую и лишь в конечном счете попадала в десятую па­лату, где и получала дальнейшее назначение на перерожде­ние. Всего их было шесть. Высшим из них было перерожде­ние на небе, т. е. по существу рай, Нирвана, вторым — на земле, т. е. в людском обличье, третьим — перерождение в мире подводных демонов. Эти три возможности считались желательными — в большей или меньшей степени. Осталь­ные три были нежелательными и рассматривались как на­казание за грехи в прошлой жизни: четвертым было пере­рождение в мире подземных демонов, служителей ада, пя­тым — в мире остальных демонов, т. е. тех самых «голодных духов», которые летают по миру неприкаянными и приносят людям несчастья, и шестым — в мире животных, включая насекомых и даже растения. Очень важно иметь в виду, что все эти перерождения, кроме первого, не были вечными. По истечении определенного срока переродившиеся вновь уми­рали, опять попадали в первую палату ада, где все происхо­дило сначала {16; 329, 128—129; 340, т. VII, 250—302; 464, 118—130; 652, 316—354; 668, 78—86].

Каждая из десяти палат ада имела своего главу, но наи­более влиятельным и известным среди них был начальник пятой палаты Яньло-ван, модификация буддийского Ямы. Именно по его ведомству проходили души людей, имевших различные грехи ■— от неуважительного употребления над­писанных бумаг до убийства или адюльтера. За каждый грех следовало соответствующее искупление, однако можно было заблаговременно приобрести и индульгенцию. Для этого лишь следовало в свое время, 8-го числа 1-го месяца, в день рождения Яньло-вана, поклясться избегать грехов [329, 123]. Естественно, это всегда воодушевляло всех китай­цев, которым было в чем покаяться. Отсюда, видимо, и огромная популярность Яньло-вана, сравнимая лишь с по­пулярностью главы седьмой палаты ада — божества горы Тайшань.

Относительно главы ада в целом в пантеоне сущест­вуют разночтения. Иногда считают этим главой самого Юйхуана шанди. Однако чаще всего в качестве главы под­земного царства выступает бодисатва Дицзан-ван, также служивший объектом восторженного почитания. Именно Дицзан-ван, иногда отождествлявшийся с божеством Земли, являлся лично в подземное царство, с тем чтобы перенести заслужившие того души на небо, в Нирвану, к великим Будде и Амитабе. И для того чтобы все это произошло неза­медлительно и в лучшем виде, сразу же после смерти чело­века буддийский монах пишет стереотипную молитву, — об­разцы которой в обилии приведены в труде А. Доре, —

и просит Дицзан-вана исполнить его долг [340, т. I, 69—82, т. VII, 235—249]- Этой же цели, в конечном счете, всегда служили те 49 дней чтения сутр над гробом, которые, по буддийским верованиям, открывали покойнику путь на небо.

Конечно, китайские представления об организации за­гробного мира, о функциях и значении божеств-подземного царства никогда не были едиными и стройными. Во многом они менялись, особенно в зависимости от местных обычаев. Но в основных принципах концепция загробного мира была характерна для всей страны. Повсюду о покойниках и их будущем всегда'тщательно заботились, дабы все три души были удобно устроены там, где им надлежало быть. Культ предков но-прежнему доминировал в религиозно-культовой системе страны. II хотя эта привычная традиционная доми­нанта и не была чересчур мрачной и гнетущей для живых, именно она прежде всего определяла характер и направлен­ность множества важнейших ритуалов.