10 Наиболее полно история и основные принципы чань-буддизма из­ложены в трудах д. Судзуки [718—720]. См. Также Библиографию перево­дов трудов чашд'кпх мастеров [686].

Есть основания полагать, что действительным преемником пятого патриарха следует считать Шэнь-сю (600—706), главу северной школы [273, 353—356]. Во всяком случае, сторон­ники этой школы приобрели вначале большое влияние в стране. Согласно учению северной школы, пгтосаетление — это закономерный результат длительных усилий, напряженных

раздумий в условиях сосредоточения, медитации, под руко­водством опытного мастера. В этом доктрина Шэнь-сю срав­нительно мало отличалась от канонических форм дхианы, а некоторые другие стороны его учения были близки к идеям даосизма (стремление жить простой, естественной жизнью, любовь к звучным метафорам и парадоксам, скептическое отношение к книжной мудрости и т. п.), что уже было отме­чено специалистами [769, 58]. Иными словами, школа Шэнь-сю, по-видимому, еще сравнительно мало отличалась, от дру­гих направлений китаизированного буддизма.

Совершенно иной характер был у южной школы, основа­телем которой по праву считается знаменитый Хуэй-нэн, автор «Сутры шестого патриарха», которая и стала классическим произведением чань-буддизма, излагающим основы этого уче­ния. Согласно Хуэй-нэну, главное в постижении истины — это внезапное озарение (яп. сатори). Разумеется, это озарение ^снисходит не на каждого. Человек должен стремиться к нему, быть посвященным и подготовленным. Однако к подготовлен­ному человеку просветление приходит внезапно, как озарение,, как интуитивный толчок. Еще вчера, еще минуту назад ты мучительно размышлял, терзался, стремился постичь непости­жимое— и вдруг па тебя нашло нечто, и ты сразу же все постиг. Отсюда следовал вывод кардинальной важности, коренным образом перестроивший всю практику медитации по методу дхианы: коль скоро просветление приходит в виде внезапного озарения — нет необходимости в длительной не­подвижной медитации. Сидеть без движения — это вовсе не гарантия просветления, оно может прийти к человеку в любое время, при любом его состоянии. Вот в этом-то отрицании основ индийской школы дхианы и заключалась сущность не только южной школы Хуэй-нэна, но и всего последующего чань-буддизма [495, 493].

По смерти Хуэй-нэна его ученик Шэнь-хуэй (670—762) опубликовал записанную им «Сутру шестого патриарха» и во всеуслышание заявил, что подлинным шестым патриархом следует считать не Шэнь-сю, а именно Хуэй-нэна. Это выступ­ление нашло отклик, и вскоре северная школа чань-буддизма фактически прекратила свое существование. Правда, южная школа Хуэй-нэна тоже распалась на ряд направлений, однако ^точти все они теперь исповедовали доктрину внезапного ^интуитивного прозрения, разработанную Хуэй-нэном, который и стал в последующей буддийской традиции считаться шестым и последним общепризнанным патриархом чань-буддизма.

Дальнейшая судьба секты складывалась сравнительно бла­гоприятно: уже с начала II тысячелетия «Чань», наравне с амидизмом, была ведущей сектой китайского буддизма [303, 202]. Развивая учение Хуэй-нэна, чаньские мастера вно­сили в него новые моменты [222; 419; 511; 590]. В частности,

добившееся лидерства в чань-буддизме направление И-сюаня (ум. в 867) с его крайностями («Убивайте Будду!») ввело 'в практику попытки искусственного стимулирования внезап­ного прозрения путем резких толчков, окриков, даже ударов, которые внезапно обрушивались на ничего не ожидавшего или даже погруженного в транс человека и вынуждали его мгно­венно отреагировать с помощью интуиции, подсознания. Получили в чань-буддизме широкое распространение и весьма специфичные загадки-ребусы (коаны). Постичь смысл коана посредством только логического анализа было просто невоз­можно (классический пример: «Удар двумя ладонями — это хлопок, а что такое хлопок одной ладонью?»). Между тем, за кажущейся абсурдностью коанов всегда таился глубокий смысл, и только постижение этого смысла (на что у начинаю­щего монаха подчас уходили годы раздумий) могло привести к просветлению, к счастливому озарению ^п.

¹¹ В этой связи интересно напомнить о споре между Ху Ши и Д. Суд-зуки по вопросу о логическом и иррациональном в «Чань». Ху Ши, стре­мясь подчеркнуть рационализм чань-буддизма, отстаивал тезис о его ин­теллектуальности, о познаваемости его сути и принципов [497]. Судзуки считал, что это учение нельзя постичь методом интеллектуального анализа, что оно является интуитивным и иррациональным [719]. По-видимому, Суд­зуки прав в том смысле, что интуиция и иррационализм (а не разум и логика) скорей могли привести к озарению и просветлению того типа, который проповедывался чань-буддизмом в Китае и Японии. Во всяком случае, огромное значение интуиции в учении «Чань» несомненно [256, 39 и сл.].

Поскольку счастливые озарения в общем приходили не так уж часто, на передний план в чапь-буддизме вышла прак­тика постоянной медитации [591], хотя и не обязательно в сидячем положении. Ей предавались и монахи, и миряне, особенно люди творчества, искавшие в ней внезапного озаре­ния, интуитивного толчка. Долгими часами и днями просижи­вали или прогуливались они в глубоком сосредоточении, не отвлекаясь ни для чего, абстрагируясь от всего внешнего. Для монахов медитация обычно была связана с бдением в специальных залах и в отдельные времена года длилась чуть ли не неделями. В течение всего этого длительного и крайне утомительного процесса монахи обычно для бодро­сти, чтобы не уснуть, пили крепкий чай. К слову сказать, сам обычай чаепития, возникший, как известно, именно в Китае, обязан своим происхождением именно буддийским монахам и практике медитации. Легенды связывают возникновение чаепития с самим Бодхидхармой. Рассказывают, что этот ве­ликий патриарх как-то во время медитации уснул. Проснув­шись, он в гневе отрезал свои ресницы. Упав на землю, ресни­цы проросли, и именно эти растения и оказались чайным ку­стом, листья которого стали затем использовать для изго­

товления бодрящего напитка [769, 109—ПО]. Со временем вокруг буддийских монастырей возникли обширные плантации чайного куста.