3 Одним из первых исторических трудов в этом жанре было сочине­ние ханьского конфуцианца Цзя и «Го Цинь лунь» («Об ошибках Цинь»), включенное Сыма Цянем в его труд «Шицзи», гл. 6 и 48.

Действительно, позиции тех авторов, которые высоко пре­возносили легизм и даже полагали (как О. Франке), что

победа легизма заставила бы Китай пойти по совершенно иному пути, не вызывают особой поддержки. Короткие сроки, отведенные историей легизму для проведения на практике соответствовавшего его теориям социального эксперимента, оказались вполне достаточными для того, чтобы выявить его несостоятельность, его непригодность — по крайней мере для Китая nil! в. до н. э. Но можно ли из этого заключить, что доктрина легизма несла в себе только отрицательный заряд, а социальный идеал и вся теория и практика доханьского конфуцианства заслуживают решительного предпочтения и безоговорочной поддержки?

Как уже упоминалось, Китай в то время был весьма раз­нородным по своему этнокультурному составу образованием. При управлении вновь созданной империей необходимо было проявить максимальную гибкость. Ли Сы и Цинь Ши-хуанди этого не сделали. Делая ставку на сильную власть государя и его министров и чиновников, они не очень-то интересова­лись тем, как отнесутся к их нововведениям подданные импе­ратора. Легизм с его приматом закона и безоговорочного повиновения под страхом сурового наказания откровенно пре­зирал народ, считая его быдлом⁴. Одновременно легизм озлоблял и восстанавливал против себя аристократов, ибо он настойчиво посягал на их привилегии. Легизм признавал лишь созданную им грандиозную и действительно обладав­шую весьма большой реальной силой административно-бюро­кратическую систему управления. Опираясь на эту силу, легисты решительно выступали против древних традиций, презрительно считая их устарелым пережитком и досадным препятствием на пути реформаторской деятельности.

Наиболее отчетливо это отношение к народу нашло свое проявле­ние в трактате «Шанцзюнь шу», где описаны реформы и взгляды Шан Яна. I) различных местах трактата настойчиво подчеркивается, что, «когда народ глуп>, им легче управлять (для этого нужно только знание, кото­рое противопоставлено невежеству, тогда как в том случае, если царит ум, необходима сила, чтобы подчинить его). Отсюда и знаменитый тезис Шан Яна: «Слабый парод — сильное государство» [1034, 16, 35; 354, 227, 303; 102, 156—166].

Однако эти традиции, да еще поднятые на щит столь уме­лым и опытным противником легизма, как конфуцианство, отнюдь не были пустым звуком. Более того, именно их роль в качестве социального препятствия на пути решительных преобразований оказалась в конечном счете роковой для са­мих легистов. Раздосадованный сопротивлением конфуциан­цев, Цинь Ши-хуанди в гневе приказал сжечь все конфуциан­ские сочинения и закопать живьем 460 виднейших конфу­цианцев. Но и это не помогло. Сила противников легизма была в том, что они опирались на широкую социальную базу, поддерживавшую их в сопротивлении тирану. Сам же легизм, как упоминалось, никакой социальной опоры, кроме созданно-

го им аппарата, не имел. Более того, практики легизма не считали даже нужным камуфлировать свои позиции — напро­тив, они откровенно прославляли силу и эффективность соз­данного ими бюрократического режима и презирали любое проявление слабости и непоследовательности в проведении в жизнь его жестких норм [1034; 102]. Все это сыграло роко­вую роль в судьбах легизма.

Крушение легизма не означало, однако, что в теории и практике этого учения не было ничего полезного и нужного для империи. Напротив, именно легистские концепции по сво­ему существу были весьма удобны для управления централи­зованной империей. Неприемлемой и неэффективной оказа­лась та безапелляционная, циничная максималистская фор­ма, которая была придана легистским идеям и институтам. Эту форму прежде всего и необходимо было ликвидировать, сохранив при этом существо. И колоссальным достижением конфуцианства, доказавшим жизнеспособность этого учения и определившим на века и тысячелетия его ведущую роль в китайском государстве, было то, что конфуцианцы сумели извлечь из опозорившего себя легизма его рациональное зер­но и использовать его таким образом, что начиная с Хань мы уже фактически имеем дело не с конфуцианством в его ран­ней, «чистой» форме, а с синтезом конфуцианства и легизма (во всяком случае во всем том, что имеет отношение к сфере политики, управления).