Глава II. «Письмо вождю»: жанровые разновидности. Образ адресанта.

§ 1. Жанровая классификация «писем вождю».

При анализе даже ограниченного круга материалов обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Во-первых, заметна разница в объёме обсуждаемых проблем и самом тоне их обсуждения в текстах 1920-х, с одной стороны, и 1930-х – 1940-х годов – с другой. Если в первых речь идёт не только о конкретной ситуации, послужившей поводом для написания письма, но и о проблемах политических, теоретических, в широком смысле мировоззренческих и авторы их, как правило, рассчитывают на диалог, полемику на равных с адресатом (письма А.Богданова, В.Короленко), то в последних смысловое ядро составляет жалоба, просьба, нередко оправдание писателя в ответ на жёсткую критику, бесчинства цензуры, гонения (письма М.Булгакова, Е.Замятина, М.Зощенко, Н.Асеева и др.), даже при задушевности тона (например, в текстах М.Зощенко, И.Эренбурга) в них ощущается напряжение, вызванное иерархичностью отношений: диалог на равных с властью, ещё допустимый в 1920-е годы, иллюзия демократически-коллегиальных, товарищеских – отношений совершенно исключены в сталинскую эпоху.

Во-вторых, среди анализируемых текстов есть так называемые открытые письма – и письма обычные по установке, подразумевающие конкретного адресата (индивидуального или коллективного, если автор обращается к Правительству СССР, ЦК партии или другой группе лиц, облечённых властью). Открытые письма в силу установки на обращение к широкому кругу читателей (даже при скептической оценке их авторам такой возможности³⁴) выдержаны, как правило, в публицистическом стиле, затрагивают более широкий круг проблем – политических, экономических, творческих и т.д. – и могут составлять целый цикл (письма А. Богданова Н. Бухарину и Е. Ярославскому, письма В. Короленко и В. Маяковского – А. Луначарскому, Ф. Раскольникова – Сталину и др.). Особо следует оговорить два послания А. Аверченко Ленину, которые представляют собой сатирические памфлеты в форме письма, т.е. ближе всех анализируемых нами текстов стоят к собственно беллетристике.

В-третьих, содержание и пафос писем писателей вождям позволяет выделить несколько групп текстов в зависимости от общей установки автора, его отношения к теме разговора и адресату, пафоса, широты привлечённого жизненного и литературного материала и степени эмоциональности его изложения (риторичность), прямой или опосредованной связи текста с обстоятельствами частной и творческой жизни адресанта. Мы понимаем всю условность такой классификации. Речь идёт не о деловой переписке с её достаточно устойчивой на сегодняшний день системой жанров (хотя элементы делового стиля встречаются в анализируемых письмах – например, элементы заявления, жалобы, ходатайства, объяснительной записки и др.). Речь не идёт также о текстах, написанных в традициях старой риторики (в том числе эпистолярной), в настоящее время по большей части утраченных. Однако определённая типология отчётливо прослеживается, и, на наш взгляд, можно говорить о нескольких жанровых разновидностях "письма вождю". Мы предлагаем выделить следующие из них: письмо-инвектива, письмо-декларация, письмо-памфлет, письмо-жалоба (просьба, оправдание) письмо-дифирамб (благодарность, творческий отчёт).

Письмо-инвектива содержит обвинения и даже вызов властям (классический пример – открытое письмо Раскольникова Сталину 1939 г., композиция, стиль и язык которого напоминают обвинительную речь на судебном процессе; близко к нему предсмертное письмо А. Фадеева 1956 г. в ЦК КПСС) или более сдержанную по тону, но решительную критику существенных сторон деятельности властных органов и лиц (письма В. Короленко) с преобладанием гневных интонаций. В большинстве случаев авторы таких писем не затрагивают обстоятельств собственной частной жизни, во всяком случае, не сосредоточены на них. Их позиция – принципиальное инакомыслие (изначальное, как, например, у Короленко, не принимавшего "максимализма" большевиков и их методов борьбы), или выработавшееся постепенно в силу анализа внешних обстоятельств, как у Раскольникова) или демонстративный разрыв некогда тесных связей, осознанный адресантом как трагический, но неизбежный (в письме Фадеева).

Другой тип писем, который мы условно назвали письмом-декларацией, содержит в достаточно развёрнутом виде разъяснения позиций автора по важнейшим мировоззренческим и (или) творческим вопросам (обычно это ответ оппоненту, отзыв на критику и т. д.), декларирует его политическое или писательское кредо, является для автора как бы программным документом. Нередко такие письма содержат также критику позиций оппонента (например, письмо Богданова Луначарскому, Бухарину, Ярославскому) или имеют целью отклонить навет, привлечь внимание к судьбе адресанта (например, письмо Булгакова Правительству СССР).

Письмо-памфлет вождю – жанр, по понятным причинам, редкий. Традиционная для памфлета экспрессия (в данном случае ирония и сарказм), лёгкость и краткость (почти лозунговость) слога, открытая тенденциозность близки дарованию сатирика. Среди писем анализируемого периода наиболее яркий пример – памфлеты Аверченко, созданные им в эмиграции, на имя Ленина, где опальный сатирик выражает ироническое сочувствие вождю пролетариата, лишённому вследствие занятости реализацией великих идей простых человеческих радостей. Однако черты памфлета, как нам кажется, присущи и некоторым другим текстам, в частности открытому письму В. Маяковского Луначарскому 1920 г., где поэт зло и остроумно парирует критику наркома в адрес футуризма. Из более поздних примеров – ироничное письмо В. Войновича Брежневу 1981 г. из Мюнхена, в котором лишённый советского гражданства писатель в очень едкой форме противопоставляет свой бестселлер об Иване Чонкине «килограммам» литературного творчества Генерального Секретаря ЦК КПСС.

Письмо-жалоба – наиболее распространённый жанр среди анализируемых текстов, в особенности в 1930-е годы, что связано, конечно, с усилившимися со стороны властей и официозной критики гонениями, на представителей советской интеллигенции, в том числе писателей, в чьей творческой или жизненной позиции читался хоть намёк на инакомыслие. Такие письма обращены, как правило, к высшей инстанции, Сталину, иногда – его ближайшим соратникам; в них рисуется картина беспощадной и унизительной травли, приводящей художника на грань нищеты и душевной болезни, лишающей его возможности писать и доводить свой труд до читателя в СССР; выражается надежда на восстановление справедливости, нередко содержится просьба о выезде за пределы страны. В некоторых письмах такого рода звучат оправдательные интонации (Зощенко, Эренбург), которые могут парадоксально переплетаться с иронией (Платонов) или разворачиваться до творческой декларации (Булгаков, Замятин).

Письмо-дифирамб. Мы анализируем в работе целый ряд эпистолярных текстов отчётливо дифирамбического характера. Иногда к сдержанному славословию вынуждены были прибегать авторы писем-жалоб (просьб) с целью подчеркнуть уважение к личности, мнению и воле адресата, от которого зависит личная судьба автора, судьба его родных и друзей, его произведений. Однако основной пафос этих писем славословием не определяется, за тезисами о «мудрости» и «справедливости» адресата отчётливо сквозят тревога и боль, страх и негодование. Но есть письма вождям, в которых открыто не сформулирована (хотя нередко в завуалированном виде содержится) просьба или жалоба, они имеют целью выразить благодарность власти за благосклонность, наладить по возможности плодотворный диалог с ней, иногда содержат в себе элементы творческого отчёта перед «высочайшим» читателем или его приближёнными. В этой связи мы рассматриваем письма А.Толстого, Я. Ларри Сталину. Близки к этой жанровой разновидности «письма вождю», приводимые в работе тексты А. Корнейчука и Б. Пастернака, поднимающегося в своём письме Сталину до обсуждения темы органического единства властителя и поэта.

Анализ конкретно-исторического материала в этой главе мы выстроили в соответствии с логикой нашей условной классификации, приведённой выше.