Шумпетер Йозеф Алоис

(1883 - 1950) Schumpeter Joseph Alois

Теория экономического развития

Перевод В. С. Автономова и т.д.

Воспроизводится по изданию:

Шумпетер Й. А. Теория экономического развития. М.: Прогресс, 1982.

Директмедиа Паблишинг Москва 2008

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Настоящая книга имеет прямое отношение к другой, вышедшей в 1908 г. в том же издательстве под названием «Сущность и основное содержание теоретической полит­экономии» («Wesen und Hauptinhalt der theoretischen Nationalokonomie»). В основном мне, по-видимому, удалось выполнить те обещания относительно критического разбо­ра, которые я дал читателю в только что названной работе. Но поскольку метод подачи материала и предмет обсужде­ния здесь существенно иные, то я не стал рассматривать новую книгу в качестве ее второго тома или продолжения. Более того, я стремился писать новую работу с таким рас­четом, чтобы ее можно было бы читать независимо от пер­вой. Мне остается лишь предпослать ей несколько слов.

Данная работа носит теоретический характер. В ней об­суждаются основные черты хозяйственного опыта, требую­щие общего описания. Она едина по предмету и методу, и в ней отражена строгая последовательность мыслей. Одна­ко все это является для меня конечным результатом и не входило с самого начала в мои намерения. В своей ра­боте я отталкивался от конкретных теоретических проблем, начав — в 1905 г. — с проблемы кризисов. Я чувствовал, что все более и более углубляюсь в рассмотрение каждый раз новых и самостоятельных теоретических проблем. В ко­нечном счете мне стало ясно, что все, чем я занимался, есть выражение одной-единственной основной идеи и что эта основная идея, с одной стороны, имеет отношение ко всей теоретической области, а с другой — позволяет наме­тить дальнейшие вехи для теоретического познания фено­мена экономического развития. Впрочем, я счел целесооб­разным не строить свою работу как детально систематизи­рованный научный материал, а изложить основные прин­ципы так кратко и точно, как только я был в состоянии это сделать, н к тому же в такой форме, в которой они пока

еще не существуют в современной теории. Первая глава, сухость которой, надо надеяться, не нанесет слишком боль­шого ущерба тому, что за ней последует, вводит читателя в мир теоретических представлений, на которых построе­но все последующее изложение. В остальных шести главах излагается то, что представляется мне здесь особенно важ­ным.

При условии, что все мои рассуждения вообще будут приняты читателем во внимание, я хотел бы предвосхи­тить два возможных недоразумения. Во-первых, легко предположить, что настоящей работой я в известной мере дезавуирую другую, названную выше. Различия в методах подачи материала и поставленных целях, разумеется, мо­гут создать такое представление. Однако более присталь­ное рассмотрение работы, надеюсь, убедит любого читателя в обратном. Во-вторых, результаты настоящего исследова­ния — опять-таки если на них вообще обратят внимание,— вне всякого сомнения, будут рассматриваться и оценивать­ся под углом зрения того, каким оружием они станут в руках той или иной социальной силы общества. Этого я не имел в виду и надеюсь, что не исчезли те, кто в состоянии по-научному подойти к научному описанию общественных процессов.

Ход мыслей, выносимых мною на суд читателя, не без­ошибочен, а именно в частностях. Меня вполне удовлетво­рит, если он породит интерес у читателя и в какой-то степени убедит его в том, что «кое-что здесь верно». Эконо­мическая теория не может оставить без внимания те фак­ты и аргументы, которые приводятся здесь как итог добро­совестного труда и точнейшего знания состояния данной дисциплины. Единственно, что автор может еще пожелать себе, так это то, чтобы возможно скорее другие добились в этой области большего, а его работа отошла бы на второй план.

Вена, июль 1911 г.

Шумпетер

ЙРЕДЙСЛОВЙЁ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Ёозмбжно, мне следовало бы во втором издании данной книги, которая вот уже почти десять лет не встречается на прилавках книжных магазинов, высказать свое мнение по поводу имевших место критических выступлений в ее ад­рес и провести тщательную статистическую и историче­скую проверку всего изложенного в ней. Я понимаю, что и то и другое было бы в интересах содержания самой рабо­ты. Полемика с критиками является одним из существен­ных средств убедительной интерпретации теории, благо­даря чему она становится доступной, а зачастую и вообще понятной более широкому кругу. В противном же случае и сам критик и его читатель, разумеется, будут находиться в состоянии умиротворения и продолжать придерживаться своих доводов и вытекающего из них отрицательного отно­шения к данной теории. И тем не менее я вступал в поле­мику с критиками в очень немногих случаях, хотя уже тот факт, что среди моих противников был и Бём-Баверк, исключает всякую мысль о том, что я не воздаю должного моим критикам. Далее, в необходимости взаимопроникно­вения анализа фактических материалов и теории я убеж­ден сегодня еще больше, чем тогда. Однако и в этом направлении я не пошел дальше нескольких ссылок. При­чиной того, что я сам расцениваю как отход от строгой а подтверждаемой яркими примерами практической провер­ки, было стремление более четко выделить некоторые основные идеи. Итак, я констатирую — вообще говоря, без особого восторга, — что строжайшая самопроверка вновь и вновь убеждала Меня в правильности того, что я тогда изложил. А так как речь шла все же о вещах, имею­щих существенное значение для того представления, кото­рое мы себе составляем о социальной жизни и ее пробле­мах (не имея вообще никаких или же имея неправильные взгляды на то, а что же такое предприниматель, предпри­нимательская прибыль, капитал, кредит, процент и кризи­сы, совершенно невозможно сказать ничего разумного обо всем, что интересует нас в мире хозяйствования и движет нами в нашей деятельности), то я полагал, что, попытав­шись еще раз показать читателю — многое сокращая, упро­щая, переформулируя, причем по возможности наиболее убедительно, — что именно ваяшо для данного круга про­блем, я принес бы большую пользу, чем если бы я еще на шаг углубился в чащу отдельных теоретических и стати­стических вопросов, смежных с нашей темой.

Поэтому в данном издании книга стала преясде всего короче. Совершенно отсутствует глава седьмая первого издания. В той мере, в какой она вообще возымела какое- то влияние, она оказала его в совершенно нежелательном для меня направлении, в особенности тот фрагмент о со­циологии культуры, который в ней содержался помимо всего прочего. В одних случаях он отвлекал внимание чи­тателя от проблем сухой экономической теории — а мне хотелось бы, чтобы читателем были поняты их решения,— в других — приносил мне такого рода признание, которое для меня было столь же фатально, как и отрицательное отношение тех, кто не в состоянии рассуждать вместе со мной. Главы первая, четвертая, пятая остались почти без изменений. Кое-что из тою, что иначе я просто вычеркнул бы, пришлось оставить, поскольку это предвосхищает те возражения, которые в противном случае были бы, пожа­луй, высказаны. Однако незначительные сокращения, дополнения и переформулированные отрывки есть и в этих главах. По этой причине я просил бы коллег, желающих поработать с данной книгой, отныне пользоваться только этим новым изданием. В главе третьей лучше (как хоте­лось бы мне надеяться), чем в первом издании, изложен вопрос о пределах, в которых банки могут создавать поку­пательную способность, — вопрос, с которым связана боль­шая часть возражений против сформулированной в настоя­щей книге теории кредита, получившей широкое призна­ние. Остальные изменения носят чисто редакционный характер. Вторая, основополагающая для всех последую­щих рассуждений автора глава, за исключением несколь­ких фраз, переписана заново. При этом из нее исключено все, что раньше преподносилось с присущим молодости многословием и самолюбованием и что могло вызвать спра­ведливый упрек. Но хотя я и считаю, что теперь все выра­жено строже и точнее, а зрелые размышления и жизнен­ный опыт привели к тому, что предметы стали отныне вы­ступать в несколько ином свете, существенные черты оста­лись тем не менее неизменными. Глава седьмая, кроме пункта 1, также написана заново и в одних частных мо­ментах дополнена, в других же — упрощена. Впрочем, и здесь в процессе переработки мне пришлось признать пра­воту моих оппонентов, выступивших с острой критикой, и извиниться перед теми, кто не понял существа аргумента­ции, потому что в прежнем изложении этого попросту нельзя было требовать. Я также ощутил, что все сформули­рованное мною сейчас по-новому действительно представ­ляет собой верное решение проблемы конъюнктуры, при­чем верное с самого начала.

К сожалению, мне пришлось сохранить название книги, чтобы выразить принципиальную идентичность книги в ее новом виде с книгой, увидевшей свет в 1911 г. Насколько мало удачным оно является, доказывают все новые прось­бы о присылке моей «книги по экономической истории», поступающие из разных стран. Новый подзаголовок дол­жен исключать возможность введения читателя в заблуж­дение: все, что может найти читатель в настоящей книге, имеет к экономической истории не большее отношение, чем любые другие экономические теории. И здесь мое желание что-либо изменить в книге наталкивалось на определен­ные трудности, обусловленные необходимостью считаться с тем фактом, что данная книга является существующим уже независимо от меня, живым организмом и что она как таковая обрела свое собственное место в теоретической литературе нашего времени.

Пусть тот, кому предстоит ее сегодня читать, знает: то, что в ней предлагается, может быть хорошо или плохо, но оно окажется совершенно недоступно читателю без его вдумчивой работы по разбору аргументации в силу исклю­чительной сложности хода развития мыслей, которая обус­ловлена характером предмета и не может быть снята ника­кими упрощениями. Тот, кто не в состоянии проделать такую работу из-за недостаточной теоретической подготов­ки или не захочет проделать ее только потому, что не счи­тает ее заслуживающей подобных усилий, тот просто зря потеряет на чтение свое время. Но прежде всего книга не годится для простого «перелистывания», цель которого — определить, а что же думает автор по тому или иному от­дельно взятому вопросу, например о причине цикла конъ­юнктуры: даже целая глава о кризисах, будучи несамосто­ятельным звеном в длинной цепи рассуждений, сама по себе не дает ответа на этот вопрос. Обособленное чтение отдельных разделов книги может только оставить после себя целый ряд нерешенных вопросов и вполне очевидные возражения на те или иные утверждения автора. Кто дей­ствительно хочет получить пользу для себя от ее чтения, должен размышлять вместе с автором. Пусть в этом чита­тель воспользуется следующими рекомендациями: глава первая не дает специалисту ничего, кроме нескольких фраз, которые приобретают весомость в цепи рассуждений по теории процента, излагаемой в главе пятой. Он может про­пустить ее и обратиться к ней, лишь если ему покажется недостаточно обоснованным дальнейший ход мыслей авто­ра и прежде чем он на этом основании выскажет свои возражения. В главе второй важно каждое предложение. Из главы третьей я как своего рода «приложение» выделил все то, что без ущерба для общего контекста вполне воз­можно опустить. Усвоение содержания глав второй, треть­ей создает предпосылки, необходимые для понимания каждой из трех последующих. Тем, для кого вполне убеди­тельной оказалась основная мысль автора, достаточно прочитать в главе четвертой только начало и конец, и лишь на специалистов, в особенности на принципиальных противников представленных здесь взглядов, рассчитана часть аргументов главы пятой. В главе шестой так много вещей резюмировано в отчаянно краткой форме, что про­пуск даже одной фразы может помешать одобрению и по­ниманию.

Бонн-на-Рейне, октябрь 1926 г,

Шумпетер

Предисловий

К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ

Четвертое издание настоящей книгй, как и третье, представляет собой стереотипную перепечатку второго из­дания, для которого летом 1926 г. я предпринял редакци­онную обработку написанного в 1911 г. текста и которое положено в основу подготовленных к выпуску английского и французского переводов, уже вышедшего сокращенного итальянского, а также планируемого японского переводов. Я не считаю текст окончательным, но до сих пор не нахо­дилось времени, чтобы сделать то, что мне хотелось бы еще сделать. Следует признать, что кругу проблем, которые здесь обсуждаются, в своем рабочем плане в последние го­ды я стал отводить заметно больше места, правда, в не­сколько ином аспекте. Я пытался обработать относящийся сюда статистический и исторический материал, насколько мне это было посильно и насколько мне позволяли сред­ства из Фонда Рокфеллера, любезно предоставленные мне Комитетом по исследованиям в области общественных наук при Гарвардском университете. При этом свою тео­ретическую схему, или модель, я использовал в качестве инструмента исследования, и это предоставило мне воз­можность познакомиться с тем, как она функционирует, если использовать ее как нить Ариадны. Видимо, в качест­ве напутствия к четвертому изданию можно было бы ска­зать об этом несколько слов.

В предпринятом мною анализе фактов речь шла, с одной стороны, прежде всего о проблеме конъюнктуры, а с другой — о чем-то большем, нежели просто о верификации моей теории. Но тот, кто прочитает данную книгу, поймет, что не только ее последняя глава, но, собственно говоря, каждая страница имеет отношение к проблеме конъюнк­туры. Это вполне естественно. Стоит нам выйти за рамки теории равновесия, как мы оказываемся в сфере проблем конъюнктуры, и ни одно явление не может быть объясне­но вне связи с ней. Любое высказывание, к какому бы предмету оно ни относилось, в конечном счете имеет отно­шение к конъюнктуре. Тем самым подтверждается спра­ведливость утверждения Шпитгофа о том, что изменение конъюнктуры является укладом жизни капитализма. Моя теория должна дать логически завершенную модель хозяй­ственных изменений во времени, и в той мере, в какой она это позволяет сделать, она необходимо является также и объяснением ряда отдельных явлений и изменений конъ­юнктуры, в рамках которой они происходят. Поэтому работа над фактическим материалом по проблемам конъюнк­туры сама по себе дает все, что нам необходимо за преде­лами круга проблем равновесия. И поэтому такой матери­ал, те возможности, которые предоставляет его анализ, являются для теории неистощимым источником новых идей, взглядов, точек зрения, постановок вопросов, мето­дов. Причем все это выходит далеко за рамки одной-един- ственной проблемы объяснения изменения конъюнктуры или того, какого мнения следует придерживаться в отно­шении определенного объяснения изменения конъюнкту­ры. Тем не менее я, пожалуй, могу с точки зрения данной книги сказать, что верификация существующих теорий представляет собой основную цель изучения статистиче­ских и исторических данных, сколь бы мало я ни разделял такой точки зрения.

Но вначале важно договориться о том, что следует по­нимать под «верификацией». Никакие непроанализирован­ные, неочищенные данные, собственно говоря, не могут подтвердить достоверность или ложность какого бы то ни было теоретического положения. Неверно и то, что наблю­дение статистических или исторических фактов могло бы привести нас к пониманию совместимости или несовмести­мости с ними определенной теории. Ибо весьма реальная зависимость может быть настолько скрыта от нас другими моментами, что без глубокого анализа данных мы ничего не увидим. Поэтому нам не остается ничего другого, как стремиться достигнуть более скромной цели, а именно вы­явить, насколько очевидной является та зависимость, о которой говорится в том или ином теоретическом положе­нии, или, выражаясь иначе, насколько велико ее значение для понимания существа дела. Вообще говоря, так обстоит дело в любой области той или иной науки, только в неко­торых из них даже эта цель вовсе не столь незначительна, и в первую очередь там, где допустимо требовать, чтобы теорий, снабжаемая необходимыми данными, позволяла рассчитывать эффект. Поясним это на примере. Физик утверждает, что теория атома Бора—Зоммерфельда в из­вестной степени обнаруживает свою несостоятельность, поскольку на основе ее допущений нельзя определить энергию стационарных состояний систем с несколькими электронами; ее авторам скорее бы прОстили голословные утверждения и логические неувязки. Смысл и ценность подобного склада мышления ясны: для практической на­учной работы важны не абстрактные «истины», а конкрет­ные методы, которые можно применять. Последнее означа­ет: работать с имеющимися данными таким образом, что­бы получать результаты, соответствующие наблюдаемым фактам. Ничего плохого не будет в том, если мы станем давать наши оценки — «верно» или «неверно», — руковод­ствуясь исключительно такими соображениями. Важно при этом осознавать, что тем самым выказывается преклонение перед чистым прагматизмом, от которого у философски настроенных голов волосы становятся дыбом.

Если же учесть существующие условия, влияние ряда факторов на качество нашего материала, а также нередко крайне низкий — с чисто статистической точки зрения — уровень его, то сказанное означает необходимость того, чтобы:

1. наша теория там, где она формулирует положения, по своему характеру допускающие количественное выра­жение, и где в ее распоряжении имеется необходимая для того информация, предоставляла нам возможность полу­чать количественные результаты, совпадающие с факти­ческими данными;

2. наша теория там, где она формулирует положения, по своему характеру или по состоянию данных не допус­кающие количественного выражения, предоставляла нам возможность убедиться в том, что реальное положение дел grosso modo (в основой) такое, какое можно было бы ожи­дать, исходя из теории;

3. мы могли, если не имеет места ни первое, ни второе, указать конкретное обстоятельство или конкретную поме­ху, которыми данное обстоятельство вызвано, а также на­правление и точные или приближенные масштабы их влия­ния, так чтобы с соответствующими поправками результа­ты анализа все же стали бы понятными.

Требовать меньшего, как мне представляется, неверно, йоскольку это было бы свидетельством по крайней мере незавершенности работы, требовать большего кажется мне смешным. Надеюсь, в книге, которая будет опубликована в течение года, я приведу доказательство тому, что теория, развиваемая в данном томе, удовлетворяет этим требова­ниям везде, где можно сделать соответствующую проверку. Там, где возникают поп liquet (неясности), постоянно при­ходится иметь дело либо с нехваткой материалов, либо с их недостоверностью. В тех случаях, когда материалы дают ясное представление, они совпадают — разумеется, если точно выявлены помехи — с основывающимися на теоретических соображениях ожиданиями. Для той части материала, которая задана в форме временных рядов, ска­занное означает, что эти ряды, т. е. индексы цен и цены, индексы товарных масс вообще и массы отдельных товаров, доходы, но в первую очередь прибыли и заработная плата, ставки процента, безработица, объем товарооборота, чеко­вые активы, прекращение платежей, капиталовложения и т. д., ведут себя так, как они должны были бы себя вести, бели бы теория была верна. Правда, здесь налицо доста­точная свобода выбора альтернативных вариантов объяс­нения. Ведь временные ряды представляют собой лишь те количественные контуры исторического процесса, которые могут обрисовываться под воздействием самых различных факторов. Полагать, что можно обойтись только этими ря­дами, — значит сильно переоценивать их значение. Исто­рическая интерпретация временных рядов, т. е. определе­ние того, что же действительно происходило в хозяйствен­ной жизни из года в год (а возможно, из месяца в месяц), нужна не только и не столько из-за «внешних помех». Она необходима прежде ьсего Для того, чтобы понять нормаль­ный ход событий и то отражение, которое этот ход нашел в данных статистики. Только такого рода исследование дает подтверждение тому, что действительно значимыми были здесь как раз те моменты, на которые указывала тео­рия. При этом мне следовало бы заниматься рассмотрени­ем мельчайших подробностей, в частности процессов, про­текавших внутри отдельно взятых концернов, иными сло­вами, заниматься работой, которая мне совершенно не под силу. Впрочем, в той мере, в какой мне удавалось все же продвигаться вперед, появлялись и подтверждения тех тео­ретических представлений, которые излагаются в настоя­щей работе. Разумеется, их надлежало расширить, а в отдельных чертах и уточнить. Короче говоря, это была зада­ча, состоявшая в том, чтобы перебросить мостик от наибо­лее абстрактных положений к хаотическому нагроможде­нию реальных процессов. Именно она породила целый ряд новых частных проблем. В первую очередь нужно было основную идею излагаемой здесь модели (в соответствии с нею процесс капиталистического развития представляет собою некое подобие движения волн: начальная волна бес­препятственно вырастает из состояния полностью сбалан­сированного равновесия, а затем спадает, переходя в то же равновесное состояние) переформулировать таким обра­зом, чтобы схема могла отражать также и единственно реальное положение вещей, в котором учитывалось бы влияние предшествующего развития и которое никогда не представляет собой ничего иного, как состояние хрониче­ского неравновесия. В принципе же все это значило гораз­до меньше того, что я сам ожидал. Взаимосвязи и взаимо­зависимости, описываемые моей моделью, настолько проч­ны, что в историческом и статистическом отношениях они проявляют себя в полной мере вопреки всему тому, что наслаивается на них in praxi (на деле).

Вот несколько примеров. К «наиболее абстрактным» разделам предлагаемого исследования относится теория процента, изложенная в главе пятой. Она объясняет про­цент проявлением действия новых производственных ком­бинаций. Успешное функционирование этих комбинаций приводит к созданию фонда стоимости, являющегося источ­ником процента. Разумеется, сказанное имеет отношение лишь к «производительному проценту», и столь же есте­ственно, что этот феномен, однажды возникнув, распро­страняется на все производство и всю хозяйственную дея­тельность. Последнее имеет место до тех пор, пока мы со­вершенно не теряем из виду данный первоисточник. Это обстоятельство достаточно полно отражено в современных исследованиях процента. И тем не менее ставка процента в ходе конъюнктурных колебаний ведет себя в основном так, как если бы она зависела только от этого фундамен­тального момента, а именно от предпринимательской дея­тельности.

Теория предпринимательской прибыли, излагаемая в главе четвертой, с самого начала не встретила никаких серьезных возражений. Однако следовало бы ожидать, что сумма прибылей от нововведений в экономическом процес­се, которую ведь и сама теория характеризует только как основу предпринимательских прибылей, растворится в мас­се других элементов и их общая сумма будет обнаружи­вать динамику, независимую от движения только предпри­нимательской прибыли. Правда, всякого рода «вторичные» прибыли в количественном отношении, как правило, гораз­до важнее. Тем не менее со всей очевидностью обнаружи­вается то, о чем идет речь, а именно взаимосвязь, характе­ризующая их как «вторичные», и исторически картина всех тех видов доходов от производства, которые в самом широ­ком смысле именуются предпринимательскими, не могла бы быть иной в количественном отношении, если бы все они были действительно только предпринимательской при­былью. Статистическое вычленение этих первичных при­былей — допустим, на основе статистики подоходного налога — могло бы быть осуществлено только каким-либо общественным учреждением, которое использовало бы в этих целях труд сотен чиновников, что, вообще говоря, было бы не самой бесполезной работой. Впрочем, анализ доходов, полученных наиболее процветавшими в тот или иной период отраслями промышленности, а по возможно­сти, и многими отдельно взятыми концернами, как и ана­лиз истории формирования крупных состояний, позволяет все же кое-чего добиться. Напротив, из-за несовершенства имеющихся у нас данных неблагоприятным образом об­стоит дело с подтверждением наличия взаимосвязи между производственными нововведениями и капиталовложения­ми, с одной стороны, капиталовложениями и предоставле­нием дополнительных кредитов — с другой. Поскольку ста­тистика образования капитала в равной степени страдает всеми мыслимыми недостатками и поскольку в теорети­ческие представления еще до того, как они окажутся пригодными для отражения реального положения, нуж­но ввести элемент «сбережения», определяемый на основе абстрактных предположений, то при верификации теории кредита и капитала в главе третьей речь может идти только о подтверждении достоверности соответствия теоре­тических предположений фактическому положению вещей. Конечно, достаточно ясное представление о взаимосвязях между нововведениями, выпуском промышленной продук­ции, банковскими кредитами, чековыми активами и тем, что, запутывая дело, называют «оборачиваемостью банков­ских активов», дают статистические данные. Более четко они выявляются при анализе отдельных процессов, кото­рый, собственно, может объяснить и, следовательно, хотя бы частично элиминировать временные несоответствия. И хотя имеется ряд вопросов, не допускающих однознач­ного ответа, обнадеживающим для нас является то обстоя­тельство, что реальное положение вещей тем больше соот­ветствует теоретическому ожиданию, чем глубже прони­каем мы в его существо.

49

Зато экономическая история последних 150 лет являет­ся единственным арсеналом доводов, используемых для верификации теоретической конструкции, рассматривае­мой в главе второй, а также ее модели в той мере, в какой меняется экономический организм, находящий примене­ние в том разделе социологии управления, который она ставит на службу экономического анализа, а также для верификации того процесса, которым в главе шестой объясняется ход конъюнктуры. Волны того потока, ко­торый представляет собой не что иное, как процесс ис­торического развития, могут быть интерпретированы на основе анализа волн теоретической модели развития тем лучше, чем они длиннее: нововведения, порождающие те волны, продолжительность которых в среднем не превыша­ет 40 месяцев, не всегда легко выявить. Напротив, самые длинные волны в той степени, в какой они выявляются статистикой,— «периоды смены» («Wechselspannen») Шпитгофа, или «длинные волны» Кондратьева,—настолько удачно вписываются в схему, что здесь не требуется прак­тически ничего доказывать. Первая «волна» известна нам как промышленная революция. Подъем второй — «волны пара и стали» — приходился на 40-е годы прошлого века. «Волна электротехнической, химической и автомобильной промышленности», третья по счету, зародилась в 90-е годы XIX в., в наши дни происходит ее спад. При всем этом не только совершенно четко прослеживается наличие в наших статистических рядах всех трех «волн», но и очевидной становится их связь с предпринимательской деятельно­стью, предпринимательской прибылью, нарушением равно­весия, вызываемым, вне всякого сомнения, появлением новых отраслей промышленности, а также процессом де­классирования и реакции, образующим отходящие от нее «волны-ответвления». Аналогичным образом обстоит дело и с «волнами» средней длины (продолжительности), кото­рые я в интересах научно-исторической справедливости

4 Зяказ n? 225 именую «волнами Жуглара». И во всех случаях сказанное подтверждает, как уже подчеркивалось мною, нечто боль­шее, нежели только просто объяснение конъюнктуры.

Но даже картине, воспроизводимой в неизменных мас­штабах экономики, которая приводится в главе первой в качестве чисто умозрительной конструкции и от которой требуется только то, чтобы она давала ясную в понятийном отношении отправную точку для последующего изложе­ния, — даже этой картине в каком-то отношении соответст­вует статистический и исторический материал. Я сейчас говорю не о том совершенно очевидном обстоятельстве, что теория экономического равновесия, как и любая чистая тео­рия, логически уточняет лишь некоторые черты действи­тельности, вследствие чего ее посылки относительно опре­деленных связей между элементами системы экономиче­ских величин должны всегда иметь в тенденциях свой «реалистичный» компонент, который обнаруживается и в соответствующем материале. Нет, я имею в виду нечто гораздо более непосредственное. Разумеется, мы можем теоретическую картину экономического равновесия проти­вопоставить состоянию неравновесия любого конкретного исторического момента временя. Но это реальное неравно­весие в одни, вполне определенные и статистически и исто­рически выявляемые отрезки или моменты исторического процесса оказывается к теоретическому равновесию ближе, чем в другие. И такие отрезки или моменты не случайны, а закономерны, причем они находятся не в равном друг от друга удалении: в рамках строго закономерной и статисти­чески выявляемой смены система вначале удаляется от равновесия, а затем опять стремится к равновесию, правда, уже другому, в полном соответствии с тем, как того требу­ет теория укоренения новых комбинаций (подъем) и при­способления экономического организма к изменившейся по этой причине ситуации (депрессия). Между данными перепадами (Exkursionen) как раз и находятся точки или, скорее, небольшие отрезки, которые я в своей лаборатории привык называть «точками близости равновесия» и кото­рые даже представители делового мира считают «относи­тельно нормальными». Вот поэтому каждому подъему пред­шествует хотя и не полное, но в первом приближении все же реализуемое равновесие, подобное тому, которое про­исходит в понятийно гиперболизированном виде в теории И которое принимается нами в главе пятой за факт

1*аким образом, пб завершений периода изучения матё- риалов я могу с большей уверенностью, чем прежде, вновь представить свою модель экономического развития, с боль­шей уверенностью в том, что во всех основных элементах она построена правильно. Здесь ничего не меняют и те успехи, которые достигнуты в истекшем десятилетии в раз­работке методов теоретических и статистических исследо­ваний. Последние дали мне неплохое вспомогательное сред­ство, разработать которое самому мне ни за что не хватило бы выдумки: для примера назовем метод анализа тренда, в основе Которого лежит идея «нормальных точек» («Nor- malpunkte») временного ряда и появлением которого мы обязаны Рагнару Фришу. Этот метод вписывается в мою схему, как если бы был разработан специально для нее. Что касается методов теоретических исследований, то из-за них материалы главы первой будут выглядеть еще более устаревшими, чем они были на самом деле уже в 1911 г. Да и на ряд других элементов моего аппарата некоторые из моих лучших учеников смотрят со снисходительным пре­небрежением. Новые работы, и прежде всего работы в обла­сти несовершенной конкуренции, производственных кри­вых безразличия, дискретных и запаздывающих реакций, полностью изменили облик здания общей теории и попол­нили наш «инструментальный ящик» такими средствами, которые совсем по-иному обрабатывают гранит теории, чем бесхитростные средства, используемые для аргументации в настоящей книге. И тем не менее мне хотелось бы и впредь сохранить ее структурную простоту, а где-то в дру­гом месте² сказать также о том, каков должен быть мой вклад в достижения современной теоретической мысли. Ибо только в таком простом одеянии и при полной свободе от исторического и статистического материала основная идея книги может оставаться доступной более широкому кругу читателей и одновременно знакомить с методами ин­терпретации экономических процессов и явлений тех из них, кто заинтересован в этом. И только под углом зрения этой простоты изложения я могу сказать читателю: посмотри вокруг себя, и ты увидишь, что вещи действительно таковы.

Кембридж, Массачусетс, конец 1934 г.

Шумпетер