Токарев Алексей Тема: «Моя Россия – Новая Россия. Моя страна через 10 лет»1.
Москва 2011
Оглавление:
Оглавление: 1
Введение. 2
Реальность принимаемого сегодня. 7
«Я не нуждаюсь в защите». Интервью О. Дерипаски «Financial Times» http://www.ft.com/intl/cms/s/0/470bc928-30da-11dc-9a81-0000779fd2ac.html#axzz1eBtamJBg. 10
Образ нежелательного завтра. 13
Заключение. 26
Список использованных источников: 30
Введение.
«Борис Ельцин и новая Россия» - фраза, которая медленно и уверенно теряет актуальность. Та Россия, которую первый президент оставлял без своей власти под новый двухтысячный год, которую просил беречь Владимира Путина, перед которой «смахивал соринку, попавшую в глаз» в последнем телеобращении, постепенно исчезает. Институционально и аксиологически Россия перестраивается в сторону большего сосредоточения власти в одном субъекте политики, который, несмотря на всю свою многобашенность и многоподъездность, априори стремится к снижению политической конкуренции. Конечно, Россия обновляется, но прирастает картинами прошлого. Руководители страны на комбайнах и посевной; бурные и продолжительные аплодисменты на съезде; неумение прощать политических врагов, устраняя их не только из политической, но и свободной жизни; правильные ткачихи, докладывающие власти о её же успехах; правильные СМИ, срывающие маски (и кепки) с тех, кого власть посчитала внесистемными. Стилистически, дискурсивно, концептуально российская власть теряет наследие Бориса Ельцина. Не практику сверхпрезидентализма, не центростремительные (от Охотного ряда, от Большой Дмитровки, от Краснопресненской набережной – все к Сенатской площади) институциональные перегибы его президентства, но его отношение к осуществлению власти как человека и политического лидера.
Временно оставляя за скобками динамику мировых цен на углеводороды, успехи второго и третьего российских президентов в деле укрепления международного авторитета России, сохранения внутреннего суверенитета и верховенства власти на территории страны, улучшения социального положения граждан, необходимо признать, что новая ельцинская Россия оказалась исторически завёрнутой в одну эпоху – время двух президентств Бориса Ельцина. Последующие президентства знаменуют собой обновлённое (но не новое) время с инкарнацией некоторых элементов общественно-политической жизни доельцинской России. Хотя перестройка и последнее десятилетие двадцатого века изменили страну, обозначив точку невозврата к функционированию тоталитарных и посттоталитарных режимов, эти процессы не застраховали наше государство в третьем тысячелетии от формирования гибридной институциональной структуры, инкорпорирующей практики, невозможные в период существования действительно новой России.
Проанализировать современные особенности связей власти и общества, найти их стилистические и дискурсивные аналоги в политическом процессе 90-х годов XX века, проследить характерные отличия между ними, выделяющие эпохи президентств Бориса Ельцина и Владимира Путина-Дмитрия Медведева нередко сильнее и разительнее институциональных преобразований, а также предложить ненаучную картину будущего России, пользуясь данными политической наукой знаниями и воспринятым из российского политического процесса опытом – таковы задачи этой работы.
Её практическая значимость не может быть понята без беглого анализа эффективности прогнозных сценариев последних двух лет, представленных уважаемыми экспертными центрами, прежде всего, властным субъектам и лицам, принимающим решения (ими же созданными и позиционируемыми в качестве основных think tank России), а также широким слоям общества. Доклады Института современного развития, попечительский совет которого возглавляет президент Медведев, и Центра стратегических разработок2, который, по оценке премьер-министра Путина, был «призван объединить лучшие интеллектуальные силы нашей страны для подготовки Правительству рекомендаций, предложений, проектов теоретического и прикладного характера»3, оказались проигнорированы участниками тандема и их аппаратами, по меньшей мере, в части рекомендаций по повышению конкурентности политической системы и открытости российской власти. В связи с этим у меня присутствуют некоторые сомнения в том, что администрация президента и федеральное правительство, даже прочитав этот труд, решат отказаться от поддержания существующей властной конфигурации и сменят модель отношений государства и общества.
Методологически (при сохранении научности дискурса) эта работа могла бы базироваться на разработках российских и западных компаративистов, в частности Ч. Тилли, Ж. Коломера, М.В. Ильина, Е.Ю. Мелешкиной, А.Ю. Мельвиля 4, занимающихся проблематикой соотношения силы государства и его демократичности, которое выступает объектом «исследования». Предмет – специфика отношений власти и общества в рамках демократического транзита 90-х годов, консолидации режима 2000-х и прогнозируемой эволюции политической системы 2011-2021 годов.
Российская политическая наука за короткое время наработала значительный массив публикаций, касающийся анализа многих аспектов президентства Б.Н. Ельцина, включая его институциональные, аксиологические, бихевиоральные характеристики5. Кроме того, значимый интерес для исследователя представляют ненаучные, нередко идеологически детерминированные публикации, авторы которых, работавшие с первым президентом России, в известной степени, сводили с ним счёты, но, тем не менее, отображали важные аспекты его деятельности, необходимые для построения психологического портрета Б.Н. Ельцина и понимания императивов и методов его деятельности6. Относительно президентств В.В. Путина и Д.А. Медведева присутствует значительный диспаритет между публицистическими работами и статьями в научных журналах и объёмными монографиями7.
Несколько шире рассматриваемая проблематика может быть исследована на основании работ западных транзитологов, предлагающих конкретные политологические модели для анализа страновых демократизаций – электоральные, делегативные, нелиберальные демократии8, а также – трудов отечественных учёных-гуманитариев, посвящённых прогнозам социально-экономического и политического развития России9.
К сожалению, я не достиг пока того уровня академизма, при котором строго научный дискурс позволяет адекватно выражать мысли относительно описываемой проблематики. Претензии на литературщину и графоманство обусловлены не только желанием наиболее полно отразить на экране и бумаге некоторый уровень гражданственности и сопричастности судьбе страны и времени, в котором живу, но и выбранной темой: антиутопия (к сожалению, подменившая футурологию), очевидно, способствует редуцированию научности текста, описание будущего исключительно терминологически и его построение в узких дискурсивных рамках увеличивают вероятность ошибочности прогноза.