10 Гарф. Ф. Р-8131. Оп. 31: д. 91127. Л. 4.

¹¹ Там же. Л. 30.

¹² Там же.

¹³ Там же.

162

Дело Струнникова, или «Отомстим за муромлян» (июль 1961 г.).

Процесс закончился в пятницу, 11 августа 1961 г. В воскресенье, 13 августа, областная владимирская газета «Призыв» и городская газета «Муромский рабочий» поместили статью «Бандитам воз­дано по заслугам», подписанную П. Ивановым (скорее всего, псевдоним). Особый пропагандистский упор был сделан на уго­ловном прошлом трех осужденных. Их называли не иначе как «матерые бандиты», что вполне соответствовало политическому газетному сленгу сталинской эпохи и было, мягко говоря, очень далеко от (реальности. Информация о судимости Панибратцева (жертвы политического террора) была искажена (об этом уже говорилось раньше). Цель искажений и подтасовок была понят­на — изобразить активных участников волнений «отщепенцами», социальными париями, ничего общего не имеющими с «совет­скими людьми». Сами же «трудящиеся», по сообщениям тех же газет, «единодушно одобряли справедливый приговор бандитско-хулиганствующим элементам»⁶⁰⁴. (17 августа короткая заметка «Справедливая кара» была помещена в во всех республиканских, в частности, в «Советской России»⁶⁰⁵ и областных газетах СССР. Ее тон был более спокойным, «информирующим». Очевидно, партийные власти полагали, что сообщение о трех смертных приговорах само по себе возымеет должное действие.)

Никакого «единодушия трудящихся» в оценке событий в действительности не было. Более того, во время организован­ного властями на предприятиях г. Мурома «всенародного осуждения» произошел инцидент, о котором, конечно же, ни одна газета не сообщила. Владимир Струнников, 35 лет от роду, отец двух детей (4-х и 10 лет), с пятиклассным образо­ванием, имевший в прошлом судимость по ст. 74 ч. 2 УК РСФСР, осмелился публично высказать свое несогласие с при­говором и призвал рабочих своего цеха к забастовке. Рабочие, как рассказывал впоследствии Струнников, «промолчали, а я в знак протеста бросил работу и ушел из цеха. Зайдя домой, я оделся и поехал в город, чтобы выступить перед молодежью в Окском саду и призвать ее присоединить свой голос к мое­му протесту.

Приехав на ул. Московскую, я зашел в ресторан, где выпил 300 гр. водки, и захватив бутылку вина, пошел в парк культуры и отдыха. Пройдя на веранду, где собралось около 50 человек молодежи, я вышел на середину и обратился с призывом при­

Муромский рабочий. 1961. 13 августа. С. 4; Призыв. 1961. 13 августа. С. 4. Советская Россия. 1961. 17 августа. С, 4..

162

соединить свой голос к моему протесту против приговора суда... После этого я был доставлен в отдел милиции»⁶⁰⁶.

Задержавшим его дружинникам Струнников никакого сопро­тивления не оказывал, вел себя очень достойно и говорил, что, по его мнению, муромские бунтовщики «поступили правильно» и возмущался их «незаконным арестом»⁶⁰⁷. Скоропалительная хру­щевская юстиция в тонкости дела вникать не стала. Немедленно было организовано «гневное осуждение» поступка Струнникова его товарищами по работе и фальшивая «просьба» работников цеха в КГБ привлечь Струнникова к уголовной ответственности.

Несогласного впопыхах обвинили в призыве к массовым беспо­рядкам (чего на самом деле не было) и осудили к семи годам ли­шения свободы, хотя дело не «тянуло» даже на мелкое хулиганство. В Прокуратуре СССР уже в мае 1963 г. готовился протест по это­му делу. Предполагалось переквалифицировать состав преступления на «хулиганскую статью» и изменить меру наказания — снизить до трех лет лишения свободы. В конце концов, уже после снятия Хрущева, в 1965 г. Владимир Струнников был реабилитирован по­становлением Президиума Верховного суда РСФСР.

Еще одной ложкой дегтя в пропагандистской кампании «все­народного осуждения» стала появившаяся 25 августа в городе Коврове Владимирской области надпись: «Отомстим за муром­лян». В тот же день и в том же городе на стене дома № 5 по улице 2-я Полевая обнаружили призыв: «Долой коммунистиче­ский режим. Молодая гвардия»⁶⁰⁸. События в Муроме приобре­ли, таким образом, особый политический оттенок. А попытки властей напугать потенциальных организаторов подобных волне­ний смертным приговором суда, в определенном смысле имели противоположный эффект. Многих удивила, а некоторых и воз­мутила жестокость власти.

«БЕЙ ГАДОВ! ОНИ ПОЛЖИЗНИ У МЕНЯ ОТНЯЛИ». МАССОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ В АЛЕКСАНДРОВЕ 23-24 июля 1961 г.

События в Муроме вызвали «эффект домино». Надписи на домах в Коврове, призывавшие к мести, были первой ласточкой. Волнения в Александрове (тоже город во Владимирской области)

305

были уже серьезным симптомом. Они вспыхнули спонтанно, под влиянием стандартной конфликтной ситуации — «обиженные солдаты». Но зачинщиков беспорядков бесспорно вдохновляло желание «устроить, как в Муроме»⁶⁰⁹. Эта фраза в различных ва­риациях неоднократно прозвучала в ходе бунта. Несмотря на апелляцию участников волнений к муромскому опыту, беспоряд­ки в Александрове представляли собой довольно «чистый» пья­ный бунт, в котором почти не было «политики» и «антисовет­чины».

В составленный нами список осужденных за беспорядки в Александрове попало 19 человек. Из них 12 имели в прошлом судимость или привлекались к ответственности за хулиганство, мелкие хищения, как минимум отсидели по 15 суток в милиции под арестом. Четверо в прошлом были приговорены к длитель­ным срокам заключения за серьезные преступления (покушение на убийство, грабеж и т. д.) или имели по несколько судимос­тей. Один из зачинщиков беспорядков был отпетым хулиганом (четыре судимости). Только у семерых из нашего списка не было криминального или хулиганского прошлого (во всяком случае, в милицию они не попадали). Один из них был кандидатом в члены КПСС. Другой — героем войны, с наградами, которые да­вались за личную храбрость: медалью «За отвагу» и орденом Слава III степени. Вся семерка, имевшая репутацию «морально-неустойчивых», была во время беспорядков пьяной, легко под­далась коллективному психозу и впоследствии с трудом вспоми­нала о своих действиях.

Лейтмотивом событий в Александрове стало обычное стрем­ление доминировавших в толпе «обиженных» к социальному ре­ваншу, к расправе с ненавистной милицией, сконцентрирован­ное в выкриках: «Бей гадов! Они полжизни у меня отняли»⁶¹⁰; «Совсем обнаглели» и т. п.

В воскресный день 23 июля 1961 г. два солдата, В. Грездов и А. Крылов, приехали из Загорска в Александров поразвлечься. К вечеру они напились пьяными и нелегкая занесла их на цен­тральную площадь города — Советскую, где находился и город­ской отдел милиции. Там они и попались на глаза майору ми­лиции Кузнецову. Майор был в штатском, и солдаты не приня­ли всерьез его «приглашения» в горотдел. Начались препирательства. В конце концов нарушителей спокойствия скрутили и силой затащили в помещение милиции. Дежурный

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 91241. Л 2 ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 91241. Л. 103.

306

по горотделу немедленно поставил в известность начальника местного гарнизона подполковника Черейского.

Конфликт незадачливБгх солдат (впоследствии оба были осуж­дены за хулиганство) с милицией привлек внимание нескольких сердобольных женщин. Обиженные «пьяненькие» часто вызыва­ют иррациональную жалость у русских женщин. Так было и на этот раз, тем более, что некоторые женщины, оказавшиеся сви­детельницами происшествия, тоже были выпивши. На их вы­крики стала собираться толпа.

По случаю выходного дня в городе .было много пьяных. В тол­пе выделялись автослесарь Леонид Логинов (33-х лет, несколь­ко раз привлекался к ответственности за мелкое хулиганство, от жены ушел, платил алименты на содержание троих детей), по­мощник машиниста Владимир Федотов (29 лет, три судимости за хищения государственного имущества, отец малолетней доче­ри), конюх железнодорожной больницы Александр Кручинин (33-х лет, инвалид III группы — нет левого глаза, отец двоих детей) и плотник Владимир Дмитриев (32-х лет, отец десятилет­него сына, судимостей и приводов в милицию не имел)⁶¹¹. Все они призывали к расправе над милиционерами.

Кручинину принадлежало авторство лозунга «Устроим второй Муром!», напрямую отсылавшего толпу к опыту предшественни­ков. Эта же тема присутствовала и в выкриках Дмитриева. Он же неосознанно пытался вывести ненавистных милиционеров из-под защиты советских мифов о «самой справедливой власти на све­те», превратить их в «чужих» и «чуждых» не только толпе, но и самому режиму. После нескольких часов погромного активизма, замахиваясь на работника тюрьмы Степанова, Дмитриев закричал: «Бейте его, он такой же полицай»⁶¹². Это моральное «уравнение», как бы превращавшее александровских милиционеров в нацист­ских пособников — «полицаев», избавляло не имевших крими­нального опыта участников погрома от комплекса вины перед властью. Большинство зачинщиков не углублялись в моральные дебри. Они нападали на милицию потому, что она была «плохая» и выкрикивали лозунги: «Отпустите, гады, солдат»⁶¹³.

Около 7 часов вечера 50—60 взбудораженных людей, собрав­шихся у горотдела милиции, ругались и требовали освобождения задержанных солдат⁶¹⁴. Чуть позднее на площадь приехал подпол-

^6,1 Там же. Л. 276-277.