113 История сталинского гулаГа. Т. 6. С. 387.

¹¹⁴ Там же.

42

История «карагандинского», «камышового», «песчаного» эта­пов, принесших в Горный, Речной и Степной особые лагери бунтовскую крамолу, существенно важна для понимания фено­мена массовых выступлений заключенных в 1953—1954 гг. Ведь миграции сплоченных групп штрафников по всему пространству Архипелага, перенос механизмов связи и самовоспроизводства подполья, прежде всего националистического и этнического, но отчасти и социально-политического (власовцы, бывшие офице­ры Советской армии, осужденные за уголовные и антисоветские преступления), полулегальных уголовных группировок «воров», «сук», «махновцев» и т.д. были в начале 1950-х гг. обычными для ГУЛАГа. Организуя штрафные этапы, лагерные администрации пытались снять социальное напряжение в том или ином отдель­но взятом лагере. Но процесс разложения всей системы зашел к 1953 г. настолько далеко, что испытанное средство лечения волынок превратилось в свою противоположность.

Мятежная «зараза» свободно распространялась по Архипела­гу, способствуя кристаллизации «вредных идей» и бунтарской крамолы. С этой точки зрения режимный «иммунодефицит» ла­герей, повышенная предрасположенность активных групп заклю­ченных к организованным формам протеста были результатом не только внутренней самоорганизации населения ГУЛАГа, но и следствием всей гулаговской системы, как она сложилась к на­чалу 1950-х гг. К этому времени бунты, волынки, массовые от_т казы от работы, столкновения группировок фактически переста­ли быть чрезвычайными происшествиями. Они стали органич­ной составной частью лагерного образа жизни. В этих условиях изъятие и перевод потенциальных зачинщиков волнений в дру­гие места заключения не только способствовали распростране­нию болезни, но и не давали должного эффекта даже там, где силы сопротивления, казалось бы, должны быть полностью обескровлены.

Важно, что в протестах заключенных после смерти Сталина смогли объединиться, хотя бы на короткое время, в общем-то, враждебные друг другу силы — от «упертых» украинских нацио­налистов до «блатных». Описывая публичные похороны убитых •охраной заключенных Речлага, М. Д. Байтайский писал: «Смерть невинных спаяла в одном порыве всех — русских и немцев, евреев и полицаев, бывших бандеровцев и бывших советских" солдат»¹¹⁵. Подобные эмоциональные вспышки не означали, разумеется, действительного единомыслия и едино­

¹¹⁵ Там же. С. 567.

82

душия в действиях заключенных. Различные группировки и социальные типы демонстрировали разные модели поведения — от жесткой конфронтации до готовности к компромиссам и верноподданнических заявлений о советской конституции. Но тот факт, что протестные действия разнонаправленных сил, сформировавшихся в лагерях и колониях к началу 1950-х гг. и тащивших за собой в общем-то аморфную гулаговскую массу, били все же в одну точку, косвенно" свидетельствует о том, что конфликты были результатом эволюции всего гулаговского со­циума после войны. Группировки «совпали» в своем отноше­нии к самому институту принудительного труда, а в среде по­литических заключенных — и в отношении к политическим репрессиям как таковым.

«ДВОЕЦЕНТРИЕ»: ЯВНЫЕ И ТАЙНЫЕ РУКОВОДИТЕЛИ ВОЛНЕНИЙ *

Важной особенностью волнений заключенных особых лагерей в 1953—1954 гг. было «двоецентрие» в организации и руковод­стве забастовками и массовыми неповиновениями. За кулисами событий всегда стояло руководящее «законспирированное» ядро, тайные группы влияния и сопротивления. Наряду с подпольны­ми «штабами», руководившими забастовками, в лагерных отде­лениях возникали открытые забастовочные комитеты, тяготев­шие в своей деятельности к советской легальности. Организо­ванное подполье, настроенное более радикально, пыталось использовать подобные комитеты как ширму и прикрытие, од­нако в ряде случаев «умеренным» удалось не только окрасить выступления заключенных в «конституционные» тона, но и на­править события в Мирное русло.

Во время забастовки в 1-м лагерном отделении Горлага от­крыто действовала руководящая группа, именуемая «комитет». Именно этот комитет призывал к продолжению забастовки «до приезда компетентной комиссии из Москвы и пересмотра ею су­ществующих законоположений о режиме и содержании в изо­ляции лиц, осужденных за борьбу против Советского государ­ства, пересмотра дел заключенных и применении к ним амнис­тии, поскольку они честным трудом искупили свою вину перед Родиной»¹¹⁶. Комитет издал прокламацию «Братцы-невольники» и обращение, адресованное Президиуму Верховного Совета

¹¹⁶ Там же. С. 410.

44

СССР. Он добился удаления надзирательного состава и органи­зовал охрану зоны. Два члена группы, впоследствии покончив­шие жизнь самоубийством, изолировали и допросили несколь­ких заключенных, подозреваемых в сотрудничестве с админист­рацией. Но когда возникла угроза расправы над забастовщиками, часть членов комитета обеспечила мирную сдачу и вывод за­ключенных за зону.

На протяжении всей забастовки, по крайней мере, четверо активных членов комитета — Касилов, Френкель, Коваленко, Измайлов (всего в «руководящий коллектив» входило около 20 человек) ни разу не вышли за рамки советской легальности. Однако именно их, «засветившихся», власти привлекли к уголов­ной ответственности. В мае 1956 г. Судебная коллегия по уго­ловным делам Верховного суда РСФСР не нашла в действиях четверки состава преступления, а изготовленные комитетом до­кументы отказалась признать контрреволюционными, «так как в них не HMeetcfl призыва к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти». Вынося решение об отмене приговора 1954 г., Судебная коллегия сделала два принципиально важных вывода: 1) комитет возник через несколько дней после начала волнений для «поддержания порядка в жилой зоне лагеря до прибытия ко­миссии» и 2) действительные организаторы «саботажа заключен­ных» так и не были выявлены¹¹⁷.

Если верить официальным документам, «нелегальный штаб» по руководству «саботажем» функционировал во 2-м лагерном отделении Горлага. В 5-м лагерном отделении Горлага забасто­вочный штаб действовал открыто. Но его действия тайно на­правлял осужденный за измену Родине и за организованную борьбу против советской власти Л. С. Павлишен (Павлишин), выпускник Пражского университета, учитель. О нем было изве­стно, что он «в прямой работе штаба забастовки не участвует, но дает советы руководителям штаба, как себя вести и по другим вопросам»¹¹⁸. Закулисные руководители забастовки строго соблю­дали правила конспирации, выдвигали на первый план «хлоп­цев, которым нечего терять»¹¹⁹, сами же не нарушали требова­ния режима, в собраниях и митингах не участвовали, продолжа­ли исполнять свои обязанности, не допускали «никаких высказываний, сочувственных в защиту линии штаба забастов­ки, так как слышат много ушей и за неосторожные слова мож­

Там же.

Там же. С. 327. Там же.

44

но поздней поплатиться»¹²⁰. Важно подчеркнуть, что максималь­ная сдержанность и дисциплинированность, мораторий на све­дение личных счетов, недопущение хулиганских и бандитских проявлений в дни забастовки также исходили от «законспири­рованного ядра».

В Речном лагере тактика «двоецентрия» была доведена до со­вершенства. Во всех лагерных отделениях, где происходили бес­порядки, было зафиксировано как «руководящее законспириро­ванное ядро», так и открыто действовавшие «комитеты». Специ­фической была деятельность комитета заключенных 3-го лагерного отделения Речлага. Руководителя комитета В. Д. Ко­лесникова избрали, очевидно, с «подачи» «конспиративного ядра» — группы литовцев. Заключенные называли Колесникова «подполковником авиации», в действительности же он был быв­шим полковником госбезопасности (работал в отделе кадров главного управления милиции МГБ СССР). 12 марта 1953 г. его осудили по антисоветским статьям на 25 лет ИТЛ. Благодаря авторитету Колесникова и дальновидной («конституционной») тактике других членов самочинного комитета, события в 3-м ла­герном отделении, начавшиеся со стрельбы охраны по заключен­ным, в дальнейшем пошли по мирному руслу — волнения были прекращены после применения войск, но без стрельбы и жертв. Приговоры в отношении членов этого комитета, обвиненных, в частности, в организации забастовки в 3-м лагерном отделении, вскоре были отменены за отсутствием в их действиях состава преступления.

Во 2-м лагерном отделении Речлага «штабом саботажа» опе­ративники называли 41-й барак. Главой саботажа считали «польского полковника Кендзерского». Он прибыл в Речлаг с мятежным этапом из Казахстана. Кендзерскому удалось догово­риться с главарями блатных, верховодившими на зоне. Сами по себе подобные «переговоры» не были чем-то исключительным и необычным. Новыми были цели предложенного «блатным» ком­промисса — не добровольное подчинение одной группировки другой, не раздел сфер влияния, а программа совместного вы­ступления против лагерной администрации. Новички предложи­ли «блатным» забастовать и предъявить ультиматум администра­ции и Советскому правительству. Выполнение этого ультимату­ма должно было принести «облегчение, а может быть и свободу всем заключенным режимных лагерей». Идея Кендзерского, как отмечало тайное осведомление, «оказалась заманчивой». Блатная

Там же.

85

верхушка ее поддержала и начала даже сбор денег у шахтеров в пользу нового этапа¹²¹.

Конспиративное ядро действовало и в 3-м лагерном отделении Степлага, где забастовщики боролись особенно упорно. Точно так же, как и в других особых лагерях, действительные вдохновители и организаторы волнений из числа украинских националистов сумели сохранить свою анонимность. Но легальная «лагерная ко­миссия», открыто заявившая о себе спустя некоторое время пос­ле начала волнений, интернациональная по своему составу и раз­ношерстная по «окрасам» входивших в нее заключенных, суще­ственно отличалась по своей организованности и внутренней структуре от достаточно аморфных комитетов Горлага и Речлага. «Лагерная комиссия» Степлага использовала модели украинского националистического подполья. Комиссия создала «центральный штаб сопротивления» и штабы сопротивления по лагерным пун­ктам, привлекла на свою сторону несколько сотен «блатных». При комиссии были организованы отделы и службы — «военный от­дел», «ударная группа», «служба безопасности» с комендатурой, сыскным бюро и тюрьмой, работала система «караулов», «постов» и «пикетов», удалось .наладить производство самодельного оружия (пики, сабли, гранаты, самопалы и тд.). Комиссия выпускала бюллетени и листовки. В боевые формирования были привлече­ны не только наиболее активные украинские националисты, но и «чечены и уголовный рецидив».

Действовавшие в подполье, так и не выявленные лагерной аген­турой руководители украинских националистов, вообще «западни­ков» открыто своих целей не декларировали. Их позитивная про­грамма не была озвучена, скорее всего, из-за ее очевидной несов­местимости с какими бы то ни было «просоветскими» идеями и упованиями. В Степном лагере тайные лидеры движения, в конце концов, так и не удовлетворились «выбитыми» уступками и отверг­ли компромисс с властью, пусть даже и верховной. Они и их со­знательные сторонники дольше сопротивлялись и, в конце концов, оказали вооруженное сопротивление карателям.

ЛИДЕРЫ И «БОЛОТО»

Во всех бастовавших лагерях «подпольщикам» было трудно в течение длительного времени удерживать массу заключенных в орбите своего влияния. Поэтому они достаточно часто вставали

Там же. С. 451.

45

на путь насилия и угроз, манипулируя лагерной массовкой. Го­нения на заключенных, склонных к прекращению волынки, от­мечались во всех особых лагерях, где происходили волнения. Особенно заметными эти явления становились на заключитель­ных этапах волнений, когда основная масса заключенных, ис­пуганная военными приготовлениями властей, явно обнаружи­вала готовность сдаться на милость победителя. При ликвидации беспорядков/В 1-м лаготделении Горлага организаторы забастов­ки «всеми мерами стремились не допустить выхода заключенных за зону». Поначалу им это даже удалось. Когда на следующий день началась «операция по ликвидации волынки в жилой зоне»" и «лояльно настроенные заключенные стали выходить за зону», они «встретили упорное сопротивление со стороны организато­ров волынки, которые путем угроз и запугивания преградили путь к выходу заключенных за зону. Некоторые заключенные, желавшие выйти за зону, ими избивались»¹²².

Лишаясь поддержки лагерной «массовки», наиболее активные протестные группы уже в одиночку вступали в открытую борь­бу и оказывали ожесточенное сопротивление. Так было, напри­мер, в 5-м лагерном отделении Горлага, где «организаторы во­лынки вывесили на жилых бараках черные флаги и лозунги контрреволюционного содержания, лагерную администрацию в жилую зону не впускали и начали всячески терроризировать за­ключенных, которые не хотели их поддерживать»¹²³. Дело закон­чилось стрельбой по заключенным и многочисленными жертва­ми со стороны восставших. Многие лидеры героически погиб­ли во время подавления восстания, в которое в конечном счете переросла мирная забастовка. Аналогичная ситуация — раскол забастовщиков, террор по отношению к «лояльным заключен­ным»-, попытки организовать сопротивление, не допустить мас­сового выхода за зону — сложилась при подавлений волнений в 10-м лагерном отделении Речлага.

Очень часто спокойная уверенность зачинщиков контрасти­ровала с «растерянностью и испугом» основной массы заключен­ных. Последние легко поддавались на «разложенческую» агита­цию агентуры МВД и МГБ, но не решались выступить ни про­тив комитета, ни тем более против скорого на расправу националистического подполья. Не имея «внутреннего ядра» и организации, эти заключенные выступали в роли «болота», за которое активно боролись противостоявшие друг другу силы.

¹²² Там же. С. 390.

¹²³ Там же. С. 391.

87

В конце концов, «болото» старалось выйти из конфликта с ад­министрацией, сдаться на милость победителя. В качестве воз­можной «охранной грамоты» обсуждалась даже возможность рас­правы с «упертыми»: «среди заключенных из числа русских вы-» сказывается настроение расправиться с украинцами, которые затеяли волынку» (Горлаг)¹²⁴.

В 4-м даготделении Горлага отмечалось появление группи^ ровки из русских, которая имеет намерение напасть на бан-i деровцев. По оперативной информации, в 5-м лаготделении того же Горлага многие заключенные «из числа старого кон­тингента» заявляли: «Если руководство лагеря не примет меры к наведению порядка в лагере, они сами будут наводить [его] в открытой борьбе с бандеровцами»¹²⁵. Во 2-м лагерном отде­лении Речлага противоречия обнаружили себя сразу после прибытия «штрафного» этапа из Песчаного лагеря. Настрой новичков на жесткую борьбу и забастовку не понравился мно­гим заключенным-шахтерам из числа «работающего контин­гента». Они тоже ждали приезда «московской комиссии», но попутно пытались урезонивать песчанлаговцев. В конечном счете, водораздел пролег между «двадцатипятилетниками» (им нечего было терять) и «короткосрочниками», которые боялись репрессий со стороны властей и совсем не хотели «еще добав­лять срока»¹²⁶. •

Власти довольно умело использовали в своей «разложенче-ской» работе национальные противоречия, давно уже обнару­жившие себя в лагерях, страхи и враждебное отношение ряда ла*-герных группировок к сплоченным, решительным и презираю-щим остальных заключенных «бандерам». Жалобы на сознательное разжигание лагерной администрацией националь­ной розни, больше того, использования этой национальной роз­ни как одного из элементов системы управления Лагерями были одним из лейтмотивов жалоб заключенных: «администрация" поощряла рознь между заключенными, вследствие чего имели место убийства. Оперработники создавали условия для рас­прей»¹²⁷; «в лагере разжигается национальная рознь между укра­инцами и другими нациями»¹²⁸; «опергруппа создает искусствен­но вражду между русскими и украинцами»¹²⁹.

Там же. С. 331. Там же. С. 328. Там же. С. 444. Там же. С. 337. Там же. С. 340. Там же. С. 338.

ПАРТИЙНОЕ «НАЧАЛЬСТВО» И «ЕДИНАЯ ВОЛЯ» ГУЛАГа

В документах ГУЛАГа часто можно встретить указания на единую координирующую волю, руководившую ходом волнений в том или ином особом лагере. Однако то, что воспринимается как «единая воля» забастовщиков (удивительное созвучие требо­ваний к верховной власти и обвинений в адрес лагерной адми­нистрации), следует отнести скорее к своеобразной филиации идей,, к «проговариванию» мыслей, давно выношенных и сфор­мулированных в лагерных сообществах, прежде всего и главным образом в политических. При этом общая динамика событий в особых лагерях говорит об эволюции избранных форм борьбы заключенных в сторону ужесточения позиций и требований, вдохновленных как внутренними изменениями в самом ГУЛАГе, так и обстановкой в стране и в мире.

Отмечая готовность власти к восстановлению «обратной свя­зи» с лагерным населением, необходимо подчеркнуть, что даже если бы власть и не обнаружила такой готовности, сигнал из ла­герей все равно бы до нее дошел и потребовал ответственных решений. Весной — в начале лета 1953 г. обстановка в стране вообще была напряженной. Неумело и размашисто проведенная амнистия усугубила ситуацию. В Норильске и вокруг него ситу­ация была взрывоопасной не только в особом Горном лагере, но и в обычных ИТЛ этого обширного и стратегически значимого региона. Недаром начальник Норильского медно-никелевого комбината (и одновременно Норильского ИТЛ) подполковник П. И. Кузнецов забрасывал Москву и местные партийные орга­ны паническими телеграммами¹³⁰. Именно восстание в Горлаге, впервые после долгого перерыва вывело локальные конфликты заключенных с лагерной администрацией на уровень взаимоот­ношений с верховной властью. Сами события разворачивались на фоне борьбы в Кремле, приведшей к поражению и гибели Берии.

Конфликты между различными уголовными группировками и их выступления против требований режима оказывали на сис­тему принудительного труда в СССР не менее разрушительное действие, чем выступления политических заключенных. Не слу­чайно волынки, организованные уголовными группировками в обычных ИТЛ в 1953—1954 гг. попадали порой в контекст мас­совых неповиновений заключенных особых лагерей. Пусковой механизм ожесточенного столкновения между группировками в