Атеистическое движение в сссРв 20-30 годы

З. Тажуризина

В отечественной литературе 50-70 годов атеизм послеоктябрьского периода рассматривался как одно из достижений советской власти; с конца же 70-х гг и по настоящее время появилось огромное количество разоблачительных книг и статей, в которых советский атеизм в целом отождествлялся с худшими проявлениями вульгарного поверхностного"безбожия" 20-х гг.Атеизм представал чуть ли не как главный виновник всех социальных и нравственных пороковв нашей стране. По нарастающей шла линия на демонизацию и дьяволизацию атеизма. Распространение мнений типа "дьявол внушил Ленину острую зависть к церкви" (З.Крахмальникова); Ярославский - "комиссар дьявола" (А.Нежный);"богоборческая власть советов" - результат козней дьявола (митрополит С.-Петербургский и Ладожский Иоанн); "Союз воинствующих безбожников стремился превратить детей в жестоких манкуртов" (С.Куняев) и т.д. - безусловно, оказало влияние на значительную часть советского общества, особенно молодежи, внушая стойкое отвращение к отечественной атеистической традиции. Любопытно, что от этой традиции дистанцировались и отдельные руководители КПРФ, предпочитая этому неотъемлемому элементу советской культуры наследие православной церкви, исторически связанной с защитой интересов господствующих классов.

Анализ деятельности Союза воинствующих безбожников (СВБ), антирелигиозной литературы 20-30-х гг., постановлений коммунистической партии по вопросам религии, церкви и верующих, культурной политики советской власти приводит к выводу, что нигилистическое перечеркивание атеистического наследия рассматриваемого периода несостоятельно ни с научной, ни с этической точки зрения..

Заметим, что негативныхмоментов в атеизме тех лет было немало. В антирелигиозном движении имели место и жестокость, и нетерпимость. В работе СВБ, который, кстати. Считался внепартийной общественной организацией, было немало формализма; в подходе к религии и верующим утрировался классовый фактор, соответственно обращалось внимание на воспитание классовой ненависти к угнетателям всех времен и народов. Подход к религии как "флагу, прикрывающему политику кулацко-нэпмановско-поповского блока", распространенный среди части руководителей СВБ, оказывал влияние на характер атеистической пропаганды, приобретавшей черты поверхностности. Негативные последствияимела политизация теоретического атеизма, - с начала 30-х он частично утрачивает творческий характер, оскудевает его проблематика, усиливается антиклерикальный аспект за счет теоретико-атеистического, религиоведческого. Идея ликвидации социальных корней религии как главного средства борьбы с ней к концу 30-хпревратилась в догму, которая поневоле препятствовала разработке теоретических проблем , связанной с более глубоким осмыслением религии, - большее внимание уделялось пропаганде, увязывавшей борьбу с религией с борьбой политической. Поскольку пропаганда была далеко не всегда обеспечена добротной теорией, это нередко приводило к дискредитации атеизма в глазах верующих. Надо иметь в виду, что значительная часть тех, кто взялся за атеистическую работу, была малограмотной в области как теории религии, так и естественных и общественных наук, а большинство населения страны было вообще неграмотным. Руководители атеистического движения переоценили возможности народных масс в деле восприятия и усвоения научных и материалистических идей.

Антирелигиозное движение тех лет было крайне неоднородным, противоречивым, что отражало социальную неоднородность общества. Шла полемика по поводу методов атеистической работы среди активных деятелей СВБ и Наркомпроса. Одни считали, что следует ограничиться пропагандой естественнонаучных знаний и безрелигиозным образованием и воспитанием в учебных заведениях; другие занимали экстремистские позиции, пренебрегая чувствами верующих, объявляя религии беспощадную войну как идеологическому оружию классового врага. Пассивность первых и агрессивность вторых пытались преодолеть А.В.Луначарский, а также руководители СВБ Ем.Ярославский и А.Т.Лукачевский, - они руководствовались ленинским положением "борьбу с религией надо поставить научнее" и призывали проявлять терпимость по отношению к верующимтрудящимся. Замечу, что в партийных постановлениях, посвященных проблемам религии, церкви и верующих, вряд ли можно найти положения антигуманистического, агрессивного характера, - в них как правило осуждаются административные методы борьбы с религией, подчеркивается недопустимость оскорбления чувств верующих, разрабатываются формы просветительской деятельности в процессе антирелигиозной работы. Ныне можно услышать мнение о том, что постановления такого рода имели тайной задачей словесным гуманизмом прикрыть антигуманную практику безбожников, на деле жепартия якобы исподтишка поддерживала эту практику. Это неверно:все партийные постановления были предназначены для их обязательного выполнения, в противном случае они вместе с руководством пратии утратили бы авторитет в глазах коммунистов. Другое дело, что в условиях огромной страны, где царила мелкобуржуазная стихия, в том числе в головах многих атеистических функционеров, трудно было рассчитывать на действия последних исключительно в духе этих постановлений.

И все-таки в деятельности советских "безбожников" было много позитивного, в частности, попытка утвердить гуманистические начала в обществе. В центре гуманизма, как мы знаем, - защита достоинства человека, его права на достойную, счастливую жизнь на земле. В России гуманистические начала в жизни общества защищали как правило вольнодумцы и атеисты. Не случайно Н.Бердяев полагал, что русский атеизмвозник по моральным мотивам, он родился из сострадания, из невозможности перенести зло мира.. Советский атеизм во многом продолжилтрадиции отечественного вольнодумства, неразрывно связанного со стремлениемутвердить в народе чувство собственного достоинства, помочь ему выбраться из унизительных условий существования, просветить и образовать его. Народ, не знающий личного достоинства, писал Н.П.Огарев, привык думать, что рожденрабом по воле Бога, и это снимает с него гобязанность мыслить, уничтожает самостоятельность. Борьба с церковью и религией не була для российских вольнодумцев самоцелью, - в ее основе лежала идея освобождения народа от социального и духовного гнета. Советский атеизм ставил задачей воспитать чувство достоинства у задавленного, вечно виноватого трудящегося люда. Вряд ли можно упрекнуть в неискренности намерения тех, кто ведал вопросами антирелигиозного воспитания. Ярославский не скрывал, что СВБ является "сильнейшим орудием политического воздействия на массы, орудием борьбы против классового врага". Но задачи, которые ставили перед собой руководители антирелигиозного дела, выходили далеко за пределы политики. Популярный в те годы лозунг "борьба с религией - борьба за социализм" содержал в себе глубокий смысл: необходимо осуществить поворот от представлений о религиозном человеке как основании нации, культуры, нравственности - к идее новой личности, способной без религии и духовенства, опираясь на науку, строить новую, достойную жизнь. Эта идея была нацелена на воспитание неприятия насилия над человеком, на разрушение мира насилия.

Нельзя игнорировать то обстоятельство, что борьба против угнетения большинства меньшинством имеет тенденцию к возрастанию степени человеческой свободы.И даже усвоение мысли о недопустимости подавления личности господствующим меньшинством содействует расширению горизонтов свободы. Но это, по мнению руководителей атеистического движения, мог совершить только свободный от религии человек - НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК. Само понятие это, как известно, не было новым, в обществе оно появляется как правило в связи с крупными переменами в обществе, в том числе идеологическими и мировоззренческими, - вспомним призыв апостола Павла "обновиться духом ума вашего и облечься в нового человека, созданного по Богу" (Еф. 4:24). На этот раз новый человек должен был сформироваться вне всякой религии, более того, в противостоянии ей, согласно идеалам коммунистического учения. Человек всесторонне и гармонично развитый, овладевший достижениями мировой культуры, осознавший свою органическую связь с людьми труда, - вот что примерно мыслилось "на выходе" в результате целенаправленного воспитания. Естественно, сами воспитатели далеко не соответствовали идеалу всесторонне развитой и гармоничной личности, но воспитывая других, стремились совершенствовать самих себя. Вообще идея самосовершенствования, заключенная в те времена в терминах "Самовоспитание", "самообразование", вполне соответствовалатрадициям гуманизма. Луначарский говорил: нас упрекают в нигилизме, внутренней опустошенности, лишении идеала, но это не так: мы создаем веру человека в себя.

Возникает вопрос: этичным ли было навязывание новой властью новых идеалов, - тех идеалов, которые ныне расцениваются как искусственные и утопические? Традиция воспитания одних взрослых другими, а тем более, детей, насчитывает тысячелетия и долго еше будет восприниматься как вполне правомерная, естественная деятельность. В основе воспитания нового человека в послереволюционной России лежал исторический оптимизм, уверенность в создании общества, в котором каждый может реализоваться, чуть ли не космических масштабов уверенность в безграничном совершенствовании человека. И это закономерно. З.Фрейд, как известно, осуждал большевиков за отказ от идеи врожденной греховностии провозглашение принципа "человек по природе добр, но его портит частная собственность". Антирелигиозная литература 20-х гг. содержит немало призывовк воспитанию творческой личности, одной из черт которой является критическое мышление. "Надо воспитать из ребенка творческого человека, человека-творца, полного сознания своих сил, сил коллектива, у которого не было бы авторитарного мышления" (Луначарский, 1927 г.) На диспутах высказывалась мысль о необходимости "расковывания скованной мысли, о создании духовных ценностей, которые отрицали бы авторитарный подход к жизненным явлениям", о том, что "культ личности всегда является признаком отживающей эпохи, отживающего класса" (1928 г.), о том, что пришла очередь за критически мыслящей личностью, без культа потустороннего и иррационального" (1929 г.).

Но следует сказать о том, что одной из теоретических ошибок руководства атеистическим воспитанием была идеализация народных масс, переоценка ее способности к быстрому и адекватному восприятию научных идей. Это влекло за собой чрезмерную интенсификацию антирелигиозной деятельности. Преждевременность этой интенсификации выявилась, с одной стороны, в недоверии части населения к носителям и тем более к распространителям атеистических идей, с другой -в разочаровании многих деятелей антирелигиозного движения результатамисвоей самоотверженной работы, что сказалось в постепенном угасании атеистического энтузиазма в 30-е годы.

Под антирелигиозную пропаганду подводилась и более широкая духовная основа -мировая культура, ориентированная на светские гуманистические ценности.Для того, чтобы овладеть ею, надо было уметь читать. Между тем, подавляющее большинство населения России до революции было безграмотным. Обучение грамоте не только взрослых, но и детей наталкивалось на трудности, в том числе материального плана. Луначарский писал, что помимо обучения детей грамоте стоял вопрос, как обуть-одеть, накормить школьников и учителей, найти книги, тетради, карандаши, чернильницы. В 1922 г. на 60 учеников приходился один карандаш, на 22- одно перо, на 100 -одна чернильница. Революционный энтузиазм людей труда, и прежде всего молодежи, позволил в сравнительно короткие сроки приобщить к грамоте большую часть населения. И в этом стремлении приобщитьнеграмотных к чтению проявилась одна из благороднейших черт личности - бескорыстие, которое культивировалось самими условиями бытия нового общества и нового человека. Очень многие усматривали смысл своей жизни не только в самосовершенствовании, но и в совершенствовании других. Активная, направленная на обогащение духовного мира помощь другим - примета того времени. С бескорыстием же связана идея "отдать все свои силы без остатка на создание общества будущего".

Опора на всемирную гуманистическую культуру позволила "безбожникам" в полном соответствии с общественными потребностями создать шкалу светских нравственных ценностей. Ядром, стержнем этих ценностей был ТРУД, причем труд свободный. Еще в 1905 г. С.Булгаков заметил, что социализм имеет еще одну (помимо уничтожения "неправды капиталистического строя") высоконравственную сторону: он вводит всеобщую обязанность труда и объявляет войну праздности и тунеядству. Социализм, говорил Булгаков, есть апофеоз труда как нравственного начала. Признание властью трудящегося человека главной социальной ценностью - явление новое в истории человеческого общества. Одна из тем атеистической литературы ( и не только атеистической) - воспитание трудолюбия, уважения к человеку труда. И хотя в сознании современного интеллектуального обывателя безбожник предстает как разрушитель морали, на деле одна из его характеристик, причем наиважнейшая - упоение трудом. Он СОЗИДАТЕЛЬ. Он стремится разрушить толькосохраняющиеся шиеся еще остатки "мира насилия", к которым он относит и религию, - она представляется ему препятствием для создания счастливой для всех жизни. Антирелигиозные издания тех лет пронизаны идеей творения новой, коммунистической жизни. Они полны фотографиями людей труда, призывами к труду, лозунгами типа:: "Ты - безбожник. Значит - ты первый в работе, значит - ты не надеешься ни на какую помощь свыше, значит - ты собственными руками перестраиваешь всю страну". Ячейки СВБ агитируют не только голым словом, говорилось в журнале "Антирелигиозник", - они строят мосты, ремонтируют дороги, школы, собирают металлолом, организуют запашку земли беднейшего крестьянства, организуют ясли, детские сады, избы-читальни, собирают средства на пополнение библиотек и школ литературой, наглядными пособиями, помогают приобрести для кооперативных хозяйств трактора. В 20-е гг. безбожники объявили войну алкоголизму. Ярославский призывал молодежь "воспитать себя как трезвое, совершенно враждебное потреблению спиртных напитков поколение". На фотографии тех лет - колонна шести-восьмилеток с плакатом: "Отец, не пей! Купи книги детям, одень их! Пьянство губит тебя и детей!". В антирелигиозной литературе осуждались "отвратительные черты прошлого" - индивидуализм, бюрократизм, подхалимство, воровство, клеветничество, рвачество, недобросовестная работа, пошлое отношение к женщине, лень, бескультурье, моральное разложение, предательство (особенно предательство классовых интересов) и т.д. А.Косарев говорил на Х съезде ВЛКСМ: "Советской молодежи не свойственны жажда наживы, мещанская ограниченность, низменный эгоизм. Мы культивируем лучшие качества человеческой натуры". Воспитание самоуважения, чувства собственного достоинства было при этом неотделимо от идеи всемирного БРАТСТВА людей труда."Быть безбожником - значит искренне бороться за дело рабочих и крестьян в мировом масштабе до полного свержения власти капиталистов во всем мире. Это значит - не бояться никаких ангелов и чертей, не бояться ада, не мечтать о рае, а творить лучшую жизнь для рабочих и крестьян здесь, на земле. Это значит - подавать пример сознательности и стойкости во всяком труде", - так писал один из известных религиоведов того времени Н.Маторин. Ярославский же в статье "Что делать безбожнику в церковный праздник?" призывал их "сделать полезное для всех дело - насадить сад, осушить болото, вырыть пруд, колодцы, просвещать".

Идея всемирного братства трудящихся закономерно подводилак воспитанию интернационализма. Даже дети - "юные безбожники" - переписывались с пролетарскими детьми других стран, сопереживая им в трагических ситуациях (безработица, голод в Германии, террор германских властей в 1932 г. против организаций свободомыслящих). Деятельность СВБ была направлена и на воспитание интернационализма в отношении народов СССР. Так, СВБ в 1931 г. призвал на пятачки, собранные безбожниками, построить образцовую школув одном из самых глухих религиозных районов Чечни - в селе Авгуры.Много внимания уделялось борьбе с антисемитизмом. Международная деятельность СВБ в этот период, безусловно, укрепляла чувство интернационала у граждан страны. В конце 1925 г. СВБ вступил в Интернационал пролетарских свободомыслящих (ИПС), внутри которого началась политическая борьба, приведшая его к расколу. Та часть ИПС. Куда вошел СВБ, оформилась в отдельную организацию; в связи с угрозой фашизма она объединилась с Брюссельским союзом свободомыслящих на объединительном конгрессе в Праге в 1936 г. Это объединение получило название Всемирного союза свободомыслящих (ВСС)., вице-президентом которого стал А.Лукачевсий. В Декларации, принятой на Конгрессе, наряду с необходимостью проводить научно-воспитательную работу по разъяснению "лживости фашистских теорий и верований, основанных на страхе перед высшим существом", говорилось о защите демократических прав, свободы в области науки и культуры, о создании общества без эксплуатации, построенном на основе прав труда.

Отказавшись от традиционных религий, октябрьская революция 1917 года попыталась заменить их марксизмом-ленинизмом - идеологией, наделявшей индивидуальную, семейную и общественную жизнь новым смыслом. Взамен религиозных институций, большевики создали государственные учреждения, а марксистско-ленинский «научный атеизм» был провозглашен учением, разоблачившим ложность религиозных трактовок мироздания, человеческой жизни и смерти. Отвергнув традиционные религиозные верования и практики, воинствующие атеисты-революционеры признали, что религиозное мировоззрение необходимо чем-то заменить, дабы установить прочную связь между личным опытом граждан и советской идеологией. Однако, как создать и распространить новую советскую космологию, оставалось неясным; вопрос этот вызывал даже некоторую тревогу. Как заметил Корней Чуковский, «освобождение» населения от религии, ее ритуалов таило в себе опасность:

«Ни религия, ни поэзия, ни даже простая учтивость не скрашивает места сожжения. Революция отняла прежние обряды и декорумы и не дала своих. [Во время кремации] все в шапках, курят, говорят о трупах, как о псах»

На месте религии революция оставила пустоту, и эта пустота грозила лишить смерть, а значит и жизнь, всякого смысла.

Эта статья является частью более широкого проекта, в котором рассматриваются осуществлявшиеся после смерти Сталина попытки советского государства, вооруженного марксистско-ленинской доктриной, выполнять административные, психологические и мировоззренческие функции, унаследованные от религии. Прежде всего, мы рассмотрим причины создания в 1964 году Института научного атеизма, ставшего первой в СССР организаций, которая централизованно координировала как исследования религиозности, так и атеистическое воспитание. В статье анализируется подход советских идеологов и социологов к религии и атеизму - в теоретической и практической плоскостях, - а также пути трансформации понимания «советской религиозности» - и того, как это повлияло на цели и задачи атеистического воспитания. 

Институт научного атеизма: изучение «конкретной, реальной действительности»

Институт научного атеизма (ИНА) при Академии общественных наук (АОН) стал наиболее заметным результатом деятельности по заполнению вакуума, создавшегося после хрущевской антирелигиозной кампании. Институт был основан 2 января 1964 года указом Центрального комитета КПСС «О мероприятиях по усилению атеистического воспитания населения». Основной задачей Института была централизация атеистической работы путем развития методологии будущих исследований, а также координация атеистической работы на местах. Ожидалось, что Институт искоренит целый ряд недостатков в атеистическом воспитании - от ограниченного его распространения (в некоторых республиках атеистическое воспитание практически не велось) до почти повсеместной его обращенности к истории религии (в противоположность «борьбе с современной религиозной идеологией»). Наибольшей проблемой представлялось отсутствие систематического подхода в научных исследованиях, посвященных религии и атеизму. Все эти недостатки проявлялись в неудовлетворительной координации между исследовательской деятельностью и практикой, в распыленности атеистических кадров: не имея информации об опыте коллег, работающих в других регионах, люди на местах вынуждены были постоянно «изобретать велосипед».

Чтобы справиться с этими, казалось бы, чисто административными проблемами, Институт должен был разрешить несколько интеллектуальных проблем, а также найти ответы на вопросы, имеющие не столько организационный характер, сколько философско-психологический. Прежде всего, специалистам нужно было раскрыть и демистифицировать «реальную» советскую религиозность: для объяснения религиозного поведения граждан нужно было выяснить, что они чувствовали и думали. Но как следовало определять саму религиозность? Какие критерии следовало использовать для оценки поведения? Исходя из чего следовало оценивать эффективность атеистического воспитания? Эти и другие вопросы ждали своего разрешения.

Далее, атеистам предстояло выяснить, во что люди должны верить, и затем указать факторы, определяющие успех атеистического воспитания. Что должен представлять собой «идеальный» советский атеист? Каковы его ценности, в чем состоит его мировоззрение? Что заменяет ему религиозные верования? Должен ли он соблюдать праздники, следовать ритуалам, и если да, то каким? Какие ответы на вопросы экзистенциального характера следует считать правильными, в чем состоит «советский» смысл жизни и смерти? В конечном итоге сотрудники Института должны были выработать план продвижения от «реального» к «идеальному», понять, как задействовать этнографические и социологические данные полевых исследований при формировании идеологических моделей и в практике воспитания будущего советского человека[2].

Однако вернемся к мобилизации атеистических сил, развернувшейся в Советском Союзе в первой половине 1960-х годов. Логично, что первой целью, которую наметили для себя атеисты, было создание карты советской религиозности. Для этого Институт предложил разработать всесоюзную исследовательскую программу, координирующую теорию и практику атеистической работы. В Институте, первоначальный штат которого был сформирован из 13 научных работников, переведенных из партийных органов и исследовательских организаций[3], был назначен Ученый совет, подотчетный ЦК КПСС и получавший оттуда партийные директивы. Кроме того, что Институт стал новым исследовательским центром по изучению религии, при нем открыли аспирантуру, готовившую кадры для атеистической пропаганды. Выпускники этой аспирантуры часто становились координаторами исследовательских проектов, проводившихся на местах.

На местах требование обеспечить связь науки и практической деятельности, идеологии и реальности, теории и практики привело к созданию опорных пунктов, которые и стали центрами организованных ИНА социологических исследований. Первоначально ставилась задача изучения религиозной динамики; на основании полученных данных предполагалось разрабатывать меры, направленные на повышение эффективности атеистической работы, проводимой партией и комсомолом в школах, общественных и культурных организациях. В каждом опорном пункте действовал совет, получавший директивы от Института и местных партийных органов и отчитывавшийся перед ними результатами исследований. Далее Институт распространял информацию о деятельности каждого опорного пункта посредством организации регулярных всесоюзных конференций и публикации результатов исследований в своем «Информационном бюллетене» и в журнале «Вопросы научного атеизма». В течение двух лет Институт организовал по всей стране сорок опорных пунктов..

Карта советской религиозности

Два года спустя Институт произвел оценку развития атеистического воспитания в составленном для ЦК докладе. Попытаемся кратко охарактеризовать собранные данные с тем, чтобы понять, как сами «проводники атеизма» оценивали дистанцию между нынешним состоянием советского общества и конечной целью - обществом советских людей с научно-материалистическим мировоззрением.

Доклад, как и положено, начинался на оптимистической ноте. Религия, по утверждению авторов, пребывала в состоянии упадка; «большинство населения Советского Союза освободилось от религиозных взглядов, верований и традиций». Даже в сознании тех, кто «еще не порвал с религией», произошли сдвиги, отразившиеся в растущем «безразличии к вопросам догматики» и во «все более эпизодическом и формальном» соблюдении религиозных праздников и обрядов. В докладе указывалось, что воспитательная работа партии ослабила связи между верующими и религиозными организациями, а также значительно сократила «воспроизводство религии в новых поколениях»[7].

Однако данные, приведенные после этого небрежного кивка в сторону прогресса, могли только усилить ту картину советской религиозности, что изначально привела к усилению атеистической работы и созданию Института. Статистика давала следующие цифры: от 15% до 20% верующих среди городского населения, от 30% до 35% среди сельского; в Прибалтике, Средней Азии, Молдавии, западных регионах Украины и Белоруссии, а также в нескольких областях Кавказа доля верующих была значительно выше. Особенно тревожным был устойчивый рост сектантства, а также тот факт, что религия продолжала оказывать значительное влияние на молодежь. Только в 1965 году на православных крещениях присутствовали почти три миллиона молодых людей; в храмах Литвы и Латвии ежегодно конфирмовали более 20 тысяч молодых людей[8].

В целом уровень соблюдения обрядов оставался «очень высоким», в некоторых регионах регистрировался даже рост этого показателя. Согласно статистическим данным, представленным Советом по делам религий, в 1965 году в СССР были крещены 23,8% новорожденных; в нескольких регионах этот показатель оказался выше, чем в 1964-м. На Украине доля выросла с 48,9% в 1964 году до 51,5% в 1965-м, а в Молдавии - с 46,5% до 57,5%. Количество похорон согласно религиозным обрядам росло практически повсеместно: в РСФРС - с 57,1% в 1964 году до 58,4% в 1965-м. Во многих сельских районах у 80-90% населения имелись дома иконы и лампады[9].

Доклад Института не был целиком пессимистичным, указывались и кое-какие успехи. Идеологическая работа теперь «прочнее укоренена в науке, стала более продуманной, нацеленной и эффективной», обучение кадров улучшилось, возросшее влияние социологических исследований привело к тому, что на практике стали приниматься во внимание местные особенности[10]. Однако общая картина, с точки зрения идеологической элиты, оставалась довольно неприглядной; естественным образом возникал вопрос: принес ли январский документ 1964 года какие-либо ощутимые результаты?

Основную ответственность Институт возлагал на местные партийные организации: их обвиняли в «кампанейском» отношении к работе. В ряде местных организаций отсутствовали кадры, ответственные за эту часть идеологической работы, а там, где такие кадры имелись, они часто были «недостаточно компетентными в вопросах религии и атеизма»[11]. Идеологическим работникам вменялось в вину безразличное и даже примирительное отношение к религии:

«…члены партии и комсомола нередко не только не стремятся заниматься атеистической работой, но и сами крестят своих детей, имеют дома иконы и соблюдают религиозные праздники […], подрывая тем самым престиж коммунистов и создавая неверные представления об отношении партии к религии»[12].

Такие факты требовали «выявления всех каналов воспроизводства религиозных представлений, выяснения того, как и почему […] возникает потребность в религии, какие нарушения связи личности с обществом и в каком именно звене дают “эффект” обращения к вере в бога». Была еще раз подтверждена необходимость отхода от чисто «просветительской» работы, а также необходимость применения к верующим дифференцированного подхода в зависимости от их возраста, профессии, образования, пола, социальной или национальной принадлежности и, разумеется, вероисповедания[13]. Далее, этнографические данные еще раз подчеркнули необходимость анализа эмоциональных и психологических факторов[14] и указывали на то, что в атеистической пропаганде по-прежнему отсутствует морально-философская составляющая:

«В результате многие актуальнейшие вопросы человеческого существования (о смысле жизни, о ценностях жизни, о призвании человека, о счастье) были и остаются чуть ли не в монопольном владении богословов»[15].

Все более явным становилась внутренняя напряженность между описательной (исследования) и предписывающей (определение религиозной политики) функциями Института. Можно предположить, что эта напряженность была лишь симптомом более широких противоречий в советском подходе к религии и атеистическому воспитанию. Создание институтов и назначение сотрудников, от которых требовалось, с одной стороны, изучение религиозных настроений среди населения, а с другой стороны, ведение атеистической пропаганды на местах и оценка ее эффективности, на деле означало, что от работников сразу требовали и точного описания советских верующих, и одновременного превращения этих верующих в атеистов. И все же, несмотря на ограничения, социологические исследования и философские теории с течением времени развивались. Как удавалось институциям, обязанностью которых было преобразование советских верований, преодолевать разрыв между идеологией и реальностью? Как происходили изменения и к чему они привели?

«На чем споткнулся человек, идущий по советской жизненной дороге»

Наиболее интересными и показательными в работе Института были многочисленные конференции, конгрессы и семинары, где анализировалась собранная в полевых исследованиях информация. Анализ дебатов по теории и методологии проливает свет на реальность, с которой исследователи сталкивались на местах. В первое время рассматривались такие вопросы, как «представления современных верующих о боге и об отношениях между людьми» (1964-1965), причины соблюдения религиозных обрядов (1964), природа религиозных чувств (1964), эмоциональное воздействие религиозной обрядности (1964), причины разрыва с религией (1964)[16]. Как участники этих семинаров оценивали успехи и неудачи своей работы на ранних этапах исследований? Какие вопросы их интересовали, какие находки считались наиболее существенными?

Первым шагом, предпринятым Институтом в ответ на призыв партии к более систематическим исследованиям, была организация конференции по социологической методологии[17]. Представители АОН, партийных органов и сотрудники Института, а также исследователи и пропагандисты со всех концов Союза обменялись опытом полевой работы и проанализировали предварительные результаты. В самом тоне обсуждений, заданном академиком Францевым, подчеркивалась важность точных целей и ясных вопросов. Атеисты должны сосредоточить свое внимание «не на том, как представляется современному верующему бог, с усами, бородой или без оных, а на роли, которую приписывают верующие сверхъестественной силе в жизни человека, в жизни современного общества»[18]. Он предложил пожертвовать масштабностью исследований ради качества и глубины и настаивал, что религию нельзя понять без рассмотрения ее в более широком контексте, проясняющем присутствующую в современной жизни потребность в вере:

«Основную задачу, которую я ставил бы себе при анализе конкретными социологическими методами современных религиозных верований, я определил бы словами, взятыми из замечательного предисловия В.И. Ленина к его бессмертному труду “Материализм и эмпириокритицизм”. Ленин говорит там, что он поставил своей задачей узнать, на чем споткнулись люди. Вот и надо узнать, на чем споткнулся человек, идущий по советской жизненной дороге, какие камни надо убрать с его пути, какие ямы надо зарыть, как помочь ему так, чтобы он не спотыкался. Это и есть создать научно обоснованную методику нашей пропагандистской работы. Я думаю, что конкретные исследования, в частности беседы, являются для этого наиболее хорошим методом»[19].

Францев призывал исследователей сосредоточиться на психологии верующих; с методологической точки зрения для этой цели более подходящим методом были интервью, а не опросы[20]. В самом деле, как сообщил один из исследователей, гораздо эффективнее спрашивать верующих о религии не прямо, а «между прочим», перемежая интервью общими вопросами о жизни[21].

Однако рассмотрение религиозных практик в более широком контексте обнаруживало ситуацию настолько запутанную, что ясные категории были к ней не применимы; делать заключения о вере на основании таких интервью было не проще, а гораздо сложнее. А.П. Алексеев, проводивший полевые исследования в трех колхозах, указал, что религиозные воззрения современных колхозников были «очень упрощенными»; их религиозность была скорее продуктом обычаев и традиций, чем выражением сложных религиозных убеждений. Современный колхозник был религиозным, потому что «так его воспитала мать»; «старшие верили, и мы верим». Почти у всех были дома иконы; в религиозных обрядах принимали участие как верующие, так и неверующие. В некоторых регионах, по утверждению Алексеева, 60% населения крестили своих детей, в других эти показатели составляли 30% или 40%. Столь высокие цифры объяснялись в том числе и тем, что даже после введения «чрезвычайных законов» священники продолжали «заниматься левыми заработками» при совершении обрядов: из колхоза могли принести крестить десять младенцев, но регистрировали только одного. Многих детей крестили «доморощенные» священники; «такой служитель культа летом обходит колхозы и крестит всех детей. Крещение и многие другие обряды практически являются поголовными», причем участвуют в них, по словам Алексеева, по большей части люди неверующие[22]. В качестве объяснения Алексеев особо подчеркнул силу общественного мнения. Многие неверующие не считают «зазорным для себя участвовать в религиозных обрядах», потому что они живут в коллективе и вынуждены к нему «пристраиваться». Может быть, неверующему не все нравится, но он «вынужден считаться с мнением матери, тещи»[23]. И где же при таком поведении находится колхозник в диапазоне между верой и неверием? Каким языком можно описать его религиозность? Какие стратегии атеистического воспитания достигнут в его случае должного эффекта? Полевые данные показывали, что для работы с советской религиозностью исследователям и теоретикам требовалось прояснить исходные понятия. Именно от этого зависел успех атеистического воспитания. 

«Все дикари, и я дикарь»

Попытки создать типологию верующих продолжали занимать центральное место в работе Института на протяжении всех 1960-х годов. На конференциях и семинарах ставилась масса вопросов, выдвигались разнообразные предложения, возникали разногласия, появилась атмосфера неудовлетворенности. Требовалось установить связь между религиозным сознанием и религиозным поведением. Р.С. Болтанов указывал на непроясненность самих категорий: «Данные исследований показывают, что в самом первом приближении одни люди признают себя верующими и соблюдают обряды, вторые признают себя верующими, но не соблюдают обрядов, третьи признают себя неверующими, но соблюдают обряды»[24]. В.А. Черняк, сотрудник Института философии Казахской академии наук, сомневался в том, что научные методы применимы для изучения духовной жизни и вопросов мировоззрения[25]; пропагандист А.Ф. Ярыгин спрашивал, как применять на практике идеи, высказанные на научных конференциях. Ярыгин привел в пример случай из собственной практики: он работал с баптисткой и с православной, убеждая их оставить религию. Через год исповедовавшая православие женщина отошла от религии и «сейчас не чувствует греха перед богом», баптистка же продолжала сомневаться. Исследователь поставил перед участниками конференции вопрос: «Какой это тип верующего?» - зал отвечает смехом. Ярыгин продолжил: «Для вас смех, а для практической деятельности слезы. […] Пока вы не определите теоретический тип верующего и практическое знание типа верующего, вы не найдете правильного научного подхода и метода, а нам, практикам, давайте возможность работать с верующими и давайте нам материал»[26]. Проводившиеся в Институте обсуждения ясно указывали на противоречия между целями теоретиков и нуждами агитаторов, между желанием найти общие понятийные критерии и необходимостью ставить практические цели для идеологической работы.

При этом сами исследуемые относились к противоречиям между религиозными верованиями и религиозными практиками куда проще. Евграф Дулуман, ветеран атеистической пропаганды, попытавшись взять на себя роль посредника между теоретиками и практиками, указал на следующее обстоятельство:

«Кроме всего прочего, критерии религиозности нужны не только, чтобы “отделить агнцев от козлищ”, но и чтобы понимать, с кем именно нам следует работать. Мы ведь не всегда можем объяснить, к какой категории относить тех или иных людей».

В качестве примера Дулуман сослался на случай, описание которого имеет смысл привести полностью: он дает понять, с чем исследователи и пропагандисты сталкивались на практике:

 «Приведу такой пример. В Черкасскую область выехала группа в село Белоозерье. Я поселился у верующего молодого человека (мне сказали, что он верующий), но я не говорил, что я атеист. Я не веду атеистической работы, но вижу, что здесь религиозностью не пахнет. Вечером садятся и играют в карты под иконами. Я терпел три вечера в том отношении, что не вижу взаимоотношения карт с богом, а потом спрашиваю: “Почему вы под иконами в карты играете?” Они отвечают: “А нам там очень удобно!” Я говорю, что там ведь бог нарисован, а хозяин отвечает: “Ну, они привыкли!”»

(Смех в зале)

Говорят, что не верят в бога. Я спрашиваю: “А в церковь ходите?” Отвечают: “Все ходят, и мы ходим!” - “Ребенка крестили?” - “Все крестят, и мы крестили!” Я начинаю читать лекцию, что это дикарство, что дикари проводят такой обряд и т.д. Хозяин слушал внимательно и говорит, что интересно послушать, но заявляет, что “Все дикари, и я дикарь”.

(Смех в зале)

Я знал, что он не любит попа, и спрашиваю: сколько заплатил попу? Он говорит, что поп - тунеядец, что все идет ему в карман, что ребенка крестил и дал трешник в кассу, а два рубля попу. Я говорю: “5 рублей дали даромоеду”, а хозяин отвечает: “Пусть он ими подавится!”

Я начал взывать к родительским чувствам, что как это вы ребенка в холодную воду опускаете? Хозяин в ответ: “А мы договорились с попом, он воду подогрел!” Я продолжаю, что это антисанитарно, что в воде есть бактерии, что ребенка вы подвергаете опасности заболеть, заразиться, но он спрашивает: “А вас крестили?” Я говорю: “Крестили”. Он заявляет: “И меня крестили. Всю матушку-Русь крестили, а, смотрите, какая она вымахала!”

(Веселое оживление, смех)

И вместе с этим люди ходят в церковь, деньги дают, поддерживают ее. Поэтому трудно определить, верующие они или неверующие»[27]. 

Кроме всего прочего, пример Дулумана показывает, что атеистам приходилось иметь дело с крайне сложной реальностью, имея в своем распоряжении весьма скудный понятийный аппарат. Дулуман рассуждал следующим образом: влияние неверующих, продолжавших совершать религиозные обряды, по-прежнему остается значительным. Но при этом одного участия в обрядах недостаточно, чтобы считать человека верующим. В университетах, например, имелись студенты-атеисты, которые, тем не менее, старались попасть домой на пасху, чтобы принять участие в общем празднике. «Так каковы же тогда признаки, кого нам следует считать религиозным?» - спрашивал Дулуман. И отвечал: «Человека, который руководствуется в своих действиях религиозными побуждениями. Но тогда возникает тот же вопрос: что такое религиозные побуждения?» Рассуждение, таким образом, совершило полный круг[28].

Тем не менее, в этих дискуссиях все же возникло качественно новое понятие важности определения типологии «неверия». Теоретики сошлись на том, что спектр религиозности на одном своем конце имел «религиозного фанатика» и убежденного верующего, в центре помещались «колеблющийся» и «арелигиозный», а на противоположном конце располагались убежденный неверующий и атеист[29]. Традиционно атеистическая работа осуществлялась в основном с верующими, однако некоторые исследователи полагали, что в целях большей продуктивности нужно направлять основные усилия в середину спектра, пытаться превратить сомневающихся и арелигиозных в убежденных атеистов. В самом деле, как указывал один из ученых, наиболее заметный рост, особенно среди молодежи, наблюдался в категории «безразличных» и «индифферентных», поэтому следовало разделять активных атеистов и просто арелигиозных людей[30]. Дулуман настаивал, что следует по-разному подходить к вере и неверию. Следующее поколение не нужно воспитывать, «чтобы они смотрели на религию, как на волка, но мы должны воспитывать из них убежденных атеистов. Поэтому и работу атеистическую с ними нужно проводить иным образом, чем у верующих»[31].

Слезы атеистов

Данные о советской религиозности, собранные в ходе этнографических исследований в первой половине 1960-х, привели к значительным изменениям как в понимании реальности, с которой приходилось сталкиваться специалистам, так и в формулировке целей, к которым они должны были стремиться. К концу 1960-х был достигнут определенный консенсус касательно функции религии в личной и общественной жизни, - вот что говорил об этом заместитель директора Института и член Ученого совета Евдокимов на конференции по методам атеистической пропаганды:

«В свое время бытовала точка зрения, что религия - это вообще продукт чисто гносеологического представления и в вопросах психологии не стояла. Конечно, с таких позиций вести успешную атеистическую работу невозможно. […] Наши критики […] говорят иногда следующее: вы, атеисты, имеете в виду людей, молодых, здоровых, счастливых, безмятежных, но только таких людей нет, есть люди, испытывающие всякого рода неурядицы, страдающие в наших условиях. Сегодня эта проблема не снимается. Все значительно сложнее. Наша религиозность имеет не только гносеологическую природу, это не только продукт субъективных факторов, наших недостатков, влияния зарубежной пропаганды, активности церковников, но она имеет в наших условиях какую-то и социальную, и эмоционально-психологическую почву»[32].

Сила религии в современном обществе состоит в том, что она умеет «удовлетворять интерес человека к самому себе», - на таком видении настаивал М.С. Бриман, пропагандист из республики Коми. «Большего интереса, чем интереса человека к самому себе, не существует. Мы должны это очень четко осознать», - заявление для марксиста-ленинца довольно неожиданное[33].

В качестве доказательства Бриман привел эксперимент, осуществленный редакцией сыктывкарской городской газеты «Красное знамя», сотрудником которой он состоял. В феврале 1967 года газета объявила «необычный конкурс». Читателям предложили вести дневник в течение месяца, а затем прислать его в редакцию. «Когда эта затея рождалась, внутри нас был страшный раздор, - рассказывал Бриман. - Одни говорили, что никто искренне не напишет, другие говорили, что в лучшем случае вы получите 6-10 дневников. Наш опыт показывал, что это ограничивалось 15-20 письмами максимум, за исключением ответов на кроссворды, где получали 30-40 писем. А тут вдруг дневник, казалось бы, самое интимное». Однако, вопреки ожиданиям, редакция получила 81 дневник. Их содержание, по словам Бримана, было довольно характерным: на первых страницах в первые 2-3 дня люди писали «в угоду» редакторам, но «постепенно увлекались и начинали говорить о себе: об интимном, о своем одиночестве или о своих болезнях и так далее»[34].

Другой специалист указал, что, если бы пропагандисты-атеисты по-настоящему вгляделись в верующих, они бы увидели, что религия больше зависит от чувств, чем от разума[35]. Возникало разделяемое всеми убеждение, что религия представляла собой не столько систему взглядов, сколько «систему чувствований»[36].

Сразу несколько атеистов отметили, что основную массу верующих составляют люди, вера которых проявляется исключительно в «привычке к исполнению обрядов - привычке, главным образом психологической, а не логической»[37]. Священники, по мнению специалистов, прекрасно это знают и умеют этим пользоваться; они уделяют огромное внимание эмоциональной составляющей религиозности - обрядам, проводимым в разукрашенных церквах, эстетической организации службы, проповедям. Религиозные переживания такого рода доводят паству до слез. Атеистическую пропаганду, напротив, критиковали за недостаточно убедительную подачу материала, и поскольку там, где атеизм проигрывал, выигрывала религия, теоретики подчеркивали важность совершенствования формальных аспектов атеистического воспитания. М.М. Персиц, выдающийся специалист по религии и атеизму, утверждал, что успех в подаче материала в первую очередь зависит от самого лектора. Священникам, например, специально запрещают читать по бумажке, тогда как многие лекторы, всегда читающие по бумажке, имели бы больший успех, если бы приглашали вместо себя актеров[38]:

«[Чтобы достичь успеха] прежде всего надо, чтобы сам человек… отличался известной эмоциональностью, чтобы испытывал какие-то чувства, а не жевал мочало. У нас часто бывает так: человеку безразлично, читать ли атеистическую лекцию или лекцию о пользе слонового кефира в зоопарке. Он совершенно не думает о том, что читает, ему совершенно безразличны те вопросы, которые составляют предмет его чтения. В результате нет никакой удовлетворенности»[39].

Однако мастерство в подаче материала - лишь половина дела; за блестящей формой должно стоять мощное содержание. Как заметил один из теоретиков, атеистическая пропаганда станет более влиятельной, если «вред» и «банкротство» религиозных пережитков лекторы будут демонстрировать в аспекте моральных проблем[40].

Изучение психологии верующих показало, что их связь с религией не исчерпывалась внешними проявлениями религиозности, которые можно легко списать на традицию. Напротив, по словам Е.Ф. Рюмина, религия была «чем-то более высоким, духовным», она уводила верующих «за пределы земных забот и интересов»[41]. Подразумевалось, что атеистическое воспитание таким воздействием не обладало. Эта точка зрения нашла поддержку у Бримана: он рассказал, как после лекции, посвященной смыслу жизни и смерти, к нему подошли верующие и скептически заявили: «Оказывается, вы, атеисты, также думаете о смерти. Как это странно»[42].

На деле атеистам снова приходилось возвращаться к вопросам, не дававшим им покоя с самого начала, - только вопросы становились все более тонкими, а понимание проблемы - все более острым. Поясняя, к чему приводит недостаточное внимание атеистической пропаганды к эмоциональной и моральной сторонам вопроса, Бриман говорил:

«...Меня, например, в нашей практике волнует не только то, что не плачут на лекциях происхождения религии, а то, что у нас не плачут и на лекциях о патриотизме, о человеколюбии, у нас вообще не плачут ни на каких лекциях. Поэтому, очевидно, речь должна идти о том, что наш атеистический эмоциональный фонд лишь продолжает и повторяет наш общий эмоциональный фонд»[43].

Подобные вопросы стояли очень остро, поскольку к концу 1960-х атеисты стали понимать, что недостаточно только уничтожить веру и что превращение человека в неверующего не то же самое, что превращение его в атеиста. «Безразличие» стало не только новой категорией для оценки религиозности, но и, как с тревогой отмечали многие, наиболее динамично растущей составляющей духовного спектра.

Заключение

Отклик советских социологов религии и работников атеистической пропаганды на призыв к совершенствованию атеистического воспитания населения дает ясное представление о том, как идеологи понимали борьбу противоположных мировоззрений. Что еще важнее, этот сюжет показывает, насколько ясно они представляли себе ограниченность научного атеизма и как стремились преодолеть его недостатки. Это не противоречит тому факту, что за пределом теоретического развития советского атеизма существовало практическое осуществление антирелигиозной политики, которое отличалось жестокостью и безразличием к судьбам людей. На практике атеистическая работа продолжала быть чрезвычайно далекой от рекомендаций, выработанных Институтом, и очень часто носила силовой по отношению к верующим характер, полагаясь на административные меры, иными словами - на ограничение декларируемых прав верующих на свободу совести.

Вместе с тем, нет сомнений, что деятельность, развернутая Институтом научного атеизма в 1960-е годы, повлияла на будущее политико-религиозных отношений и принесла определенные плоды. Советская идеологическая элита впервые получила огромный объем высококачественной этнографической информации касательно религиозности населения. Атеистическое воспитание обрело теоретическую основу, было развернуто по всей стране в беспрецедентных масштабах, а систематизация идеологической работы позволила точнее оценить его последствия, что, в свою очередь, оказывало влияние на дальнейшую политику государства в этой сфере.

Специалисты, подготовленные Институтом научного атеизма, в дальнейшем занимали престижные должности в образовательных, культурных и просветительских учреждениях, занимались научной и партийно-административной работой. В Институте было подготовлено целое поколение социологов, историков и философов, работавших в сфере религии; многие из них продолжили определять состояние своих дисциплин и в постсоветское время. Естественно, многие выпускники нашли работу в партийных органах - как в центральном аппарате, так и на местах - и продолжали определять политику партии в отношении религии и атеистического воспитания в последние десятилетия существования советской власти. Однако вопросы о том, принесло ли советское атеистическое воспитание какие-либо результаты и насколько эти результаты удовлетворяли трудившихся на этой ниве идеологов, остаются двумя разными вопросами. Можно ли считать, что деятельность атеистов оказалась успешной с их собственной точки зрения? Почему их так тревожил рост равнодушных, что скрывалось за этой тревогой?

На протяжении 1960-х годов цели атеистического воспитания претерпели некоторые изменения: в начале десятилетия успех мерился снижением религиозности населения (например снижением числа отправляемых религиозных обрядов), однако к его концу ландшафт советских верований значительно трансформировался. Возник качественно новый феномен «безразличия», потребовавший пересмотра самих категорий, применявшихся к изучению религии. И, что еще важнее, советским атеистам приходилось точнее оговаривать цели, к которым они стремились. Если целью советских идеологов была секуляризация - институциональное разделение политики и религии, низвержение авторитета религии в мировоззрении граждан, - то появление «равнодушных» должно было бы вполне удовлетворять этой цели. Тем не менее, это явление, напротив, рассматривалась как проблема, едва ли не более важная, чем существование верующих, - следовательно, советский атеизм не был готов довольствоваться уничтожением институционального и философского авторитета религии. Скорее, атеистическое воспитание ставило своей целью наполнение идеологического вакуума новой советской космологией, к которой прилагались соответствующее мировоззрение, верования и ритуалы. Имея в виду это обстоятельство, одним из самых важных вопросов остается следующий: насколько применим к советскому случаю термин «секуляризация»?

"Религия есть опиум народа, — это изречение Маркса есть краеугольный камень всего миросозерцания марксизма в вопросе о религии. Все современные религии и церкви, все и всяческие религиозные организации марксизм рассматривает всегда, как органы буржуазной реакции, служащие защите эксплуатации и одурманению рабочего класса... Надо уметь бороться с религией... Эту борьбу надо поставить в связь с конкретной практикой классового движения, направленного к устранению социальных корней религии." (Ленин из статьи "Об отношении рабочей партии к религии", Собр. соч., т. XIV, стр. 70) "Партия не может быть нейтральна в отношении религии, и она ведет антирелигиозную пропаганду против всех и всяких религиозных предрассудков, потому что она стоит за науку, а религиозные предрассудки идут против науки, ибо всякая религия есть нечто противоположное науке... Партия не может быть нейтральной в отношении религиозных предрассудков, и она будет вести пропаганду против этих предрассудков, потому что это есть одно из верных средств подорвать влияние реакционного духовенства, поддерживающего эксплоататорские классы и проповедующего повиновение этим классам." (И. Сталин "Беседа с первой американской рабочей делегацией", "Вопросы ленинизма", стр. 192).

Билет 39.

1. Основные этапы революционного процесса в России (1917 – середина 1930-х гг.): разрыв и преемственность.

Этапы:

1)После «победы» триумфальное шествие советской власти на волне продолжилось с октябрь 1917 по март 1918. Появились повсеместно советы на местах,появился рабочий контроль и можно отметить усердную «красногвардейскую атаку на капитал».Был произведен отказ от продуктообмена и переход к продовольственной диктатуре.

Советская власть в отдаленных районах была установлена с помощью революционных отрядов из Москвы и Санкт-Петербурга.

Сначала были введены бесплатное образование и медицинское обслуживание, 8-часовой рабочий день, издан декрет о страховании рабочих и служащих; ликвидированы сословия, чины и звания, установлено общее наименование — «граждане Российской Республики». Провозглашена свобода совести; церковь отделена от государства, школа — от церкви. Женщины получили равные права с мужчинами во всех областях общественной жизни.Но эти чудесные новвоведения очень быстро были свернуты.

2) военный коммунизм (май 1918 – август 1921): идеология «забегания вперед» (социализм как итог строительства, осуществляемого новой властью) и материальные интересы нового госаппарата, от продовольственной диктатуры к продразверстке, продотряды и комбеды, тотальная национализация промышленности и торговли, «распределительный социализм», гражданская война как поиск новой государственности и гражданственности.

Продразвёрстка (сокращение от словосочетания продово́льственная развёрстка) — в России система государственных мероприятий, осуществлённая в периоды военного и экономического кризисов, направленных на выполнение заготовок сельскохозяйственной продукции. Принцип продразвёрстки заключался в обязательной сдаче производителями государству установленной («развёрстанной») нормы продуктов по установленным государством ценам.

ПРОДОВОЛЬСТВЕННАЯ ДИКТАТУРА - система чрезвычайных мер советской власти в 1918-21 по организации продовольственного снабжения (централизация заготовки и распределения продовольствия, монополия хлебной торговли, реквизиция хлеба, продразверстка и др.). Проводилась в жизнь Наркомпродом, вызвала массовые выступления крестьянства. Отменена с введением новой экономической политики.(НЭП)

Вое́нный коммуни́зм — название внутренней политики Советского государства, проводившейся в 1918 — 1921 гг. в условиях Гражданской войны. Её характерными чертами были крайняя централизация управления экономикой,национализация крупной, средней и даже мелкой промышленности (частично), государственная монополия на многие продукты сельского хозяйства, продразвёрстка, запрещение частной торговли, свёртывание товарно-денежных отношений, уравнительство в распределении материальных благ, милитаризация труда. Такая политика соответствовала принципам, на основе которых, по мнению марксистов, должно было возникнуть коммунистическое общество.

3) нэп (август 1921 – 1928): переход от продразверстки к продналогу, хозрасчет, трестирование и синдицирование, кооперация;

Новая экономическая политика — экономическая политика, проводившаяся в Советской России и СССР в 20-е годы. Была принята 15 марта 1921 года X съездом РКП(б), сменив политику «военного коммунизма», проводившуюся в ходе Гражданской войны. Новая экономическая политика имела целью восстановление народного хозяйства и последующий переход к социализму. Главное содержание НЭП — замена продразвёрстки продналогом в деревне (при продразвёрстке изымали до 70 % зерна, при продналоге — около 30 %), использование рынка и различных форм собственности, привлечение иностранного капитала в форме концессий, проведение денежной реформы (1922—1924), в результате которой рубль стал конвертируемой валютой.

Продналог — продовольственный натуральный налог, взимаемый с крестьянских хозяйств, введённый декретом ВЦИК от 21 марта 1921 года взаменпродразвёрстки.

4) «великий перелом» (1928-1936): индустриализация и урбанизация, коллективизация и раскулачивание, культурная революция и «безбожная пятилетка», утверждение административно-командной системы и становление ВПК

«Великий перелом» — выражение И. В. Сталина, которым он охарактеризовал начатую в конце 1920-х в СССР политику форсированной индустриализации и коллективизации сельского хозяйств.

Новая экономическая политика (НЭП), проводившаяся после окончания Гражданской войны и будучи по своей сути компромиссным и паллиативным решением острого кризиса, не могла обеспечить переход СССР от аграрной экономики к индустриальной. Одним из возможных путей развития могла быть дальнейшая экономическая либерализация и углубление НЭПа.

Однако ВКП(б) под руководством Сталина избрала другой путь — создание мобилизационной экономики с предельной концентрацией ресурсов в руках государства и политические репрессии против целых классов и социальных групп — и прежде всего против крестьянства.

Курс на форсированную индустриализацию и насильственную коллективизацию «фактически вверг страну в состоя­ние гражданской войны».^[2]

Особенно остро отреагировало сельское население — насильственные хлебозаготовки, сопро­вождавшиеся массовыми арестами и разорением хозяйств, привели к мятежам,

На сопротивление деревни государство ответило си­лой. Провозгласив курс на сплошную коллективизацию и ликвидацию кулаков, опираясь на направленные в деревню из города специальные рабочие отряды при поддержке ОГПУ и армии, местные власти насильно сгоня­ли крестьян в колхозы, отнимая у них имущество. Коллекти­визация сопровождалась массовым закрытием церквей, использованием этих зданий под хозяйственные нужды, уничтожением и расхищением предметов религиозного культа, арестами служителей церкви, считавшихся проводниками реакционной идеологии.

КОЛЛЕКТИВИЗА́ЦИЯ — объединение мелких индивид. крест. х-в в кр. коллект. — колхозы.

БЕЗБОЖНАЯ ПЯТИЛЕТКА

Форма централизованного планирования антирелиг. мероприятий Союза воинствующих безбожников (СВБ) в рамках общегос. планирования народного хозяйства. Впервые речь о необходимости проведения «антирелигиозной пятилетки» зашла в 1929 г., когда в ЦК ВКП(б) было подготовлено подписанное Л. М. Кагановичем специальное письмо «О мерах по усилению антирелигиозной работы». На ХIV Всероссийском съезде Советов (10-18 мая 1929) в ряде выступлений содержались призывы «принять меры к массовому выходу трудящихся из религиозных общин» и объявить «безбожную пятилетку», как этого потребовал в статье «Чего мы ждем от II Съезда» ленинградский активист Союза безбожников И. Я. Элиашевич 

Культурная революция СССР — совокупность изменений в духовной жизни общества, осуществленных в СССР в 20-30-е гг. XX в., «составная частьсоциалистического строительства, создание социалистической культуры»^[1] . Термин «культурная революция» введен В. И. Лениным в 1923 году в работе «О кооперации»

Культурная революция была направлена на «перевоспитание» масс — на «коммунизацию» и «советизацию» массового сознания, на разрыв с традициями исторического (дореволюционного) культурного наследия через большевистскую идеологизацию культуры. На передний план выдвигалась задача создания так называемой «пролетарской культуры», основанной на марксистско-классовой идеологии, «коммунистическом воспитании», массовости культуры, ориентированной на низшие слои общества.

38.общественные организации как приводные ремни в политической системе ссср.

До СССР общественные организации оказывали серьезное воздействие на формирование и развитие общественного сознания. Вырабатывавшиеся там мнения и рекомендации получали широкое распространение и оказывали существенное влияние не только на общественную мысль, но и на государственный аппарат.

Октябрьская революция 1917 г. коренным образом изменила задачи и функции общественных организаций, превратив их в полугосударственные органы. Наряду со старыми дореволюционными обществами и союзами, часть которых продолжала работать в своей области (например, Русское археологическое общество, 1846—1924), Товарищество передвижных художественных выставок (1863—1923), возникло множество новых общественных объединений. Среди них — научные (Всероссийская ассоциация физиков, Ассоциация натуралистов, Научное общество марксистов и др.); творческие (Пролеткульт, Всероссийский союз поэтов, «Серапионовы братья», Общество строителей пролетарского кино и др.); благотворительные (Международная рабочая помощь, Международная организация помощи борцам революции и др.); культурно-просветительные (Союз воинствующих безбожников, общество «Долой неграмотность» и др.); молодежные и другие союзы и общества. Ведущее место занимали профсоюзы, наиболее массовые организации трудящихся, построенные по производственному признаку («одно предприятие — один союз»).

В социалистическом обществе общественные организации были неотъемлемой частью политической системы, одним из важных каналов участия граждан в управлении делами общества.

Граждане СССР имеют право объединяться в общественные организации, способствующие развитию политической активности и самодеятельности, удовлетворению их многообразных интересов. Общественные организации ставят своей задачей содействие строительству коммунизма, развитие советской культуры, науки, техники, спорта. В их задачи входит идейное воспитание и повышение квалификации членов общества, расширение и углубление их специальных знаний, пропаганда достижений в различных областях народного хозяйства, науки и техники, литературы и искусства.

Все советские общественные организации построены на основе самоуправления по принципу демократического централизма, членство в них — добровольное. Общественные организации участвуют в управлении государством.

Сразу после революции был взят курс на дифференцированный подход к общественным организациям. Он выражался в краткой и жесткой формуле: «контрреволюцию — отсекать, культурно-буржуазный аппарат — использовать». Органы ВКП(б) стремились не только подменять государственный механизм, но и опекать общественные организации, усиливая партийное руководство ими. Процесс «огосударствления» шел по нескольким направлениям:

а) привлечение представителей общественных организаций (главным образом профсоюзов) при формировании государственных органов;

б) поручение или передача общественным организациям временно или постоянно некоторых функций государственных органов (внешкольное образование, охрана труда, государственное страхование)

в) включение представителей партии и государства в состав руководящих органов общественных организаций;

г) финансовая, материальная и иная помощь и содействие со стороны государства. С 1925 г. ни одна из общественных организаций не могла собрать свой съезд или конференцию без предварительного согласования с ЦК партии. Органы ЦК ВКП(б) определяли сроки созыва и порядок работы. В 1930 г. вышло «Типовое положение об обществах и союзах», где содержалось прямое требование политической благонадежности руководящего состава общественных организаций, указывалось, что они должны строить свою деятельность в соответствии с планами развития народного хозяйства, а научную работу — на основе «марксистско-диалектической проработки вопросов». Надзор за деятельностью общественных организаций возлагался на государственные органы, утверждавшие их устав.

По мере того как укреплялась административно-командная система управления, исчезало и многообразие союзов и обществ. К середине 1930-х гг. прекратили свое существование организации, возникшие сразу после революции: общества «помощи и взаимопомощи», деловые клубы, творческие объединения различных направлений и др. Одновременно создавались крупные централизованные объединения (союзные или республиканские), такие, как Союз писателей СССР, Союз советских архитекторов, Всесоюзное химическое общество им. Д. И. Менделеева и др. Деятельность общественных организаций целиком подчинялась интересам партийных органов. В законодательных актах правительства были регламентированы все стороны жизни общественных организаций: их правовой статус, устройство, формы и методы деятельности. Само законодательство содержало ряд принципиальных моментов, важнейшим среди которых был классовый подход к созданию и оценке деятельности общественных организаций.

В СССР существовали следующие общественные организации:

а) профессиональные союзы во главе с ВЦСПС;

б) молодежные организации

; в) научные общества (Союз научных и инженерных обществ СССР, Философское общество СССР и др.);

г) творческие союзы и общества (Всероссийское театральное общество, Союз журналистов СССР, Союз художников СССР и др.);

д) культурно-просветительные общества (Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры, Всесоюзное общество «Знание», Советский фонд культуры и др.);

е) оборонно-спортивные общества и союзы (ДОСААФ, Всероссийское общество спасания на водах); ж) общества взаимопомощи и социальной помощи (Всесоюзный совет ветеранов войны и труда, Советский фонд мира и др.);

з) общественно-политические объединения (Советский комитет защиты мира, Ассоциация содействия ООН в СССР, Советский комитет солидарности стран Азии и Африки и др.). Союз советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами, Советский комитет защиты мира поддерживали отношения с зарубежными неправительственными институтами. Своеобразными, по-своему уникальными общественными организациями, каких не знала дореволюционная Россия и не знает современная зарубежная практика, были, например, творческие союзы. Многие общественные организации имели свои печатные органы и символику, в том числе значки, марки.

С конца 1980-х гг. начался новый подъем общественной активности и самодеятельности масс. Среди возникших объединений, получивших широкую известность, — историко-просветительское общество «Мемориал», комитет «Апрель» («Писатели в поддержку перестройки»), Союз потомков российского дворянства и др.

До конца 1980-х гг. интересы всей молодежи страны монопольно представлял Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи (ВЛКСМ, 1918—1991). Эта массовая общественно-политическая организация советской молодежи была образована на I Всероссийском съезде союзов рабочей и крестьянской молодежи, который принял программу и устав Российского Коммунистического Союза Молодежи (РКСМ) и избрал Центральный комитет. Согласно уставу, комсомол являлся составной частью пролетарского революционного движения, помощником и резервом КПСС и работал под руководством партии. Его основной задачей было воспитание молодежи на идеях марксизма-ленинизма, на традициях революционной борьбы, преданности «идеалам коммунизма». По своему организационному строению комсомол также копировал КПСС. Согласно уставу (1987), в комсомол принимались юноши и девушки от 14 до 28 лет. Работа ВЛКСМ строилась на принципе демократического централизма, означавшего жесткое подчинение меньшинства большинству и безусловную обязательность решения вышестоящих органов для нижестоящих. Основа ВЛКСМ — первичные организации, которые создавались на предприятиях, в колхозах и совхозах, учебных заведениях, учреждениях, частях Советской Армии и Флота. Высшим руководящим органом был Всесоюзный съезд, избиравший Центральный комитет. ЦК руководил деятельностью комсомола в период между съездами. ЦК избирал Бюро и Секретариат, они руководили работой комсомола в период между пленумами ЦК (2 раза в год). С 1918 по 1990 г. состоялся 21 съезд комсомола.

Комсомол был активным помощником КПСС во всех ее начинаниях, в решении политических, экономических и социально-культурных вопросов. Он принимал участие в ликвидации неграмотности в первые годы после революции, в строительстве крупнейших объектов народного хозяйства (так называемые комсомольские стройки, в том числе Днепрогэс, Магнитогорский металлургический комбинат, Турксиб, Братская ГЭС, БАМ и др.), в проведении коллективизации, в борьбе с оппозиционерами в партии, организации стахановского движения, коммунистических субботниках, освоении целинных земель (1954—1955), организации социалистического соревнования среди молодежи и многих других кампаниях. Комсомол руководил Всесоюзной пионерской организацией, основанной в 1922 г.

За свою деятельность ВЛКСМ был награжден 6 орденами СССР. На 1 января 1988 г. комсомол объединял в своих рядах более 38 млн. человек и 472 561 первичную организацию. Печатным органом ЦК ВЛКСМ являлась газета «Комсомольская правда».

До 1990 г. в РСФСР (после образования СССР в 1922 г.) своего республиканского органа комсомола не существовало, а его функции выполнял ЦК ВЛКСМ. В феврале 1990 г. в ходе работы съезда комсомольских организаций РСФСР возникло два новых объединения: а) ЛКСМ РСФСР, входивший в ВЛКСМ и разделявший его программные цели; б) Российская демократическая социалистическая ассоциация со своими уставом и программой. Основной задачей ассоциация считала деидеологизацию комсомола и независимость от каких-либо политических структур.

В конце 1980 — начале 1990-х гг. как в Москве, так и в других городах России возникло большое количество молодежных объединений политического, экономического, социального характера. Среди них — Союз молодых коммунистов (1988), Союз учащейся молодежи (1989), Сибирский демократический союз молодежи (1989), Ассоциация студентов (1990), Демократическая молодежь России (1993), Студенческий патриотический союз. Большинство из появившихся организаций существовали недолго и носили локальный характер.

В апреле 1919 г. по инициативе ЦК РКСМ была создана международная молодежная организация Коммунистический Интернационал Молодежи (КИМ), который являлся секцией Коминтерна. В разработке его программы и устава принимал участие В. И. Ленин. 1-й Учредительный конгресс состоялся в Берлине 20 ноября 1919 г. Он объединил союзы и организации молодежи разных стран, которые приняли политическую платформу III Интернационала. В 1943 г. он был распущен. 28 сентября 1941 г. появился Антифашистский комитет советской молодежи. Комитет представлял молодежь СССР в международном юношеском движении. Основной его задачей было укрепление связей с молодежью других стран. В 1956 г. Антифашистский комитет советской молодежи был переименован в Комитет молодежных организаций (КМО) СССР. Интересы всей советской молодежи в КМО единолично представлял ВЛКСМ.

37.

КПСС основана В. И. Лениным как революционная марксистская партия российского пролетариата; оставаясь партией рабочего класса, КПСС в результате победы социализма в СССР и укрепления социального и идейно-политического единства советского общества стала партией всего советского народа. "Коммунистическая партия Советского Союза есть боевой испытанный авангард советского народа, объединяющий на добровольных началах передовую, наиболее сознательную часть рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции СССР..." Партия существует для народа и служит народу. Она является высшей формой общественно-политической организации, руководящей и направляющей силой советского общества... Коммунистическая партия Советского Союза — неотъемлемая, составная часть международного коммунистического и рабочего движения" (Устав КПСС, 1976, с. 3, 4, 6).

Зарождение партии.

Партия была создана в России в конце XIX века на базе нескольких социал-демократических кружков («Союз борьбы за освобождение рабочего класса»). Учредительный съезд Российской социал-демократической рабочей партии прошёл в Минске 13-15 марта 1898 года.

Как отдельная партия РСДРП(б) выделилась формально в 1917, фактически в 1912 из большевистской фракции Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), возникшей в 1903 году на II съезде РСДРП.

С 1920 по 1991 — единственная легальная партия в РСФСР и СССР

• 1898—1917 гг. — Российская социал-демократическая рабочая партия.

• 1917—1918 гг. — Российская социал-демократическая рабочая партия (большевиков).

• 1918—1925 гг. — Российская коммунистическая партия (большевиков).

• 1925—1952 гг. — Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков).

• 1952—1991 гг. — Коммунистическая партия Советского Союза.

• Члены ВКП(б) занимали все гос.должности

• ВЦИК не могу принять ни один закон без Политбюро

• Партийная символика (Красное знамя и гимн Интернационал стали государственной)

• Внутри партии все вопросы решало Политбюро

• Идеология партии марксизм-ленинизм стала государственной

Структура.

Центральные органы:

Высший руководящий орган-Съезд партии.Должен был собираться ежегодно, но при Сталине стал собираться все реже и реже.

Первым считается учредительный съезд Российской социал-демократической рабочей партии в Минске (1898), последним — 28-й съезд КПСС в 1990-м году.

Съезд КПСС избирал ЦК,который в свою очередь избирал Политбюро.

При Сталине большинство полномочий в Партии принадлежало Генеральному секретарю, избираемому членами Политбюро.(скорее всего т.к. он сам начал свою карьеру именно с должности секретаря). В 1934г должность «Генерального секретаря» была отменена, а в 1952г «Политбюро» получило название «Президиума», но в 1966  Брежнев вернул в действие первоначальные названия.

Генеральный секретарь ЦК КПСС де-факто являлся главой СССР; правительством страны, также де-факто, являлось Политбюро ЦК КПСС. Советский парламент (Совет) (Верховный Совет СССР), и правительство (Совет Министров СССР) играли вспомогательную роль.

Нижний уровень партийной организации:

Парткомы(возглавлялся избираемым секретарем)

Райкомы,Облкомы итд

Самый низший уровень-Партийная ячейка

Этапы становления:

Однопартийная система упрочилась к концу 20-х — началу 30-х гг. с победой во внутрипартийной борьбе группы И.В. Сталина, занимавшего с 1922 пост генерального секретаря ЦК партии. 19-й съезд партии (1952) переименовал её в <КПСС>. На 20-м съезде (1956) часть руководства партии во главе с Н.С. Хрущёвым выступила с осуждением т.н. культа личности Сталина, массовых репрессий и авторитарных методов руководства. На 22-м съезде <КПСС> (1961) была принята 3-я программа партии. Исходя из тезиса, что социализм в СССР победил “полностью и окончательно”, программа провозглашала вступление страны в период “развёрнутого строительства коммунизма”. Последующее развитие страны показало утопичность основных положений программы. С конца 60-х гг. партия и возглавляемая ею политическая система вступили в стадию стагнации (“застоя”), в её руководстве возобладали консервативные силы во главе с Л.И. Брежневым; резко снизились темпы экономического развития страны. Конституция СССР (1977) закрепила положение <КПСС> как руководящей и направляющей силы советского общества, ядра его политической системы, государственных и общественных организаций в качестве одной из основных конституционных норм. В середине 80-х гг. высшее партийное руководство во главе с М.С. Горбачёвым провозгласило курс на “перестройку” и демократизацию советского общества. XXVII съезд <КПСС> (1986) принял “новую редакцию” программы, в которой положение о “строительстве коммунизма” заменялось тезисом о “совершенствовании социализма”. 28-й съезд (1990) после острой дискуссии утвердил партийную “платформу”, фактически отменявшую программу 1986 и декларировавшую постепенный переход <КПСС> на позиции “демократического социализма”. Внутри <КПСС> оформилось несколько противостоящих друг другу течений. Противостояние реформаторских и консервативных сил привело к обострению кризисных явлений в партии и обществе. Во время августовского кризиса 1991 в соответствии с указами президента РСФСР Б.Н. Ельцина деятельность <КПСС на территории РСФСР была прекращена, а её организационные структуры распущены. В 1992 и последующие годы в России был создан ряд коммунистических партий и организаций, крупнейшей из которых является КПРФ.

Этапы развития(вариант 2,по Орлову):

Особенности положения в партии в 1920-е годы.

• превращение монопольной партии в часть государственного аппарата со второй половины 1918 г.;

• гражданская война стерла границы между понятиями «власть» и «оппозиция»;

• диктатура большевиков отрицала идею политического плюрализма;

Схема оппозиций в соответствии с «моделями» социализма.

Как известно в партии практически все время ее существования были несколько течений.Конечно же это были признаки формальной «демократии» и само разделение было сугубо формальным.

Левая оппозиция:

• «левые коммунисты» 1918 г. и троцкистская платформа 1923 г., «новая оппозиция» 1925 г., оппозиционный блок 1926-27 гг.;

+

• реалистическая модель: ленинская 1918-23 гг. и бухаринская (при Сталине)1928-29 гг.

• при этом надо учитывать, что троцкистская и «новая» оппозиции и оппозиционный блок имели антисталинскую направленность

Позиция левых коммунистов:

• ратовали за полное обобществление промышленности и за зависимость деревни от города путем продажи продуктов национализированной промышленности по возможно высоким ценам (В. Смирнов);

• за полную национализацию банков,

• социализация предприятий

Оппозиция «демократического централизма:(Центристы)

• возникла в январе 1919 г. как реакция на жесткую централизацию и бюрократизацию власти (Т.В. Сапронов, И. Вардин (Мгеладзе), Н Осинский);

• главный лозунг – «развернутая форма рабоче-крестьянской демократии», но в основе ее – отношение центра и районов;

• за ликвидацию СНК с передачей его функций Президиуму ВЦИК, подотчетному съезду Советов, где основную роль играли представители местной власти;

• критика «партийной олигархии», «пролетарского единодержавия» и «кремлевских коммунистов»

Рабочая оппозиция:

• возникла в конце 1920 г. как противовес группе «демократического централизма» по инициативе руководителей отраслевых профсоюзов (А.Г. Шляпников, С.П. Медведев, Ю.Х. Лутовинов и др.) и А.М. Коллонтай;

• предложение передать управление народным хозяйством профсоюзам

• против курса ЦК партии на отход от восстановления прежде всего крупной промышленности;

• ряд предложений, направленных против бюрократизации партийного и государственного управления;

• очистка партии от непролетарских элементов;

• за ослабление материальных тягот рабочего класса

Троцкистская оппозиция 1923-1924 гг.

• обвинения ЦК партии в «нэповском уклоне»;

• против совмещения функций партии и советских органов в хозяйственной сфере;

• «новый курс», направленный на борьбу с бюрократизмом и развитие внутрипартийной демократии: проведение открытых партийных дискуссий и свобода обсуждения коммунистами наболевших вопросов;

• лозунг обновления кадров (партийные ячейки на предприятиях и учащаяся молодежь), но при этом критика выдвиженчества и формирующегося на его основе нового управленческого слоя;

• упор на развитие тяжелой индустрии

«Новая» (ленинградская) оппозиция:

• против политики, проводимой по отношению к крестьянству (критика бухаринского лозунга «Обогащайтесь!);

• против теории построения социализма в одной, отдельно взятой стране (Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев)

• определение советской экономики не как социалистической, а как госкапиталистической (Г.Я. Сокольников), ;

• против бюрократизации партии и усиления роли партноменклатуры во главе со Сталиным (П.А. Залуцкий);

Правая оппозиция:

• против «чрезвычайщины» в аграрной политике; предупреждения о последствиях падения роли денег и административного нажима государства на деревню;

• против сталинской теории обострения классовой борьбы (Н.И. Бухарин);

• за снижение темпов индустриализации (А.И. Рыков и М.П. Томский)

Советское диссидентство.

Диссиде́нт (лат. dissidens — отступник, инакомыслящий) — человек, политические взгляды которого радикально расходятся с официально установленными в стране его проживания. Зачастую этот конфликт личных убеждений с господствующей доктриной приводит к гонениям, преследованиям и репрессиям со стороны официальных властей.

• советское диссидентство, прежде всего, проявлялось в форме социальных движений без четкой организационной структуры, единого центра и общей идеологической платформы;

• основные формы выражения несогласия: самиздат и тамиздат, митинги и демонстрации, голодовки и пр.;

• центрами оппозиции были крупные промышленные и научные города, прежде всего Москва и Ленинград, однако эпизоды инакомыслия наблюдались даже в провинции;

• нонконформизм - несогласие на ситуативно-бытовом уровне

Этап «общенародного движения»:

• 1960-е гг. – «героический период советской интеллигенции» («шестидесятники») – основы гражданского общества;

• обращение правозащитной активности к Западу;

• социалистическое и социал-демократическое направления (призыв к возрождению «истинно ленинского наследия» и строительству «социализма с человеческим лицом»)

49.

Проблема легитимности власти в российской истории.

Для сферы легитимности («власть, авторитет и управление») особое значение имеют:

• образ власти, действующий в данном хронотопе и выражающий ценности данного общества в их преломлении к потестарным отношениям. Именно ценности обеспечивают легитимацию политической власти, помогая осуществить связь между индивидуумом и властью, создавая иллюзию их общности, необходимости и естественности, незыблемости и правильности;

• модели управления, складывающиеся на основе данного образа или вступающие с ним в противоречие;

• эволюция этого образа, со всем «шлейфом» сопутствующих этой эволюции изменений в способах и формах проведения в жизнь государственных решений

Специфика советской политической культуры:

• многослойность: российские, советские и западные элементы («человек приспособленный» и «человек недовольный»);

• сочетание и конфликт традиции и новации: связь советов с традициями общинной «прямой демократии»;

• миф революционного обновления мира;

• восприятие марксизма как социальной религии и вера в сакральность власти;

• мессианизм коммунистического типа (мировое братство и счастье, ведущая роль СССР в мировой политике);

• массовый энтузиазм;

• классовый фанатизм и экстремизм;

• сознание советского превосходства как комплекс неполноценности по отношению к Западу;

• идеократичность сознания;

• авторитаризм в сочетании с персонализацией власти;

• маргинальность;

• аполитичность и пассивность политического поведения (политический анекдот и феномен «курилки»);

• этатизм, патернализм и ориентация на социальное восхождение;

• иждивенчество по отношению к государству;

• вождизм и культовые настроения;

• политическая целесообразность как «нравственная» норма;

• наличие элементов гражданского общества (общественные организации)

Культ В.И. Ленина.