Амаласунта и теодагад

Она вздумала достичь этого замужеством, и предложила своему двоюродному брату Теодагаду, последнему потомку рода Амалов, сделаться её мужем, при условии, что он будет довольствоваться титулом короля, а управление предоставит исключительно ей. Теодагад, бывший графом (правителем) Этрурии, навлек на себя всеобщую ненависть алчностью и деспотизмом; сама Амаласунта часто делала ему выговоры за его противозаконные поступки. Он не колеблясь дал клятву, которую теперь требовала она; присяга его была только обман. По поручению королевы, Кассиодор в красноречивых выражениях известил римский сенат и византийского императора о вступлении Амаласунты и Теодагада на итальянский престол. Юстиниану можно было радоваться, что правление переходит в руки, которые совершенно расстроят остготское государство и подготовят ему завоевание Италии: Теодагад был давно опутан сетями византийской политики; агент Юстиниана, Петр, человек ловкий и красноречивый, имел такое влияние на Теодагада, что он уж предлагал Юстиниану отдать византийскому войску Этрурию, если император даст ему хорошее денежное вознаграждение и сан византийского сенатора.

«Теодагад был человек не бездарный», говорит Абель, «но не имел ни одного из качеств, необходимых королю. Мысли его были шаткие, у него не было ни энергии, ни мужества;при всем своем уме он был способен на самые бесчестные поступки, потому что по мелочности и слабости характера не имел силы подчинять свои личные желания общему благу; вельможа государства, которое было основано и продолжало держаться только силой оружия, он не имел никакого понятия о военном деле; вместо того, чтобы быть воином, он разыгривал ученого, углублялся в мистическое фантазерство, называвшееся неоплатонизмом, и рассуждал о богословских вопросах, о которых шли тогда споры».

Правление Амаласунты после её замужества было непродолжительно. Теодагад, раздраженный справедливым презрением, которое явно выказывала ему Амаласунта, и в свою очередь увлекаемый властолюбием, перешел на сторону её врогов и, через несколько недель после своего восшествия на престол, велел схватить ее и отвезти на маленький остров Больсенского озера; там некоторое время держали её под стражей, потом по приказанию или с согласия короля умертвили в бане. Родственники убитых ею вельмож требовали её смерти; её судьба — один из тех случаев, когда преступление не остается безнаказанным.

Трусость теодагада

Теодагад мог бы заставить готов простить ему убийство Амаласунты, только заслужив их уважение славными подвигами. Война с Византиею была неизбежна; если б он явился защитником национальной независимости, он мог бы — конечно, не смыть, но хотя бы закрыть блеском геройства черное пятно злодейства. Амаласунта в своем затруднительном положении сделала ту ошибку, что вступила с византийским императором в тайные сношения, которые вели к отдаче Италии под его владычество; сам Теодагад перед своим вступлением на престол вел с императором переговоры о том, чтобы отдать ему Этрурию; теперь, сделавшись королем, он должен был бы решительно разорвать все переговоры подобного рода и стать военньм государем, следовать примеру своего дяди, Теодориха. Зто было бы единственным спасением ему. Но убийца Амаласунты не был способен держать себя мужественно. Когда Юстиниан, получавший от своих послов точные сведения об итальянских событиях, выразил глубокое сожаление

о смерти Амаласунты и его посланник объявил Теодагаду, что он отомстит за нее, остготский король совершенно оробел. Сам он стал писать императору униженные уверения в своей преданности и покорности, а жена его, Гуделина, умоляла о заступничестве императрицу. Он говорил, что Амаласунта убита готами против его воли. Юстиниан стал готовиться к войне; его полководец Мунд вступил в Далмацию и взял Салону; Велизарий, меч которого еще дымился кровью вандалов, переплыл в Сицилию, и хотя имел очень мало войска, быстро покорил весь остров,одолев слабое сопротивление, которое встретил в Панорме. Теодагад совершенно упал духом. Он призвал к себе Петра, византийского посланника, еще остававшегося в Италии, и сказал, что готов уступить императору Сицилию, ежегодно посылать ему золотую корону весом в 300 фунтов и, когда он потребует, отправлять в его войско 3000 готов, кроме того обязывался не наказывать духовных лиц и сенаторов смертью или конфискациею без позволения императора, не давать сенаторского сана без его согласия, обещал, что на народных играх и во всех других торжественных случаях имя императора будет провозглашаемо перед его именем. Как ни унизительны для короля были эти его предложения, трус боялся, что Юстиниан отвергнет их и не остановит войны, потому унизил себя еще более: мучимый страхом, он послал вернуть в Равенну Петра, уже отплывшего из Италии, и спросил его, думает ли он, что император примет посылаемые через него условия. Петр сказал, что император вероятно прий мет их. —«А что будет, если не примет?» — спросил трус. —«Тогда тебе прийдется вести войну», отвечал Петр; увидев, что Теодагад впал в отчаяние при мысли о войне, Петр стал говорить, что каждый действует по своему характеру, что он, Теодагад, родился философом и не должен обагрять своих рук кровью, а император желает завоевать все земли, принадлежавшие империи. Теодагад поклялся уступить Юстиниану все своё государство за вознаграждение именьями, доход с которых составлял бы 1200 фунтов золота, и взял с Петра обещание передать императору это его предложение лишь в том случае, если Юстиниан не согласится на условия, высказанные при прежнем свидании; — прося Петра об этом, Теодагад давал ему новое доказательство своего безрассудства. Разумеется император отверг прежние условия, принял предложение Теодагада отречься от власти, похвалил его за рассудительность и миролюбие, обещал дать ему, сверх просимого дохода, самые высокие почести. С тем вместе, он послал Велизарию, усмирившему восстание в Африке, приказание как можно скорее плыть с войском в Италию, отдаваемую Теодагадом.