Вариант два: традиционная русская маскулинность

Другая ретроспективная нормативная модель, к которой обращается критический дискурс включает две версии образа традиционной русской маскулинности. Первая версия – российский мужик. Привлекательная фигура патриархального крестьянина-труженика, собственника, общинника и философа - представлена убедительнее всего в прозе писателей-деревенщиков, получившей наибольшую популярность в 1970е годы. (Распутин, Солоухин, Белов, Абрамов)

Другая модель - дворянин – аристократ, который в своих действиях руководствуется принципами сословной гражданской чести. Такой герой был представлен классической российской литературой, с которой советские дети знакомились в рамках обязательной образовательной программы средней школы по литературе. Мифологизация дворянина-декабриста характерна для либерального дискурса познесоветского периода. Структура этого образа реконструирована польской исследовательницей М. Оссовской и Ю. Лотманом. Статус аристократа-дворянина предполагает некоторый набор прав и обязанностей, которые составляют кодекс чести настоящего мужчины данного сословия. Мужчина-аристократ – гарант и защитник чести женщины. – представительницы слабого пола. “С дамами человек чести учтив и заботится об их репутации” (Оссовская 1987: 145-146). Если он не следует таким правилам, светское общество подвергает его остракизму. Ритуал и символ защиты мужской чести – поединок, дуэль. Жесткие требования дворянского кодекса чести были вписаны в патриархатную структуру сословного общества, где женщине отводилась роль слабого пола, который мог быть представлен или защищен в публичной сфере мужчиной.

Реконструкция дворянского и декабристского кодекса чести – стала предметом академического интереса и общественной дискуссии именно в 1960- 1970е годы⁵. В либеральном дискурсе познесоветского периода образ утраченной мужественности аристократа был дополнен реконструкцией повседневных практик и кодекса чести одного специфического типа аристократии – декабриста. Классик тартусской семиотической школы Юрий Лотман утверждает, что декабристы создали новый тип российского человека (т.е. мужчины) (Лотман 1992: 299).

Согласно Лотману, декабристы сознательно вводили практики, которые напоминают знающему читателю модельные практики идеальной речевой ситуации⁶ публичного дискурса, поскольку были ориентированы на идеалы гражданской доблести, воспитанной античной республикой. Для стиля декабристов характерно соответствие слова и дела, позиции и поведения. Повседневная жизнь декабристов становится политическим действием – она представляет как символ их протеста против светского общества и самодержавного государства. Слово становится перформативным. Повседневный светский разговор (small talk) рассматривается декабристом как praxis, как сфера утверждения республиканской добродетели. Он тот, кто совершает, словами Х. Арендт, деяние, поступок (политически сознательное публичное действие).

Воссоздавая недостижимый для советского мужчины- интеллектуала идеал, Лотман подчеркивает, что суждения декабристов никогда не были морально нейтральными – самые повседневные поступки они обсуждали в терминах моральной дихотомии между тиранией, подлостью и либерализмом, героизмом (Лотман 1992: 305). Романтический образ декабриста предполагал также дебоширство – которое считалось выражением либерального мировоззрения. Мир “разгульного поведения” представлялся как автономная сфера личной свободы, мужского товарищества, вольнодумства, считался признаком гражданской добродетели – потенциалом политического протеста (Лотман 1992: 319). Культ экзальтированной мужской дружбы, основанной на общих идеалах, противопоставлялся другим отношениям (с женщинами и членами семьи).

Такая нормативная модель патриархатного мужчины была поддержана в советской историографии дополняющим образом женственности в культе жен декабристов. Согласно нормам обычного права, следование за ссылаемыми мужьями было традиционной формой поведения (Лотман 1992: 314-315). Однако в либеральном поздне-советском дискурсе следование за мужем наделялось смыслом героического добровольного выбора со стороны жен, которые должны разделить судьбу мужа-декабриста-диссидента.

Недостижимый идеал настоящего мужчины – декабриста, противостоящего деспотизму и тирании, равно как и его хабитус, сочетающий уверенность в себе, любезность, куртуазность, дебош, был мечтой советской интеллигенции и пропагандировался лучшими образцами советского творчества. Воспевание этого образа мы находим в текстах культовых фигур бардов – Окуджавы и Высоцкого. Герои песен Окуджавы – кумира советских шестидесятников – это офицеры царской армии, герои наполеоновских войн, либеральная аристократия 19 в. Кавалергарды, дуэлянты, гусары – герои Отечественной войны 1812 года считались носителями разделяемых всеми либеральных идеалов. Интериоризованный либералами этос декабриста предполагает, что: “не покупается честное имя, талант и любовь” (Окуджава).