«Заём свободы»

До 1917 г. правительство России выпус­кало ценные бумаги военных займов. После Февральской революции Времен­ное правительство выпустило облигации такого же займа, названного «займом Свободы». Печать, выступавшая за про­должение войны, горячо призывала на­селение покупать облигации. Военный министр А. Керенский восклицал в сво­их выступлениях: «Граждане капитали­сты! Будьте Миниными для своей Роди­ны! Откройте свои сокровищницы и спе­шите нести свои деньги на нужды осво­бождённой России». В июне пресса сообщила, что свергнутый император Ни­колай II и его семья также пожелали при­обрести облигации «займа Свободы». Поэт-большевик Демьян Бедный обыгрывал это в насмешливых стихах, опубликованных в газете «Правда»:

Царь с царицею вдвоём

Подписались на заём...

Что царю всего ценней?

Стало, знать, ему видней,

Что от долгой обороны

Путь недолгий... до короны.

Вслед за царём Николаем

Денег давать не желаем.

Пусть вносят червонцы

Царь да оборонцы!

П. Бучкин. Плакат 1917 г.

157

Бойцы одного из «батальонов смерти», отправляющихся на фронт. Лето 1917 г.

ЖЕНСКИЕ «БАТАЛЬОНЫ СМЕРТИ»

Летом 1917 г. в русской армии быст­ро слабела дисциплина и падал бое­вой дух. Однако часть солдат не утра­тила прежнего желания сражаться и жертвовать жизнью. Из них стали формироваться добровольческие части, которые называли «ударными батальонами», «дружинами смерти» и т. п. Вместо кокарды на фуражках они носили изображение черепа («Адамовой головы»). Тот же череп со скрещёнными костями часто изобра­жался и на их знамёнах. Ударные ба­тальоны бросали в самые тяжёлые мес­та сражений, возлагали на них самые трудные обязанности.

Тогда же родилась и ещё одна новая идея. Её выдвинула военнослужащая Мария Бочкарёва. В 1914 г. она добро­вольно пошла на фронт, четырежды была ранена, стала полным Георгиев­ским кавалером. 1 мая 1917 г. предсе­датель Государственной думы Михаил Родзянко, объезжая фронт, познако­мился с необычной женщиной-добровольцем. «Родзянко пожелал меня ви­деть лично, — вспоминала М. Бочкарёва, — я подошла к нему, и он меня по­целовал и приказал сшить для меня но­вое обмундирование и отправить меня в Петроград». В столице Бочкарёва вы­ступила перед членами Временного пра­вительства с идеей создать женский добровольческий «батальон смерти». «Мне на это сказали, что моя идея ве­ликолепная...» — писала она.

Более осторожно отнёсся к предложе­нию Бочкарёвой Верховный главноко­мандующий Алексей Брусилов. Он за­метил, что такой женский батальон будет первым в мире. «Надеетесь ли Вы на женщин?» — спросил он. «Ру­чаюсь, что мой батальон не осрамит России», — твёрдо отвечала М. Бочкарёва. Выступая в последующие дни перед женщинами, она подчёркивала: «Солдаты в эту великую войну уста­ли. Им нужно помочь нравственно...». В обращении Московского женского военного союза говорилось: «Ни один народ в мире не доходил до такого по­зора, чтобы вместо мужчин-дезерти­ров шли на фронт слабые женщины... Женская рать будет тою живою водой, которая заставит очнуться русского старого богатыря».

ми, с разухабистыми манерами, чтобы понять, что они драться с регулярными немецкими частями не смогут. Мои опасения оправдались...».

25 февраля Владимир Ленин с горечью писал в газете «Прав­да»: «Мучительно-позорные сообщения об отказе полков сохра­нять позиции, об отказе защищать даже нарвскую линию, о не­исполнении приказа уничтожать всё и вся при отступлении; не говорим уже о бегстве, хаосе, безрукости, беспомощности, раз­гильдяйстве».

19 февраля советское руководство согласилось принять не­мецкие условия мира. Но теперь Германия выдвинула уже гораз­до более тяжёлые условия, потребовав впятеро большую терри­торию. На этих землях проживало около 50 млн. человек; здесь добывалось свыше 70% железной руды и около 90% угля в стра­не. Кроме того, Россия должна была выплатить огромную кон­трибуцию.

Советская Россия была вынуждена принять и эти тяжелей­шие условия. Глава новой советской делегации Григорий Со­кольников огласил её заявление: «При создавшихся условиях Россия не имеет возможности выбора. Фактом демобилизации своих войск русская революция как бы передала свою судьбу в руки германского народа. Мы ни на минуту не сомневаемся, что это торжество империализма и милитаризма над международ­ной пролетарской революцией окажется лишь временным и преходящим». После этих слов генерал Гофман воскликнул с не­годованием: «Опять те же бредни!». «Мы готовы, — заключил

158

Г. Сокольников, — немедленно подписать мирный договор, от­казываясь от всякого его обсуждения как совершенно бесполез­ного при создавшихся условиях».

3 марта Брестский мирный договор был подписан. Россия утратила Польшу, Прибалтику, Украину, часть Белоруссии... Кро­ме того, по договору Россия передавала Германии более 90 т зо­лота. Брестский договор действовал недолго — в ноябре, после революции в Германии, Советская Россия аннулировала его.

Вскоре после заключения мира, 11 марта, В. Ленин написал статью (она была опубликована позже). Эпиграфом к ней послу­жили строки Н. Некрасова:

Ты и убогая, Ты и обильная, Ты и могучая, Ты и бессильная, Матушка-Русь/

Глава Совнаркома писал: «Не надо самообманов. Надо из­мерить целиком, до дна, всю ту пропасть поражения, расчлене­ния, порабощения, унижения, в которую нас теперь толкнули. Чем яснее мы поймём это, тем более твёрдой, закалённой, сталь­ной сделается наша воля... наша непреклонная решимость до­биться во что бы то ни стало, чтобы Русь перестала быть убогой и бессильной, чтобы она стала в полном смысле слова могучей и обильной».

27 июня в Исаакиевском соборе Ма­рии Бочкарёвой было торжественно вручено знамя её батальона. После этого женщины-добровольцы отправи­лись на фронт. В ходе наступления они взяли несколько линий немецких око­пов. В какой-то момент другие части, состоявшие из мужчин, отступили, и женщины остались одни на поле сра­жения. Они не стали отступать, но, под ураганным огнём забыв приёмы веде­ния боя, собрались вместе, став хоро­шей мишенью... Женский батальон по­нёс в этом сражении большие потери.

Всего же сформировали два женских пехотных «батальона смерти» и не­сколько команд. В них вошло более 3 тыс. женщин. Один из женских ба­тальонов оказался в числе последних защитников Временного правительст­ва в дни Октябрьского переворота в Петрограде. В январе 1918 г. женские батальоны формально распустили, но многие их участницы (в том числе и М. Бочкарёва) продолжали службу в частях белогвардейских армий.

Вручение знамени женскому батальону, уходящему на фронт. Москва. Июнь 1917 г.

Мария Бочкарёва — командир женского «батальона смерти».

159

В тот же день, опасаясь, что немцы, несмот­ря на заключённый мир, займут Петроград, со­ветское правительство переехало в Москву. Так более чем через два столетия Москва вновь ста­ла столицей российского государства.

Подготовка женского «батальона смерти» к наступлению 18 июня (третья слева в первом ряду — М. Бочкарёва). Петроград. 1917 г.

УБИЙСТВО КОМИССАРА ЛИНДЕ

Революция принесла в армию много новшеств. Появились, например, комис­сары. Временное правительство назна­чало их на фронты, в армии и иные круп­ные воинские формирования. (При большевиках комиссаров стали назна­чать в каждое, даже мелкое, воинское подразделение.) Комиссаром Юго-За­падного фронта стал Ф. Линде. Он был одним из тех, кто 20 апреля вывел рево­люционных солдат Петрограда на де­монстрацию против «ноты Милюкова» (см. ст. «Павел Милюков»).

В августе 1917 г. Ф. Линде получил со­общение о солдатских волнениях в од­ной из частей. Пехотные полки отка­зывались выполнять боевые приказы. Линде решил немедленно прибыть на место событий, чтобы восстановить дисциплину. Он приехал в расположе­ние войск вместе с командиром диви­зии генералом В. Гиршфельдтом, поте­рявшим в сражениях обе руки.

Комиссар приказал построить части, участвовавшие в беспорядках, и заявил им: «Когда наша Родина изнемогает в нечеловеческих усилиях, чтобы побе­дить врага, вы позволили себе лентяй­ничать и не исполнять справедливые требования своих начальников. Вы не солдаты, а сволочь, которую нужно уничтожить. Вы зазнавшиеся хамы и

свиньи, недостойные свободы... Тре­бую, чтобы вы сейчас же мне выдали тех, кто подговаривал вас не исполнять приказ начальника. Иначе вы ответи­те все. И я не пощажу вас!».

Громким, исполненным гнева фразам комиссара вторило лесное эхо. Когда он закончил речь, воцарилась зловещая тишина. Очевидец происшедшего гене­рал П. Краснов вспоминал: «Когда Лин­де замолчал, рота стояла бледная, сол­даты тяжело дышали. Видимо, они не того ожидали от „своего" комиссара». Из строя вызвали «зачинщиков волне­ний». «Выходившие были смертельно бледны, — писал Краснов, — тою зе­леноватою бледностью, которая пока­зывает, что человек уже не в себе. Их набралось 22 человека». В строю по­слышался возмущённый ропот: солда­ты не хотели выдавать товарищей. «Ве­дите этих подлецов, и при малейшей попытке к бегству — пристрелить», — скомандовал генерал В. Гиршфельдт одному из офицеров. «Понимаю», — мрачно произнёс тот и повёл аресто­ванных прочь. Слова Гиршфельдта можно было понять как приказ рас­стрелять «бунтовщиков» под предло­гом «попытки к бегству».

П. Краснов рассказывал: «Линде и Гиршфельдт сияли счастьем от первой уда­чи; какая-то непреодолимая судьба не­сла их в самую пасть опасности». Комис­сар вновь обратился к солдатам с яркой

патриотической речью. «Это была пре­красная речь, полная страсти и страда­ния за Родину, — отмечал П. Крас­нов. — Говорил он патетически, страст­но, сильно, местами красиво, образно, но акцент портил всё. Каждый солдат по­нимал, что говорит не русский, а немец». Солдаты стали переговариваться меж­ду собой о том, что комиссар — вовсе не комиссар, а немецкий шпион, выдаю­щий себя за другого. Ф. Линде уже со­брался уезжать, когда ему сообщили, что один из полков взбунтовался и идёт с ним «разговаривать». Солдаты двига­лись шеренгами, как в атаку на немцев, и стреляли вверх. «Но ведь это же на­стоящий бунт! — воскликнул Линде. — Мой долг быть там».

На машине он направился к мятежным частям. Спустя несколько минут какой-то солдат выстрелил в комиссара и убил его наповал. Схватили и генерала В. Гиршфельдта; его привязали к дере­ву и убили. Этот эпизод — убийство Линде и Гиршфельдта — получил боль­шую известность и произвёл сильное впечатление в обществе. Позднее Алексей Толстой отразил его в своей трилогии «Хождение по мукам», а Бо­рис Пастернак — в романе «Доктор Живаго».

160

И. Владимиров. «Захват германских автомобилей» (картина времён Первой мировой войны).

ВОССТАНОВЛЕНИЕ СМЕРТНОЙ КАЗНИ

Когда июньское наступление 1917 г. закончилось провалом, военное коман­дование потребовало восстановить на фронте смертную казнь. Эта мера на­казания была отменена после Февраль­ской революции. Особенно настаивал на введение казни за дезертирство и невыполнение приказов генерал Лавр Корнилов. Он пригрозил своей отстав­кой, если не будет введена смертная казнь. Его поддержал и главковерх Алексей Брусилов.

12 июля решением Временного прави­тельства смертная казнь на фронте была восстановлена. Её должны были применять военно-революционные суды, образованные из солдат и офи­церов. Александр Керенский называл эту меру «великим искушением и ве­ликим испытанием» для властей.

Однако на практике она не применя­лась. Не находилось желающих ни вы­носить смертные приговоры, ни утвер­ждать их. В сентябре А. Керенский го­ворил, выступая на Демократическом совещании: «Смертная казнь восстановлена по единодушному требованию армейских организаций {Крики: «По­зор!».). Проклинайте, когда подпишу хоть один приказ о смертной казни...».

По требованию Л. Корнилова, уже став­шего Верховным главнокомандующим, началась подготовка к введению смерт­ной казни и в тылу. Проект закона об этом был готов к 22 августа 1917 г. Но спустя несколько дней начался «корниловский мятеж», и смертную казнь в тылу тогда так и не восстановили.

161