Пасынок батыя

Если бы народ знал, за что идут войны, ни одна из войн не состоялась бы

— Если будешь кричать, неслух, то позову князя Александра! — грозили непослушным детям татарские матери в стане Батыя. Одна­ко это вовсе не походило на запугивание Змеем Горынычем, бабой-Ягой или Кощеем Бессмертным. Это скорее выглядело так: Не будешь спать — отцу пожалуюсь!

Трудно поверить, что подобным авторите­том пользовался в Орде новгородский князь (а в последние годы жизни великий князь Владимиро-Суздальский) Александр, про­званный Невским. Ведь Русь к этому време­ни уже стала улусом Золотой Орды (правда, Новгород и Псков формально остались не­зависимыми). И тем не менее. Сами отцы непослушных детей говорили между собой:

— С нашей стороны отказа такому хану, как Александр Невский, быть не может.

О врагах так не отзываются. Да Александр никогда и не был врагом Орды. Он исправно платил дань и даже организовал перепись населения в Новгороде ханскими баскака­ми, хотя это едва не стоило ему жизни. Что­бы убедить новгородцев в бесполезности и бессмысленности сопротивления Великой Степи, Александр привел к ним "низовые полки". Так называли владимиро-суздалъскую дружину¹ его отца князя Ярослава, ко­торая в значительной части состояла из дон­ских и южных кайсаков (казаков) татарского происхождения (откуда и название "низо­вые"). Он сам звал их к себе на службу, ког­да ездил в Орду, а дань платил не столько потому, что чувствовал себя поставленным на колени, сколько рассчитывал, что татарс­кое войско в трудную минуту поможет и за­щитит его подданных. Отношения между Батыем и Ярославом можно рассматривать как отношения между сильным и слабый со­юзниками. И даже доказывать это особенно не требуется. Уже в 1237 году папа Григорий обвинял Русь в "пособничестве" татарам и с этих пор объявлял крестовые походы на пра­вославие через северные, балтийские страны. Оно и понятно: пробиться на Русь через юг крестоносцы не имели никаких шансов, южные степи были уже в руках золотоор-дынцев.

В 1228 году новгородцы в очередной раз изгнали князя Ярослава, который оставил вместо себя сыновей Федора и Александра. Точная дата рождения Александра Невского нам неизвестна. Но его старший брат (умер­ший молодым) родился в 1219 году. Значит, первый раз Александр стал новгородским князем примерно в 7-8 лет. В четыре года над ним совершили обряд "пострига" (пер­вая стрижка волос) и посадили на коня. Этот тюркский обычай исполнялся всеми Моно-маховичами; через него прошёл и отец Алек­сандра Ярослав, мать которого, жена Всево­лода Большое Гнездо, звали Ясыня (она была дочерью хана племени ясов). Мать самого Александра в крещении звали Феодосией, воспоминания о ней скудны, летописи называют её "чудной и блаженной", хотя обычно летописи женщин своим вниманием не балуют. Кто была родом Феодосия — неиз­вестно, но предположение, что она имела тюр­кские корни, имеет под собой очень серьёз­ное основание.2

Через год малолетние братья вынуждены были бежать из Новгорода. Но 1237 год вновь застает Александра князем Новгородским. По традиции, ему было 16 лет.

В год монгольского нашествия князь Ярос­лав княжил в Киеве, его сын Александр — в Новгороде, а старший брат Ярослава (дядя Александра) Георгий сидел на Владимиро-Суздальском великокняжеском троне. Киев номинально ещё оставался столицей Руси, но это уже была только вывеска: дотла раз­грабленный и сожженный князем Андреем Боголюбским незадолго до Батыя, Киев на­всегда утратил первенство, стал захолустным и с тех пор жил только воспоминаниями бы­лой славы. Владимиро-Суздальское княже­ство было гораздо богаче, сильнее и влия­тельнее Киева. Новгород продолжал гордиться независимостью, по-прежнему приглашая и изгоняя князей по первой при­хоти бояр или вече.

Батый разгромил Рязанское княжество и сжёг стольный град Владимир. Великий князь Владимирский Георгий бежал на север, встал на берегу реки Сити и собрал войско. В него входили и половцы. Георгий выигрывал время, потому что ждал помощи от братьев, но те не пришли. В битве на Сити Георгий по­гиб (его тело нашли среди убитых обезглавленным; потом нашлась и голова). Князя по­хоронили во Владимире, куда вскоре при­ехал его младший брат Ярослав (отец Алек­сандра Невского), чтобы, как горько тогда шутили, княжить над трупами. Ярослав пер­вым получил ярлык от хана на княжение в наследственной земле.

Батыев поход на Русь породил множество загадок.

Например. После битвы на реке Сити Ба­тый пошёл на север, разорил город Торжок, двинулся как будто на Новгород, но, не дой­дя всего сотню километров, повернул на юг. Историки объясняют такой манёвр непрохо­димостью зимнего пути^3. Но метеорологи вычислили, что зима в тот год началась рано, следовательно, татарская конница легко мог­ла пройти по замёрзшим рекам и болотам. Может быть, всё дело в том, кто тогда был новгородским князем?

Другая. Ярослав приехал княжить во Вла­димир почти сразу после гибели брата Геор­гия, получив первым из всех ярлык на кня­жение. За что его так уважил Батый? Когда и где до этого пересеклись их пути?

Наверное, подобные вопросы бы не воз­никали, если б не переписывались древние летописи и не подгонялись под конкретный политический момент генеалогии. Да и много сгорело в бесконечных пожарах, от кото­рых деревянная Русь страдала больше всего.

Но интересная закономерность. Из всех княжеств Древней Руси во времена Золотой Орды крепли и умножались только княже­ства Северо-Восточной Руси и зависимые от них. Новгород и во времена нашествия жил так, словно этого нашествия и не было. Нов­городцы сзывали вече, сами звали и выгоня­ли князей. Правда, выбор князей после Ба­тыя стал не богат. Там побывали только Александр Невский, его братья Андрей и Ярослав и сын Василий.

Но мог ли Александр любить Новгород? Здесь он с юных лет оказался заложником неукротимых и переменчивых горожан, в по­стоянной опасности быть убитым ими. Но, может быть, это-то обстоятельство и закали­ло его характер с раннего детства. Современ­ники свидетельствовали, что "талант Алек­сандра Невского обнаружился с почти внезапной силой". Речи князя гремели на вече "трубным гласом". Здесь он стал изве­стным миру героем империи Чингисхана, улу­сом которой тогда являлась Русь. Отсюда же он выходил на битвы, чтобы спасти Русь от нашествия католичества и превращения Нов­города в захолустный порт немецкой Ганзы, исповедующий к тому же католичество. Вот отзывы двух русских историков:

"Благодаря Александру Невскому Русь... не имевшая ни сил, ни средств защитить и отстоять свои интересы, которой предстояло испытать участь Камской Булгарии и земли Половецкой, снова ожила";

"Вхождение Северной Руси в татарское царство приобщило её к мировой истории".

Отношения Батыя и Ярослава, отца Алек­сандра, трудно назвать отношениями сюзе­рена и вассала. Когда Ярослав прибыл в став­ку Батыя, то был принят с почетом и уважением. Его сын Константин поехал в да­лёкий Каракорум за ярлыком и благополуч­но вернулся. В 1246 году Батый отправил в Каракорум и самого Ярослава, — и что уди­вительно! — своим личным представителем на выборы нового великого хана Гуюка, сына Угэдэя. Вдова Угэдэя — Туракина — и её сын враждовали с Батыем^4, поэтому сам он уклонился от поездки. В Каракоруме, по сви­детельству Плано Карпини, римского лега­та, Ярослава окружал особый почёт, на пи­рах ему даже давали первое место среди всех подвластных правителей. Перед отъездом ханша Туракина собственноручно поднесла Ярославу бокал вина. На седьмой день обратного пути Ярослав скончался. Большин­ство историков признаёт, что вино было от­равлено. Однако Л. Гумилёв с ними до кон­ца не согласен: всё-таки прошло семь дней. Поскольку установить истину теперь невоз­можно, каждый волен выбрать любую вер­сию.

Но тут интересно другое: зачем Туракине было убивать подвластного данника⁵? Мо­жет быть, он сказал ей нечто, идущее вразрез с монгольской моралью? Но дипломаты так себя не ведут. Может быть, из-за его особой близости к ненавистному ею Батыю, как ду­мают большинство историков? Но Батыю от этого ни хуже, ни лучше не стало; этим бы Туракина только самой себе могла сделать хуже и уж никак не лучше. Или же Ярослав имел какие-то, нам неведомые, собственные основания для почёта среди тюрок? Может быть, Батый посылал Ярослава не как своего представителя, а как самого Ярослава? Ведь он был сыном Ясыни, чей род нам неизвес­тен, но внутри-то империи — среди монго­лов и татар — о нем всё знали. Не был ли Ярослав на этом курултае полноправным представителем сам по себе? Этим бы объяс­нялось и особое уважение Батыя к нему, и уклонение Ярослава от битвы при Сити.

Есть один вариант, который бы мог всё объяснить: когда-то и где-то Батый и Ярос­лав совершили древний (известный ещё ски­фам) обряд братания. Происходил он так: братающиеся надрезали ладони, сливали в чашу с вином кровь и затем оба пили. Факт этот мог быть утаен даже от современников, и даже логично предположить, что обоим в той обстановке его было выгодно именно утаить. Но подчёркиваем — это только версия, не имеющая под собой никаких фактов и даже намёков. Просто она наиболее ло­гична.

Ещё удивительнее были отношения Батыя с Александром Невским. Когда после Не­вской битвы Батый, по преданию, впервые пригласил его, то их встреча обошлась без. обязательных ритуалов: Александра не про­сили пройти мимо двух очищающих костров и приветствовать солнце в лице Батыя. Князь Михаил Черниговский поплатился жизнью, когда отказался исполнить этот ритуал. Уви­дев Александра, Батый воскликнул: "Если б моим сыном был ты, а не Сартак!".

Действительно, некоторые источники на­зывают Александра "пасынком Батыя", что никак не вяжется ни с его титулом, ни уж тем более с прозвищем. Сам Батый прилюдно и настойчиво вряд ли стал бы так назы­вать Александра, ведь для него слово "пасы­нок" имело личный болезненный смысл. Сын старшего сына Чингисхана Джучи (то есть наследник по прямой), он на собственной судьбе испытал всё, что связано с чистотой родословной. В трудную для Чингисхана (тог­да его звали Тэмуджин) минуту его жену Борте-Кучин похитили. По возвращении из плена она родила мальчика, которого Тэмуд­жин признал своим. То, что ребенок не от него, мучило великого хана всю жизнь: он сам дал новорожденному имя Джучи, кото­рое буквально означает "гость". Но в тот момент он не мог выгнать жену только за то, что сам её не уберег. В конце концов, Чин­гисхан обвинил Джучи в измене и приказал тайно убить на охоте. Вероятно, Батыю, стар­шему внуку Чингисхана, путь на великохан-ский трон был практически закрыт, да и сам бы он в любой фразе искал второй план, связанный с обстоятельствами рождения его отца. Поэтому есть все основания думать, что его обращение к Александру "пасынок" сви­детельствует о каком-то особенном отноше­нии Батыя к новгородскому князю, о каких-то фактах, возможно, сознательно утаенных летописцами-патриотами. Загадочная Феодосия, мать Александра, обитала вдали от мужа, обычно в Новгороде, где и была похо­ронена рядом с сыном Федором. Впрочем, Ярослав и Александр Невский всегда жили душа в душу и действовали заодно. На таком материале можно написать с полсотни исто­рических романов, поэтому от дальнейших гипотез и предположений лучше воздержать­ся.

Впоследствии, после смерти Батыя, Алек­сандр Невский побратался с Сартаком, то есть они стали названными братьями.

Теперь немного о международных делах. Долгое время Новгород занимал такое же по­ложение, как и Константинополь: он связы­вал Север Европы с Востоком, через него в Германию и Скандинавию поступали все во­сточные экзотические товары. Но после раз­грома Волжской Булгарии в 1235 году поло­жение изменилось: путь по Волге был перекрыт^6. Новгород же из экзотических то­варов мог поставлять только меха и мёд. По­этому новгородцы разделились: одни счита­ли, что надо войти в союз с католическими рыцарями и очистить от степняков торговый путь по Волге, другие думали с точностью наоборот — договориться со степняками, после чего диктовать свои условия северным заморским купцам. Сами новгородцы ниче­го не решали (слишком незначительны были их силы), вопрос решался не ими, а Западом и Востоком: под чьим протекторатом ока­жется Северная Русь, которую позже можно было бы использовать как стартовую пло­щадку для дальнейшей экспансии в ту или иную сторону — смотря кто победит. За нов­городцев решил Александр, выбрав Степь. История показала, что он был совершенно прав, но значение этого решения не оценено ни историками, ни русским народом до сих пор.

Начало борьбе положил Запад. 9 декабря 1237 года папа Григорий IX отправил в Шве­цию буллу о крестовом походе на новгород­цев как на союзников язычества (то есть ок­рестных прибалтийских племён и татар). Участникам заранее отпускались все грехи. " Со священными песнями и с крестом впереди двинулись они на Русь", — пишет западный хронист.

Первым столкновением оказалась Невская битва. Подробности её изобилуют разночте­ниями, на которые ортодоксальные русские историки обычно закрывают глаза, прини­мая в основу "канонический" вариант. Одни рассматривают Невскую битву как поход Тумдны объединённых сил шведов, немцев и дат­чан; другие — как высадку шведов на бере­гу реки Ижоры при впадении в Неву для строительства крепости-форпоста; третьи — как стычку малочисленного отряда шведов, собравшихся в набег на город Ладогу; чет­вертые — как заурядную битву разрознен­ных отрядов новгородцев и шведов. Под­вергается сомнению и сама битва, так как в скандинавских и немецких хрониках она вообще не упомянута. Но какой же проиг­равший будет хвалиться поражением на каж­дом шагу!

Узнав о высадке шведов, Александр при­менил военную новинку, до него на Руси не ведомую. С малым конным войском он дви­нулся из Новгорода и за два дня одолел 150 километров. Здесь его войско пополнилось пешими ладожанами и "добровольными по-лочанами" — жителями Полоцкого княже­ства. Распространенную версию, что пешее новгородское ополчение добиралось к месту сражения по рекам, следует оставить без вни­мания, так как этот путь занял бы не менее недели и составил 340 километров. К тому же шведы наверняка издали заметили бы при­ближающиеся ладьи, на что, видимо, и на­деялись при высадке.

В 11 утра 15 июля 1240 года битва нача­лась с внезапной конной атаки. Воины "на­скакивали" на опешивших шведов и тут же отъезжали. Атака (даже прорыв к шатру пред­водителя) выглядела совершенно в духе степ­няков и не имела ничего общего с русским медлительным боем. Больше всего она похо­дила на кавалерийский налёт казаков-кайса-ков. Разгромленных шведов никто не пре­следовал (тоже военный закон Степи⁷), им даже позволили похоронить убитых в братс­кой могиле. Сам Александр, нарушая обы­чай русских князей, но действуя, как насто­ящий хан, по ряду версий, в битве не участвовал и уж тем более не наносил рану копьём шведскому предводителю Биргеру. Список из шести героев Невской битвы со­держит имена, которые по большей части должны были бы принадлежать исконным новгородцам. Но ведь ясно, что новгородс­кие летописцы и должны были взять из на­родной памяти именно эти имена. Что за дело новгородцам до дружинников Александра, у них — свои герои. Дружинники завтра на­всегда уйдут из Новгорода, а свои — вот они, всегда перед глазами.

В том же году магистр Ливонии Вельвен вступил в переговоры с Александром. От имени папы римского он предложил новгород­скому князю сообщать ему о передвижени­ях татар и совместно участвовать в кресто­вом походе на Батыя. Александр ответил отказом и в письме изложил основы право­славного учения, "а от вас учения не при­нимаем".

После этого Александр, "водворив поря­док" в Новгороде, пошёл войной на немцев. Он разорил только что отстроенный немец­кий город-форпост, часть немцев пленил, ос­тальных отправил домой. Воевавших против него изменников из новгородцев, вожан и чуди князь повесил в Новгороде (опять-таки обычай более присущий татарам и монго­лам). Видимо, этот факт переполнил чашу терпения новгородцев (среди изменников на­верняка присутствовала боярская знать), при­выкших всё решать самим, и они выгнали своего защитника, позвав на его место брата Андрея, которому сказали: "А что, княже, брат твой Александр делал насилие в Новго­роде, а от того ся, княже, отступи".

После этого Александр уехал к отцу в Пе-реяславль или в Орду, о чём сообщает Нов­городская летопись. Но не прошло и года, как немцы опять двинулись на Северную Русь и заняли Псков. Новгородцы опомнились и стали звать князя. Александр попросил дру­жину "у отца"^8, после чего брат Андрей при­вёл в Новгород низовые полки. Войско ос­вободило Псков и двинулось в Ливонию. Александр отправил вперед "в зажитье"⁹ часть конницы под командованием посадс­кого сына Домаша и Кербета (очевидно та­тарского происхождения). Немцы приняли этот отряд за главные силы, разбили его и по льду Чудского озера двинулись к Пскову. Сильно поредевший передовой отряд соеди­нился с основными силами у скалы Вороний камень на Узмени. Немцы подошли и пост­роились "свиньёй". Александр расставил пешую рать перед высоким обрывом, чтобы отступать было некуда и чтобы, если "сви­нья" прорвётся сквозь строй пеших (а там стояли самые неопытные и плохо вооружён­ные), она упёрлась бы в обрыв и неминуемо повернула бы назад. На флангах размести­лись конные низовые полки, свою дружину Александр увёл в лес, в засаду.

5 апреля 1242 года состоялась битва. Об­ратив немцев в бегство, конница Александра гнала их по льду семь вёрст.¹⁰ Погибло 500 рыцарей, а 50 предводителей взяли в плен. Такого разгрома рыцарского войска до тех пор не бывало: в средневековых европейских битвах обычно гибло от 10 до 50 рыца­рей. Известны битвы, в которых вообще не было убитых.

После Ледового побоища Батый прислал за Невским. Можно предполагать, что в Са­рае он дал Александру несколько уроков, как должен вести себя настоящий хан, потому что по возвращении в Новгород Невский сильно возвысил княжескую власть. Роли по­менялись: теперь он диктовал вече и посад­никам "нормы поведения". Последующие походы Александра также носили не столько завоевательный характер, сколько стремле­ние обезопасить и укрепить северную грани­цу Золотой Орды. Это видно уже из того, что когда он задумал женить своего сына на до­чери норвежского короля Хакона, то Сарай запретил ему этот брак: вероятно, татары уже тогда понимали, что ничего хорошего им этот брак не сулит.

Битва на Чудском озере надолго отбила у немцев охоту воевать с Русью. Когда в 1254 году папа Иннокентий IV призвал католи­ческие ордена собраться в ещё один кресто­вый поход против татар, его воззвание не по­действовало на рыцарей (ведь за год до этого Александр с низовыми полками совершенно безнаказанно прогулялся по Ливонии в 1252 году Александр в правление сына Батыя Сартака вторично поехал в Карако­рум. Пока его не было, великий князь Анд­рей и его дядя Святослав подняли бунт про­тив татар. На Русь был выслан с войском ханский сын Неврюй. Андрей бежал в Гер­манию, Святослав умер. Неврюй пожег ок­рестности Владимира и, решив, что доста­точно покарал бунтовщиков, удалился. После этого Александр занял великокняжеский пре­стол и стал наводить на Руси тишину и по­рядок.

В 1256 году он вместе с остальными рус­скими князьями отправился в Городец Вол­жский, чтобы решить важное дело: пред­стояла перепись населения и распределение между княжествами дани. Одновременно Александр послал хану Улагчею, сыну Сар­така и своему названному племяннику, просьбу помиловать брата Андрея и отдать ему Суздаль. Из Городца Невский выехал в Орду и вернулся на Русь с ханскими баска­ками. Русские и советские историки писа­ли, что Александр приехал из Орды укро­щать русский народ. Однако он больше действовал горячим и убедительным сло­вом, а к мечу прибегал в крайних случаях. Баскаки "изочли всю землю", поставили де­сятников, сотников и тысяцких. На следу­ющий год Александр вместе с братом Анд­реем повезли в Орду дань. Но впереди ещё была перепись новгородцев, которой те со­вершенно не желали. Александр оказался в щекотливом положении: с одной сторо­ны, новгородцы не раз его предавали; с дру­гой, они всё же много способствовали его воинской славе; с третьей, татары для него тоже сделали немало. В 1259 году в Новго­род от Невского приехал боярин Михаил Пинещинич и сказал: "Не хотите перепи­си, то вот идут полки с Низовой земли". Казацкое войско пришло в Новгород вме­сте с ханскими послами Берке и Касачи-ком. Народ восстал. Ханские послы стали просить Невского защитить их. Зная, чем может обернуться для Новгорода смерть послов, князь поставил возле посольского отряда свою дружину. Но сбор дани пре­кратился. Тогда Невский с ханскими по­слами выехал из Новгорода. Новгородцы испугались и вернули послов.

Походы Александра Невского настолько напугали Европу, что папа римский прика­зал вычеркнуть само имя Русь и отныне называть русских татарами. Но в 1260 году он опять призвал ливонских рыцарей отнимать русские земли, "занятые татарами". Основа­ние вспомнить о русских у него было очень серьёзное: разлад в самой Монгольской им­перии. В конце 50-ых — начале 60-ых годов Волжская Орда выделилась в самостоятель­ное государство со столицей в Сарае. Веро­ятно, одной из главных пружин этого шага стало принятие её новым ханом Берке му­сульманства. Между Сараем и Каракорумом вспыхнула ничем не прикрытая вражда. Алек­сандр Невский принял сторону Сарая и стал "побивать татар" — уничтожать чиновников каракорумского Мункэ-хана. Однако у него были задачи и поважней: подстрекаемые папой и собственной жадностью немецкие крестоносцы опять двинулись на Русь. Все низовые полки (на этот раз в союзе с литов­ским князем Миндовгом, которого со всем его народом крестоносцы рассчитывали об­ратить в католичество) под предводительством брата князя Ярослава Тверского и с дружи­ной сына князя Дмитрия Александровича двинулись на Дерпт. Город был взят "еди­ным приступом", немцы срочно запросили мира.

Сам Невский в этом походе не участвовал, потому что должен был срочно выехать в Орду. Хан Берке начал войну с Персией и требовал от Александра сильное войско для похода на Дербент. Около года Александр провёл в Орде, богатыми дарами и разумны­ми речами уговаривая не отбирать низовые полки и не оставлять беззащитными северо­западные рубежи. Хан Берке колебался, а потом умер, и война с Персией затухла сама собой. Но в это же время на Руси вновь на­чались бунты и антитатарские выступления. Александру и на этот раз удалось уговорить нового хана Менгу-Тимура наказать бунтов­щиков не смертью, а деньгами. Деньги ново­му хану как раз были нужны.

С этим поручением Александр выехал из Орды, но в дороге заболел и остановился в Городце, где и умер в 1263 году. По иронии судьбы, Городец впоследствии был переиме­нован и стал столицей Касимовского хан­ства. Великого князя похоронили во Влади­мире.

Неизвестно, как сложились бы судьбы мира, проживи дольше хан Батый и князь Александр. Вопреки распространённому мне­нию, что Батый разорил и опустошил Русь, сами русские того времени называли его "добрым ханом". Вероятно, и уважительное слово "батя" корнями своими уходит к Ба­тыю. Если б не презрительное отношение к нему со стороны монголов как к "незакон­норожденному внуку" Чингисхана, если бы Батыю удалось стать великим ханом (а не ханом Орды, состоящей из завоёванных им же земель), то он перенёс бы столицу из Ка­ракорума в Сарай. Тогда можно было бы го­ворить о новых походах на Запад. Но этого не случилось: у Истории оказались свои пла­ны. Добрый же хан Батый, благодаря усили­ям монастырских летописцев остался в па­мяти потомков неким кровожадным и бессердечным преступником. Но нам-то с вершины прошедших лет не худо было бы знать, что если бы не хан Батый и князь Александр, то от Смоленска до Нижнего Новгорода сейчас стояли бы не церкви, а костёлы.

И нас бы не было...