2. Девиация: сущность, причины и функции

Девиация: моральные и внеморальные различия. Начиная с самого детства, повседневная жизнь содержит множество восприятий нами людей, которые тем или иным образом отличаются друг от друга. В классе белых детей есть один черный ребенок; есть девушка, подпирающая стену на вечеринке; есть физически увечные и психически неуравновешенные. Однако имеется и другой тип различий. Есть мальчик, который выражает свое возмущение, когда остальные в группе смеются над грязной шуткой; есть голубь в офисе, наполненном ястребами, или, коли уж на то пошло, — ястреб на вечеринке с коктейлями, устроенной голубями. Эти различия не похожи на упомянутые прежде (или кажутся таковыми), поскольку являют собою преднамеренное отрицание ценностей или норм группы. Быть черным, или застенчивым, или калекой — это условие, налагаемое на индивида. С другой стороны, быть жеманным или политическим нонконформистом — это акт выбора. Именно этот второй тип различий мы и рассмотрим в настоящей главе.

Термин, который обычно используют сегодня социологи для такого типа различий, именуется девиация. Как мы увидим далее, девиацию определяли и объясняли по-разному. Однако среди социологов существует широко распространенное согласие по поводу этого базового понятия: девиация всегда относится к такому поведению, которое является нарушением прибил, выработанных данным обществом или группой. Другими словами, понятие девиации подразумевает, прежде всего, моральное отличие. Оно относится к отказу или, может быть, неспособности индивида или группы придерживаться тех моральных норм, которые превалируют в том социальном контексте, о котором идет речь.

Коль скоро осознается относительность социальных понятий нормальности, а потому и девиации, можно прийти к простому, но важному взгляду: девиация находится «в уме ». Выразим иначе: девиация — это дело социального определения. Мы можем еще раз вспомнить знаменитое утверждение У.И. Томаса: «Если люди определяют ситуацию как реальную, она должна быть реальна по своим последствиям». В этом смысле нормальность и девиация — это важные компоненты «реальности». Таким образом, перефразируя того же Томаса, если общество определяет конкретный тип поведения как девиантный, тогда те, кто вовлечен в него, должны претерпевать последствия того, что их рассматривают как девиантов, нравится им это или нет. Общества всегда бывают обеспокоены своими определениями реальности. Когда индивид проявляет преднамеренный отказ признавать реальность в том виде, как она социально определена, он рассматривается как опасный. Ни один социолог не будет отрицать, что фактически он и есть опасный в данном вопросе. Это в особенности справедливо для тех случаев, когда девиация носит «непростительный» характер.

Отсюда следует также, что понятие девиации может считаться значимым лишь в том случае, если говорить о социальной ситуации, которая существует в высокой степени консенсуса о том, какими надлежит быть правилам социальной жизни. Чем более стабилен этот консенсус, тем более «достоверны» указания на девиацию, — то есть «достоверны» в умах указывающих. В тех областях социальной жизни, в которых не существует такого консенсуса, в буквальном смысле невозможно быть девиантом. В таких областях нет типичных ожиданий, или еще не установлено, какими эти ожидания должны быть, и поэтому может происходить практически все, что угодно. В шутку можно сказать, что нет никакой забавы в том, чтобы быть плохим, когда больше никто не знает, что означает быть хорошим. Философы давно утверждали, что порок паразитирует на добродетели. В несколько ином ключе социологи могут сказать, что девиация зависит от конформности. В ситуации, в которой почти все мужчины чисто выбриты, индивид может что-то сообщить, отращивая бороду. Однако в ситуации, в которой волосатое украшение мужского лица простирается от щепетильного лишения всякой растительности через бакенбарды, усы и эспаньолки до пышных джунглей спутанных волос, значение наличия или отсутствия бороды становится весьма туманным. При этом больше не имеет смысла говорить о девиации.

Во времена быстрых социальных изменений или в ситуациях, в которых существует плюралистичность стандартов, социальные экспектации становятся неопределенными и лишенными силы консенсуса. Как следствие этого, люди приходят в замешательство по поводу того, что же считать «нормальным», а что нет. В таких ситуациях имеют место быстрые изменения в определениях реальности. Поведение, которое считалось девиантным вчера, сегодня становится приемлемым, и наоборот. Такова сегодня в большей или меньшей степени ситуация в большинстве областей социальной жизни. Это влечет за собой курьезные последствия. Прежде, во всяком случае, было весьма ясно, кто девиант, а кто нет, и нервничать приходилось главным образом девианту. Теперь, когда все эти разделительные линии стали нестабильными, нервничать склонны все, потому что каждый имеет причины беспокоиться о том, что его собственная «нормальность» завтра может быть радикальным образом поставлена под вопрос. Безумие подстерегает на каждом углу, и те, кто специализируется на изгнании своих ужасов, имеют процветающий бизнес.

Причины девиации

Биологические теории

Каким образом социологи объясняют и интерпретируют явление девиации? Существует давняя традиция (научная или псевдонаучная), которая возводит девиацию или антисоциальное поведение к биологическим причинам. Этот подход утверждает, что девиантами не становятся, а рождаются. В истории криминологии (которая на своих более ранних стадиях рассматривалась как отрасль медицины) выдающимся представителем этой отрасли был врач девятнадцатого века Чезаре Ломброзо. Ломброзо разработал сложное описание того, что он назвал «врожденным преступником», которого, как он утверждал, можно опознать по ряду физических (особенно внешних) характеристик.

В одном крыле медицинского факультета Римского университета посетители еще и сегодня могут восхищаться длинной галереей портретов изумительно безобразных правонарушителей, помещенных туда в свое время для иллюстрации теорий Ломброзо. Сегодня очень немногие из числа тех, кто изучают преступность, придерживаются точки зрения Ломброзо, если придерживаются вообще. Но кое-кто в американской социальной науке все еще подчеркивает генетически обоснованные аспекты любого человеческого поведения, включая те, которые определяются как девиантное или криминальное3. Социологи с их антипатией к объяснениям социального поведения с точки зрения наследственности обычно отстранялись от таких теорий.

Психологические причины: дефективные родители — связь с детьми

С другой стороны, социологи были гораздо более открыты психологическим объяснениям девиантного поведения, отчасти, возможно, вследствие того, что они во многом перекрываются с социологическими. Эти теории объясняют девиацию сточки зрения того или иного нарушения или искажения психологического функционирования. Они имеют сходство с у помянутыми выше биологическими теориями в том, что рассматривают девиацию как болезнь, которую нужно оценивать с сущностно медицинской точки зрения. Различие между ними лежит отчасти в том, как рассматриваются перспективы излечения. Помимо всего прочего, невозможно что-либо сделать с физической структурой лица индивида: все, что мог реально сделать Ломброзо, — это развесить уродливые портреты на стене для своего собственного бескорыстного удовольствия и как инструкцию для полицейских. Однако, по меньшей мере со времен появления психоанализа, в общем и целом предполагалось, что большинство психологических нарушений могут быть излечены. Это последнее предположение является общим местом в литературе, которая рассматривает девиацию с психологической точки зрения.

Перекрывание между психологическими и социологическими теориями в таком подходе также обязано своим происхождением психоанализу. Психологическая патология на протяжении всего периода, восходящего к Фрейду, считалась связанной с дефектом отношений между родителями и детьми, особенно в ранние годы жизни. В таком случае не что иное, как психологические объяснения относятся к социологии семейной жизни, и поэтому они более близки по духу социологам, нежели теории, которые объясняют девиацию с чисто психологических позиций.

Социологические причины

Если теперь мы обратимся к исключительно социологическим теориям девиации, то обнаружим значительное разнообразие в подходах. Некоторые из наиболее ранних социологических исследований девиации в Америке ведут свое происхождение от Чикагской школы, о которой мы имели случаи упоминать в ряде других областей. В соответствии с тем подходом к урбанистической социологии, который характерен для этой школы, один из ее основных интересов к тому, что позднее было названо девиацией (сами чикагские социологи предпочитали термин «социальная дезорганизация»), был направлен на выявление пространственного распределения этих явлений внутри города6. Здесь этот интерес состоял в том, чтобы соотнести различные паттерны девиации (такие как преступность, юношеская делинквентность, алкоголизм, психические заболевания, самоубийства) с «экологией» города. Ранние выводы указывали на примечательную совместимость показателей случаев этих явлений в определенном соседстве, даже если этническая композиция этого соседства изменялась. Так, было обнаружено, что для большинства этих явлений очень плодородную почву образует соседство трущоб, независимо от конкретного населения, занимавшего эту географическую область в данное время. Однако, по мере того как место жительства конкретной группы становилось все более удаленным от соседства трущоб, показатели таких случаев ощутимо различались для каждой из этнических и расовых групп. Таким образом, в рамках самой Чикагской школы довольно рано проявилась тенденция отхода от чисто пространственного анализа этих явлений.

Понятие субкультуры отчетливо выходит за пределы пространственного измерения. Хотя культура, особенно в городе, обычно конкретно локализована или, по меньшей мере, — сосредоточена, это понятие предполагается более сложным явлением. Как мы видели выше, тот факт, что чикагские социологи облюбовали наиболее эксцентричные уголки города, привел их к интенсивным исследованиям различных типов субкультур, таких, например, как субкультуры конкретных профессиональных групп. Некоторые из них проявляли гораздо больший интерес к этническим субкультурам, предмету особой значимости со времени начала массовой иммиграции из Европы в Америку. Классическое исследование польской иммиграции, проведенное У. Томасом, обсуждало «социальную дезорганизацию» в контексте трудностей ассимиляции иммигрантов в американскую жизнь. Томас последовал этому интересу в ряде исследований юношеской делинквентности среди чикагских поляков, равно как и других групп. В той же традиции Чикагская школа произвела ряд классических исследований девиантных субкультур: таких, как бродяги, юношеские банды и профессиональные воры. Многие из этих исследований приобрели к сегодняшнему дню статус социологической классики и оказали огромное влияние на последующие ра­боты в этой области. Однако эти подходы подвергались и критике. Мы уже упоминали о критике Коуэном общего представления о том, что девиантность и делинквентность могут быть объяснены исключительно с субкультурных позиций. Другое затруднение содержалось в самом термине «социальная дезорганизация». Это понятие, возможно, и применимо к некоторым типам поведения, которое оно под­разумевало — например, к алкоголизму. Ирония заключа­лась в том, что это понятие предлагалось относить к пре­ступности, — и это в Чикаго 1920-х годов! Многие из этих явлений в действительности были очень организованы, за исключением того, что эта организация носила не такой ха­рактер, как в «официальном обществе».

Функции девиации. Важное место рассмотрению девиации уделяли социо­логи, приверженные структурно-функционалистской тради­ции. Базовый вопрос, вокруг которого вращалась любая функционалистская дискуссия, можно установить, пойдя на не­большое упрощение, наподобие такого: вредоносна ли девиация для общества? Подобный вопрос можно поставить и в более усложненной форме: является ли девиация функ­ционально разрушительной? Или: возможно ли, чтобы деви­ация имела свои собственные социетальные функции? Этот базовый вопрос можно было бы возвести и к Эмилю Дюркгейму, которого совершенно корректно называют «отцом функционализма ». В одной из самых ранних дюркгеймовских работ мы находим следующую фразу, которая довольно элегантно выражает его точку зрения: «Преступность прямо сводит сознания вместе и концентрирует их»¹⁰. Что это озна­чает? Девиация (или, как ее называет Дюркгейм, «социальная патология») является для общества необходимостью. Нали­чие девиации позволяет группе собраться вместе и еще раз подтвердить свою не только социальную, но и моральную идентичность. Девиация противостоит этому, а потому по­средством ее группа усиливается. Другими словами, девиа­ция очень функциональна для поддержания солидарности и повторного подтверждения ее. Дюркгейм совершенно пос­ледовательно привносит эту идею в социологическое объяс­нение не только преступления, но также и наказания. Дюркгейм утверждал, что цель наказания состоит в том, чтобы заново под­твердить моральный авторитет общества. Дюркгейм понимал девиацию с точки зрения функционирования общества, и он чувствовал, что это (в большей степени, нежели проникнове­ние в индивидуальные мотивы) является центром внимания любого социологического подхода к данному предмету.

Литература

Кон И. С. В поисках себя. - М., 1994.

Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. – СПб, 1997. – Глава 1.