V. Учебная история — 2

Если вы читали книги, посвященные различным культурам, и знакомы с разными группами, включая религиозные и психологические, вы можете увидеть, что вплоть до недавнего времени все институты склонялись к тому, что можно назвать ограничительной функцией. Иначе говоря, хотя эти институты и стремятся к увеличению информации и развитию человеческих способностей, очень многие области они оставляют неизученными. Люди предрасположены думать, что определенные идеи и позиции не должны допускаться в специфические системы мысли, чтобы не создавать угрозу стабильности и даже самой жизни священного института. Например, если вы адвокат, то вам свойственно мыслить в категориях юриспруденции. Решив, что те или иные вещи способствуют общественному благу, вы отвергнете то, что кажется вам в данное время, в какой-то воображаемый период времени, враждебным этому благу. Непросвещенный поиск «общественного блага» имеет тенденцию превращаться в ограничительную меру. В результате подобного узкого мышления человек становится менее эффективным, более механистическим, склонным к поиску неизменных систем.

На Западе, вопреки традиции неутомимого исследования, мы обнаруживаем ставшее мифом всеобщее убеждение, что фактически все на свете уже изучено, — в результате западным людям очень трудно разъяснить существование вещей, о которых они просто никогда не думали. Снова и снова мы сталкиваемся с людьми, чье обучение было обусловлено той или иной западной доктриной, так что, когда мы пытаемся показать им глубины некоторых вещей, они связывают новое с уже утвердившейся в их умах моделью.

Даже в психологии считается, что абсолютно все должно быть выражено в формате теории Фрейда, или Юнга, или теории трансперсонализма; стремление к системному мышлению, как оно понимается догматиками, сопровождается жаждой (или лежит в основе сильного желания) установить с помощью ассоциаций или интерпретаций связь любого предложенного феномена с уже освоенными образцами мышления. Я совершенно убежден, что это непреодолимое желание частично коренится в естественном стремлении человека к порядку.

Кроме того, тут себя обнаруживает неизжитая удушающая позиция Средневековья, согласно которой все новое должно совпадать с общепринятым единообразным взглядом. Подобная позиция сопровождала и две последние фазы развития мышления, когда людям стало свойственно мыслить в категориях «поиска панацеи», — в результате неосредневековые системы Эпохи Просвещения и Технологической Эпохи оказались настолько же ограничительными и неплодотворными, как религиозно-схоластическая система, которую они якобы вытеснили.

В этом-то и состоит резкое отличие суфийской позиции от упомянутых подходов, основанных на непреодолимом стремлении к шаблонам.

ПОИСК ШАБЛОНОВ

При подходе, основанном на поиске шаблонов, люди смотрят на предлагаемые материалы, чтобы увидеть, с какими их собственными предвзятыми мнениями они согласуются. Вот почему, к примеру, английские книги о суфиях, написанные в викторианскую эпоху, часто изображают последних людьми, имеющими очень много общего с английскими джентльменами, а иногда с невежественными варварами. Работы, созданные в эпоху европейского Просвещения, подчеркивают рациональность суфиев. Люди нашего технологического века, естественно, с большим удовольствием отмечают «современность» суфиев. Сегодня это одна из их наиболее частых характеристик.

Таким образом, в каждом веке раскрывается только одна или две версии того, кто такие суфии, подобно тому как люди, касаясь в темноте различных частей слона, пытались определить, каков он целиком. Вследствие этой ситуации, вам, разумеется, понадобится много веков, чтобы отработать все возможные интерпретации суфийского пути в свете ваших расхожих и частных концепций.

Более того, когда, к полному удовлетворению исследователя, будет установлено, что суфизм — это, скажем, разновидность неоплатонизма или антиклерикализма, что-то из психологии или образования, он облегченно вздохнет. Поставив точку в этом вопросе, исследователь сможет снова заснуть безмятежным сном — ведь он нашел необъяснимому доселе явлению соответствующую ячейку в своей картотеке упорядоченных категорий и тем самым внес посильный вклад в построение более комфортного мира.

Между прочим, у людей, которых я имею в виду, всегда наготове ответ: дескать, если мы не сделаем все, что в наших силах, чтобы истолковать, скажем, суфизм в формате взглядов современного знания, модернизируя его понимание где только возможно, — возникнет хаос и всевозможная путаница в мышлении, а это способно привести к полному упадку науки и цивилизации.

В их рассуждении допущены две ошибки, и каждая его разрушает: во-первых, суфии на протяжении весьма продолжительного времени зарекомендовали себя как весьма прогрессивные люди, демонстрируя эффективность как своего мышления, так и деятельности и преуспевая во всем, что составляет предмет гордости для обычных успешно действующих людей.

Связано это с возможностью суфиев демонстрировать, что иной режим мышления отнюдь не разрушает механистическое мышление, которое должно занять подобающее ему место подчиненного, а не властелина. Повелитель — знание, а не интеллект. Другая ошибка связана с предположением, что суфийский подход, вместо того чтобы указать на выход из того затруднительного положения, в котором вы находитесь, предлагает ответ на вопрос, часто выражаемый следующим образом: «Разве можно думать об одной и той же вещи двумя различными способами или о двух вещах одновременно?» Суфии действительно настаивают на такой позиции, и маловероятно, что они откажутся от нее, поскольку в ней и состоит центральный принцип всей их ориентации. В конце концов, она работает.

Итак, мы, в сущности, предлагаем значительно больше того, что, по-видимому, хочет получить основная масса интересующихся нами людей. Зачем суфиям предлагать ремонт повозок, если они учат другим средствам передвижения?..

В обсуждении этого центрального вопроса суфийские учебные истории занимают жизненно важное место.

Вместо того чтобы на протяжении целых поколений рассматривать то или иное с точки зрения сменяющих друг друга догм, суфии предлагают рассматривать вещи (в нашем случае истории) последовательно, если хотите, но со всех возможных точек зрения. Именно поэтому в суфизме уже многие столетия используются подходы, в которых люди сегодня с шумным восторгом узнают фрейдистские, юнгианские и тому подобные позиции. Суфии открыли (и как можно было не открыть при таком методе?) всевозможные форматы изучения человеческого поведения и исследовали их, не подпадая при этом под гипноз убеждения, что подобные рабочие позиции должны быть единственно верными потому, что они их открыли, а также не строя на их основе школы вероучений.

ДИДАКТИКА ПРЕДОТВРАЩАЕТ ПОНИМАНИЕ

Все это связано с тем, что на очень раннем этапе суфии поняли: в психологии и образовании бесполезно принимать одну теорию за другой, — только выявив посредством изучения ограниченность их возможностей, и притом как можно быстрее, человек приходит к лежащей за ними истине. Исчерпав теории, вы обнаруживаете факт. Когда исчерпывается дидактика, вы приходите к пониманию.

Осмыслив сказанное, вы сможете понять, почему с историями особенно важно работать с помощью «истощающего» метода, который я и собираюсь здесь описать.

Суфийская практика состоит в том, чтобы взять какое-то количество историй и предложить группе людей рассмотреть их и отметить особо интересные моменты. Вместо того чтобы подпасть под гипноз отмеченных моментов, они должны отложить их и взглянуть на то, что не привлекло внимания, спросив себя, почему они это пропустили. Какая цензура или недостаток понимания действовали в данном случае? Сначала люди делают свои заметки индивидуально, затем изучают их вместе с группой, чтобы каждый участник овладел реакциями всех остальных. Таким образом, складывается некая мозаика, и каждый вносит вклад в понимание других. Затем суфийский учитель рассматривает результаты групповой работы и отмечает никем не замеченное — это также впитывается умами участников группы, и она теперь способна добавить к своему индивидуальному и коллективному знанию материал, не имевшийся прежде в ее распоряжении.

По завершении процесса можно ожидать, что способность всех участников к пониманию поразительно повысится.

Именно это мы и называем надлежащим преподаванием и изучением. Вначале вы делаете то, что можете сделать сами. Затем извлекаете пользу из того, что делают другие, а они — из того, что делаете вы. И наконец, вы получаете дополнительный элемент, обеспечиваемый вашим учителем, элемент, который отсутствовал прежде в вашем запасе знания.

Можно попытаться противопоставить этот метод, скажем, теологической дидактике. Буквально на днях я посетил религиозную аудиторию, где один священнослужитель настолько утратил суть учения в какой бы то ни было опознаваемой для меня форме, что разглагольствовал перед двадцатью старушками о необходимости выбросить из жизни порнографию и непристойности. Разумеется, он разговаривал сам с собой. Но какую квалификацию, какое прозрение являл этот учитель в момент своей проповеди?

На предыдущих страницах мы охватили не менее восьмидесяти пунктов, касающихся нужды в подготовке, отсутствия у человека необходимых позиций, способствующих должному пониманию обучающих историй, а также отметили распространенность тривиальных барьеров, мешающих использовать великие сокровища знания. Эти восемьдесят пунктов нередко перекрещиваются между собой, а некоторые из них оказываются частью других. Опубликованные собрания историй сами по себе составляют обучающие структуры, позволяющие человеку самостоятельно преодолевать некоторые из названных преград, однако в центре всего мероприятия — цель и функция инструктажа, а также мандата учительства. Существуют пределы, дальше которых система ознакомления с материалом и обратной связи, обычно применяемая при обучении, не может действовать без активной помощи со стороны инструктора — подлинного, а не самозваного.

Суфии настаивают на превосходстве обучающей функции не потому, что им так хочется, но потому, что это продиктовано необходимостью. В действительности цель суфия состоит в том, чтобы свести роль учителя на нет. Однако вначале учитель, будь то мужчина или женщина, должен сделать доступными информацию и метод, которыми для практических целей большинство людей, желающих учиться, пока еще не обладает.

Цель суфийского предприятия — а истории могут играть в нем существенную роль — действовать в сферах, всеми пренебрегаемых. В этом и состоит суфийский вклад в улучшение мира.