2. Экзистенциальный персонализм н.А. Бердяева

Николай Александрович Бердяев (1874-1948) родился в Киеве в семье высшей военной аристократии, учился в кадетском корпусе, затем на естественно-научном и юридическом факультетах Киевского университета. Однако закончить университет ему так и не удалось: за увлечение марксизмом он был сослан в ссылку. Здесь в ссылке Бедяев постепенно разочаровывается в марксизме и его мысль начинает двигаться в направлении идеализма. В начале 1900-х гг. Бердяев живет в Петербурге, является активным участником всех философских собраний столицы - заседаний религиозно-философского общества во главе с Д. Мережковским, «сред» у Вяч. Иванова и «воскресений» у В. Розанова. С 1908 г. Бердяев живет в Москве и издает свои сочинения «Философия свободы» и «Смысл творчества. Опыт оправдания человека». Февральские события 1917 года Бердяев воспринимает восторженно, считая, что революция необходима для обновления России. Он становится одним из организаторов Академии духовной культуры. Однако в 1922 г. Бердяева высылают за пределы России. Оказавшись в эмиграции, он не падает духом и продолжал активную философскую работу. В Берлине, затем в Париже участвует в организации Религиозно-философской академии, становится редактором журнала «Путь» и руководит самым известным эмигрантским изданием «YMKA-PRESS». Здесь же в эмиграции Бердяев создает свои знаменитые труды: «Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы» (1924), «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики» (1931), «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937), «Русская идея» (1946) и др. В 1947 г. Бердяеву было присуждено звание почетного доктора Кембриджского университета (до него этой чести были удостоены два других великих деятеля русской культуры – И.С. Тургенев и П.И. Чайковский). Умер Бердяев в предместье Парижа 25 марта 1948 года.

Мировоззрение Бердяева представляет собой персоналистическую разновидность экзистенциальной философии, т.е. философии человеческого существования. Проблемы личности, свободы и творчества, смысла жизни и смерти всегда были в центре его философских размышлений. По Бердяеву, личность первична в сравнении с бытие: бытие – воплощение причинности, необходимости, пассивности; дух – начало активное, свободное, творческое. Личность – прежде всего категория религиозного сознания, и поэтому проявление человеческой сущности, ее уникальности и неповторимости может быть понято только в ее отношении к Богу.

В своих философских сочинениях Бердяев дал предельно последовательное и ясное изложение тех принципов, которые составили оригинальность русской философской традиции от Чаадаева до Достоевского и Соловьева. По отношению к Соловьеву Бердяев оказался прямым наследником, открыто высказавшим все то, к чему в мучительных исканиях и прозрениях неуклонно двигалась мысль Соловьева. Для него проблема начала метафизики, проблема Абсолюта, оказывается тождественной проблеме личности. Чтобы завершить переход к новой метафизике, полагает Бердяев, необходимо отказаться от какой бы то ни было «рационализации» бытия и попытаться осмыслить его вне разделения на субъект и объект – в непосредственной, жизненной, экзистенциальной интуиции.

Акт иррационально-мистической интуиции открывает бытие как абсолютную целостность, поэтому он осуществляется целостной личностью и не может сводиться только к отдельным ее сторонам и проявлениям, например, только к разуму. Это означает, что мы не только верим в Бога, открываем его в познании и устремляемся к нему, но и чувствуем его, аффективно «сопереживаем» ему – как и он нам. Бердяев говорит: «Высшей судебной инстанцией в делах познания не может и не должна быть инстанция рационалистическая и интеллектуалистическая, а лишь полная и целостная жизнь духа»¹. В этом Бердяев сознательно возвращается к традициям Киреевского и Хомякова, и через них – к Соловьеву.

В вопросе об интуитивном постижении подлинного бытия (Абсолюта, Бога) наиболее отчетливо проявляется экзистенциально-христианское направление философии Бердяева. Мыслитель настаивает на том, что в акте постижения бытия личность не столько обнаруживает содержание бытия, сколько созидает его. Подлинное бытие – это не нечто данное, оно тождественно самому акту жизни, оно не просто «есть», оно в определенном смысле «творится», «становится». Поэтому личность есть «первореальность», все ее духовные состояния экзистенциальны. Как бытие личность в ее индивидуальных состояниях «обнаруживает» в себе себя и придает себе смысл. Отсюда следует, что бытие не допускает никакого обобщения, не поддается «абстрагированию», к нему невозможно применить основные понятия классической метафизики, такие как, например, понятия субстанции и субъекта. Тем не менее, Бердяев допускает, что к личности-первобытию возможно применение некоторых традиционных философских категорий – свободы, духа, Бога. «Страдание, радость, трагический конфликт – источник познания. Снимает ли познание тайну, уничтожает ее? Я не думаю. Тайна всегда остается, она лишь углубляется от познания. Познание уничтожает лжетайны, вызванные незнанием. Но есть тайна, перед которой мы останавливаемся именно от глубины познания. Бог есть тайна, и познание Бога есть приобщение к Тайне. Рациональное богопознание есть ложное богопознание, потому что оно снимает Тайну, отрицает Тайну Бога»¹.

В период Первой мировой войны и революции философия Бердяева определяется тем, что он сам называет «космическим мироощущением». По его мнению, микрокосмическая природа человека превращает мировую историю в личную судьбу. Особенно сильно эта тема зазвучала уже в эмиграции. Исторические события начала XX века подталкивали многих исследователей к мысли о кризисе европейской цивилизации, о какой-то грядущей окончательной катастрофе, которая превзойдет даже ужасы мировой войны и русской революции. Вот почему для Бердяева история, особенно история современная, - это цепь трагических заблуждений и разочарований человека. Это связано с тем, что в истории современный человек желает утвердиться, исходя из ложного понимания самого себя. Именно история позволяет Бердяеву наглядно указать на противоположность двух измерений человека – измерения духовной свободы и творчества и измерения объективации, где господствует закономерность, необходимость и иерархическая подчиненность. Утратив доступ к первому измерению самого себя, современный человек живет только во втором. Это и приводит к главному парадоксу истории: стремясь достичь полноты раскрытия своей сущности, обрести свою подлинную свободу, человек достигает только обратного – все больше попадает под власть мертвого бытия и своих мертвых бытийных порождений (экономических отношений, государства, техники и т.п.), починяется внешнему и вторичному, утрачивает правильное понимание себя и своих целей.

Сущность современной ему эпохи Бердяев определяет как окончательный крах идеалов гуманизма. Постепенное развитие гуманистической идеологии ее окончательный триумф в качестве основы европейской цивилизации составили главное содержание истории последних четырех столетий, начиная с эпохи Возрождения. Однако, поставив целью освободить человека из оков религиозного мировоззрения Средневековья, доказать, что человек есть божественное, абсолютное существо, гуманизм потерпел полную неудачу в этом своем замысле. «Освобождение» человека оказалось еще большим его закабалением, дорога к свободе оказалась новым рабством. Лишившись Бога как основы для своего существования, человек оказался в очень опасной ситуации, полной утраты каких-либо ориентиров, ценностей и идеалов. Пытаясь их обрести, человек оказался готовым поверить любой иллюзии, любой ложной форме жизни, лишь бы она обещала устойчивость и возможность какого-либо движения вперед. Отсюда Бердяев выводит причины массового увлечения утопическими проектами переустройства общества на основе его «плановой», «научной» организации. Осуждая фашизм и коммунизм как наиболее явные формы таких ложных поисков путей в будущее, он отмечал, что все современные попытки окончательной «правильной» организации жизни общества ведут только к еще большему господству абсурда и хаоса, поскольку они подавляют главную и единственную силу, способную победить абсурд и иррациональность бытия и истории, - свободу человека.

Взирая издалека на события, происходящие в России после Гражданской войны и окончательного установления там советской власти, Бердяев приходит к мысли о том, что в русской революции осуществился крайний антигуманистический социализм. Он пишет, что «русский народ, согласно особенностям своего духа, отдал себя в жертву для небывалого исторического эксперимента», что социализм хочет выдрессировать механически человеческие души настолько, чтобы человек «чувствовал себя хорошо в социальном муравейнике, полюбил казарменную жизнь, отказался от свободы духа»¹. Выход из такого рода противоречий видится Бердяеву в усилении духовной активности над политической. В основу человеческого общества должны быть положены религиозно-духовные начала, и они должны быть выше любого самоутверждения человеческой воли.

Крах европейского гуманизма, по Бердяеву, наиболее наглядно проявился в том, что главное порождение гуманизма – либеральная политическая идеология, призванная, как казалось ее творцам, раз и навсегда искоренить рабство и обеспечить свободу и достойную жизнь каждому члену общества, полностью дискредитировала себя, показала свою несостоятельность реализовать те благородные цели, которые были перед ней поставлены. Критика Бердяевым внутренних пороков либеральной идеологии – это особенно интересная тема его поздних работ, однако она не теряет своей актуальности и в наши дни. Бердяев проницательно замечает, что гарантии формальной, юридической свободы вовсе не обеспечивают раскрытия подлинной, духовной свободы, которая только и может служить основой правильного творческого движения истории. Формальная же свобода, скорее, ведет к обратному – к господству «середины», духовного «мещанства», к подавлению подлинной творческой оригинальности, которая противоречит любому уравниванию. «Либерализм, - пишет Бердяев, - есть одноплановое миросозерцание, оно не видит, что человек принадлежит к двум планам бытия. Эта двуплановость человеческого существования означает, что существует не только свобода в обществе, но и свобода от общества. Так называемые субъективные права человека совсем не в обществе имеют свой источник. Свобода духа не зависит ни от какой организации общества. Свобода есть граница власти общества над личностью, государства над человеком, граница, определяющаяся не той или иной организацией общества и государства, а принадлежностью человека к иному плану бытия, к царству духа»¹.

Подлинный смысл христианства Бердяев видит в признании абсолютного значения каждой личности, в признании творческой, живой бесконечности личности: «Экзистенциальный центр церкви и соборного сознания находится в каждой личности и в личности Христа, именно в богочеловеческой личности Христа, но не в каком-то коллективе, не в каком-то организме, воплощающем всеединство. Церковь существует как социальный институт, но в этом своем аспекте она принадлежит миру объективации. С этим связаны все противоречия в существовании церкви, которая должна освобождать человека, но часто его порабощает»². Получается, что единственный путь обновления и преобразования человека, общества и истории замыкается на отдельной личности. Именно она должна восстановить свою связь с Богом и через это научиться осуществлять абсолютные творческие деяния, преобразовывать весь мир и всю историю.

Как и все русские религиозные философы, Бердяев придает особое значение идее Богочеловечества как тождества Бога и человека. Понимание Бога в сочинениях Бердяева исследователи его творчества выражают следующим тезисом: Бог есть идеал и последняя основа человеческого творчества. Бог – это осознание человеком своей собственной непостижимой абсолютности и непредсказуемости¹.

Понятие Бога у Бердяева тесно связано со свободой и творчество. Свобода интерпретируется как им первичная и фундаментальная реальность, проникающая во все сферы бытия – космос, общество и самого человека. Для объяснения первичности свободы Бердяев использует понятие Ungrund (безосновность, бездна), принадлежащее немецкому мистику XVII в. Якобу Беме, истолковывая его, однако, по-своему. Беме учил об Ungrund как о «темном начале» Бога, объясняющем происхождение зла. Бердяев настаивает на том, что Ungrund – это состояние бездны, «ничто», которое уже обладает свободой. Оно предшествует Богу, связано с Богом. Бог, в свою очередь, из добытийственной свободы творит мир и человека, обладающего свободой и поэтому принципиально равного Богу в творчестве и независимого от него.

По Бердяеву, человек как носитель первоначальной свободы есть носитель новизны, реальности, добра и зла. Свобода человека заключена именно в творчестве добра и зла, а вовсе не в выборе добра и зла. Поскольку человек рожден из добытийственной свободы и сам обладает свободой (в этом он равен Богу), то задача философии заключается в том, чтобы обосновать не теодицею (оправдание бытия Бога), а антроподицею (оправдание человека). Для Бердяева поиск смысла превыше «искания спасения». Именно поэтому его христианские представления существуют в непременном окружении и сопряжении с философским персонализмом.

Творение мира не закончено, продолжение его творения передано человеку. И человек во все должен вносить свою творческую свободу и в самом познании продолжать миротворение. По Бердяеву, творческий акт не может обойтись без материальной реальности: он совершается в определенном пространстве и времени. Но творческий акт не может целиком определяться только тем материалом, который дает мир. В нем всегда есть новизна, не детерминированная миром. Это и есть тот элемент свободы, который привносит всякий подлинно творческий акт. Здесь тайна творчества. Бердяев не раз подчеркивает, что под творчеством он понимает не создание культурных продуктов, а потрясение и подъем всего человеческого существа, направленного к иной, высшей жизни, к новому бытию. Творческий опыт не есть рефлексия над собственным несовершенством, это – обращенность к преображению. Творец одинок и творчество носит индивидуально-личный характер. Но творческий акт направлен к тому, что имеет мировой, общечеловеческий, космический, социальный характер. Творчество менее всего есть поглощенность собой, оно всегда есть выход из себя. Поглощенность собой подавляет, выход из себя освобождает. Творчество есть творчество из ничего, то есть из свободы¹.

Философия истории Бердяева проникнута мотивами эсхатологии. Рассматривая три типа времени (космическое, историческое и экзистенциальное, т.е. метаисторическое), он озабочен предсказанием того, как «метаистория входит в историю», обоснованием приближения конца истории. Эти мотивы особенно сильно проявились в его последних работах.

Важно отметить, что за рубежом, будучи представителем первой волны русской эмиграции, Бердяев выступал как патриот, представитель русской культуры, противник различных форм русофобии. Его перу принадлежат глубокие исследования, посвященные А.С. Хомякову, К.Н. Леонтьеву, Ф.М. Достоевскому.