59. «Великий перелом»: сущность, практика и итоги.

Политика «сплошной коллективизации» проводилась в жизнь под дымовой завесой вывода, сделанного И. В. Сталиным в статье «Год великого перелома» (ноябрь 1929 г.). В ней генсек во всеуслышание заявил, что партии якобы удалось добиться перелома в настроениях деревни и в колхозы добровольно пошли «крестьяне не отдельными группами, как это имело место раньше, а целыми селами, волостями, районами, даже округами», в «колхозы пошел середняк».

Сталинский вывод лег в основу принципиальных партийно-государственных решений. 5 января 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». В соответствии с этим постановлением:

страна разделялась на три группы районов с различными сроками завершения коллективизации для каждого из них (весна 1931 г., весна 1932 г. и 1933 г.);

устанавливалось, что формой колхозного строительства должна стать сельскохозяйственная артель;

провозглашалась «политика ликвидации кулачества как класса» с конфискацией имущества раскулаченных и последующей передачей его колхозам.

И без того жесткие рамки постановления ЦК ВКП(б) постоянно сужались, ретивые администраторы на местах торопились рапортовать первыми о выполнении заданий партии.

Власти с помощью войск ОГПУ в течение короткого времени (за полтора-два года) изъяли из деревни реально и потенциально опасные для себя слои населения. В их число попали прежде всего кулаки и зажиточные середняки, т. е. те крестьяне, которым было что терять от коллективизации и которые поэтому противодействовали (в различной форме, вплоть до борьбы с обрезами в руках, но стихийно и разрозненно) большевистскому наступлению на деревню.

Пик крестьянского сопротивления пришелся на первые месяцы 1930 г. (более 2 тыс. вооруженных наступлений), что побудило большевистских лидеров несколько сбавить темпы коллективизации. В марте 1930 г. И. В. Сталин опубликовал статью «Головокружение от успехов», где осудил «перегибы» местного руководства и фарисейски подчеркивал необходимость соблюдения «принципа добровольности» вхождения крестьян в колхозы. Выждав тактическую паузу, энергично использованную карательными органами, власти уже осенью 1930 г. продолжили «колхозное строительство».

По разным сведениям, число раскулаченных составило от 3,5 до 9 млн. человек. Часть из них была брошена в тюрьмы, а основную массу, включая женщин, стариков и детей, переместили в отдаленные районы губерний или отправили под конвоем в качестве «спецпереселенцев» в трудовые лагеря Севера и Сибири.

Об условиях жизни там «спецпереселенцев» можно судить по секретному отчету одной из правительственных комиссий, обследовавших в 1931 г. ряд трудовых лагерей. «В Нарымском крае,— отмечалось в нем,— водворено до 50 тыс. кулацких семейств, численностью до 200 тыс. человек... Жилстроительство своевременно начато не было. В результате этого по ряду поселков положение с жилищами крайне обострилось и переселенцы к началу зимы оказались в шалашах и землянках, не защищающих от холодов и дождей. Это положение усугубилось еще необеспеченностью теплой одеждой и обувью большинства переселенцев. Почти все поселки, стоящие на больших расстояниях от водных путей, к концу навигации продовольствием обеспечены не были... Сеть медпунктов совершенно недостаточна. В результате высока смертность стариков и детей, особенно последних. Так, по Парабельской комендатуре в течение лета по 1 сентября умерло: 1375 человек, из них 1106 детей. ...Обследования спецпоселков в Казахской и Башкирской АССР рисуют ту же картину».

Оставшиеся в родных местах крестьяне, опасаясь за свою судьбу, записывались в колхозы. 1 марта 1930 г. был утвержден Примерный устав сельскохозяйственной артели, а в феврале 1935 г. его новый вариант, уточненный и дополненный. Согласно ему, наряду с «обобществлением» основных средств производства, в единоличном пользовании колхозников сохранялись приусадебные земли, мелкий инвентарь, домашний скот, птица. От артели в первую очередь требовалось выполнение многочисленных обязательств перед государством (на-турпоставки, госзакупки, оплата работ МТС, подоходный налог и т. д.), и лишь после этого остатки денежных средств и сельхозпродуктов могли быть распределены между ее членами по трудодням — норме учета индивидуального труда.

С января 1933 г. по ноябрь 1934 г. действовали политические отделы при МТС, во главе которых находилось около 25 тыс. направленных в село кадровых партработников (из них 10% имели дооктябрьский партийный стаж). На долю политотделов выпало завершение чистки деревни от «классово чуждых элементов». Заодно они перетряхнули колхозное руководство, сняв с должности почти половину вызывавших подозрение в своей благонадежности председателей и завхозов артелей.

В целом трагическая эпопея по коллективизации крестьянства закончилась к середине 30-х годов.

Последствия разгрома векового хозяйственного уклада в деревне были крайне тяжелыми. Производительные силы сельского хозяйства оказались подорванными на многие годы: за 1929—1932 гг. поголовье крупного рогатого скота и лошадей сократилось на одну треть, свиней и овец — более чем в два раза. Голод, обрушившийся на ослабленную деревню в 1932— 1933 гг., унес жизни свыше 5 млн. человек. От голода, нехватки продовольствия и непосильного труда погибли и миллионы « раскулаченных «.

И все же большевистские руководители, исповедовавшие стародавний принцип «цель оправдывает средства», праздновали еще одну победу. При том, что численность крестьян сократилась на треть, а валовое производство зерна практически не увеличилось, его государственные заготовки в 1937 г. по сравнению с 1928 г. выросли почти в три раза. Была обретена независимость от импорта хлопка и ряда других важных сырьевых культур. С увеличением числа тракторов в МТС повысился и уровень механизации сельского труда. Отныне три четверти пахоты проводилось тракторами, половина уборки зерновых — комбайнами. В короткий срок аграрный сектор, где господствовала мелкотоварная, слабоуправляемая стихия, оказался во власти жесткой централизации, администрирования, приказа, превратился в органическую составную часть директивной экономики.