Глава VIII. - рабочий день 247

5. Борьба за нормальный рабочий день.

ПРИНУДИТЕЛЬНЫЕ ЗАКОНЫ ОБ УДЛИНЕНИИ РАБОЧЕГО ДНЯ

С СЕРЕДИНЫ XIV ДО КОНЦА XVII СТОЛЕТИЯ

“Что такое рабочий день?” Как велико то время, в продолжение которого капитал может потреблять рабочую силу, дневную стои­мость которой он оплачивает? Насколько может быть удлинен рабо­чий день сверх рабочего времени, необходимого для воспроизвод­ства самой рабочей силы? На эти вопросы, как мы видели, капитал отвечает: рабочий день насчитывает полных 24 часа в сутки, за вы­четом тех немногих часов отдыха, без которых рабочая сила делает­ся абсолютно негодной к возобновлению своей службы. При этом само собой разумеется, что рабочий на протяжении всей своей жиз­ни есть не что иное, как рабочая сила, что поэтому все время, кото­рым он располагает, естественно и по праву есть рабочее время и, следовательно, целиком принадлежит процессу самовозрастания стоимости капитала. Что касается времени, необходимого человеку для образования, для интеллектуального развития, для выполнения социальных функций, для товарищеского общения, для свободной игры физических и интеллектуальных сил, даже для празднования воскресенья — будь то хотя бы в стране, в которой так свято чтут воскресенье ¹⁰⁴⁾, — то все это чистый вздор! Но при своем безгра­ничном слепом стремлении, при своей волчьей жадности к приба­вочному труду капитал опрокидывает не только моральные, но и чисто физические максимальные пределы рабочего дня. Он узурпи­рует время, необходимое для роста, развития и здорового сохране­ния тела. Он похищает время, которое необходимо рабочему для

детям, занятым столь напряженным трудом при столь высокой температуре... Но и короткий сон ребенка нарушается ночью заботой о том, чтобы не проспать на работу, днем — дохо­дящим извне шумом”. Г-н Уайт приводит случаи, когда один подросток работал 36 часов без перерыва, когда двенадцатилетние мальчики работают до 2-х часов ночи, а затем спят на заводе до 5 часов утра (3 часа!), чтобы затем снова приняться за дневную работу! “Коли­чество работы”, — говорят редакторы общего отчета Трименхир и Тафнелл, — “выполняе­мое мальчиками, девочками и женщинами во время дневной или ночной смены (spell of Ja­bour), прямо баснословно” (там же, стр. XLIII и XLIV). А между тем “преисполненный самоотречения” стекольный капиталист, пошатываясь от портвейна, возвращается, быть может, поздно ночью из клуба домой и идиотски напевает себе под нос: “Britons never, never, shall be slaves!” [“Нет, никогда, никогда не будут британцы рабами!”]⁹³.

¹⁰⁴⁾ В различных сельских местностях Англии, например, до сих пор еще нет-нет да и приговорят какого-нибудь рабочего к тюремному заключению за то, что, работая в огоро­дике перед своим домом, он оскорбляет святость воскресенья. Тот же самый рабочий нака­зывается за нарушение договора, если не пойдет в воскресенье, хотя бы и по религиозным мотивам, на какую-нибудь металлургическую, бумажную или стекольную фабрику. Орто­доксальный парламент глух к оскорблению святости воскресенья, если таковое совершается в “процессе возрастания стоимости” капитала. В одной записке (август 1863 г.), в которой лондонские поденщики, занятые в торговле рыбой и птицей, требуют отмены воскресного труда, говорится, что их труд продолжается в первые 6 дней недели в среднем по 15 часов ежедневно, а в воскресенье 8—10 часов. Из той же записки видно, что этот “воскресный Труд” поощряется как раз прихотливым гурманством аристократических ханжей из Эксе­тер-холла ⁹⁴. Эти “святые”, столь ревностные “in cute curanda” [“в заботах о своем физи­ческом благополучии”], подтверждают свою набожность тем смирением, с которым они переносят чрезмерный труд, лишения и голод третьих лиц. Obsequium ventris istis (рабо­чих) perniciosius est [чревоугодие для них (рабочих) много пагубнее].