3.2. Философско-психологическая повесть-антиутопия (а. Курчаткин, в. Маканин, а. Курков)

Наряду с социально-политической повестью-антиутопией в литературе последних лет большое распространение получила философско-психологическая повесть-антиутопия, связь которой с реальными событиями значительно ослаблена. Герои и ситуации предстают как некие абстракции, знаки тех или иных идей, которые испытываются на состоятельность авторами. Художественное пространство и время утрачивают конкретность, становятся все более условными. Большую роль в философско-психологической повести-антиутопии играют символика и мифологизм.

Популярной в философской повести-антиутопии стала тема ухода и поиска альтернативных путей развития общества. Эта тема является центральной в повести А. Курчаткина “Записки экстремиста” (1990). Место действия и время в произведении точно не указаны, персонажи также не имеют имен, а только прозвища – Философ, Декан, Магистр, Рослый, Волхв и др. Все это придает повести символичный характер.

Основной конфликт повести – это столкновение молодежи с властью. Молодые люди поднимаются на борьбу за метро, которое крайне необходимо городу, но поскольку городские власти не желают прилагать усилия к тому, чтобы сделать что-то для людей, юные борцы за справедливость организовывают “Вольтово братство” для выполнения великого Дела. Развернувшееся строительство стало актом гражданского неповиновения, протестом против насилия, против бесчеловечного правления и бесправного существования. Автор показал пробуждение народного сознания, стремление людей освободиться от ненавистной системы. Противоречие с властями принимает затянувшийся и неразрешимый характер. Местные руководители лишают “бунтовщиков” средств существования, направляют к стройке войска, угрожают массовыми репрессиями.

Лидеры “Вольтова братства” принимают решение увести людей под землю и там создать новое гармоничное сообщество в целях осуществления прекрасной утопии. Г. Нефагина справедливо называет повесть “своеобразной технической робинзонадой” [108, с.132]. Люди спустились под землю, создали там натуральное хозяйство, растили детей и постоянно мечтали о том, как они закончат свое Дело и преподнесут его в виде бесценного подарка человечеству. А мир отгородился от метростроителей, все входы и выходы залиты бетоном, площадь, где ушли под землю бунтовщики, огорожена забором из колючей проволоки.

Характерной особенностью русской антиутопии XX века является соединение элементов утопии и антиутопии, что особенно ярко проявилось в произведениях А. Платонова (“Чевенгур”, “Котлован”, “Ювенильное море”), В. Аксенова (“Остров Крым”). В повести А. Курчаткина также можно проследить постепенное превращение утопии в антиутопию. Во имя великого Дела приносятся в жертву сотни жизней, устраиваются суды над теми, кто тоскует по земле, а прекрасная идея становится оправданием страшной жестокости. Власть в подземном мире захватывает Рослый. Ликвидировав своих конкурентов – бывших товарищей, он устанавливает железную диктатуру под землей. Он заставляет одного из своих друзей – Магистра – пойти на признание мнимого предательства, а другого – Философа – осуществить показательный смертный приговор в назидание ныне живущим и их потомкам. Высказывания Рослого напоминают речи Петра Верховенского в романе Ф. Достоевского “Бесы”. Верховенский мечтал раскачать всю Россию, “пустить красного петуха”, скрепить пролитой кровью людей. Об этом же говорит и Рослый: “Большое Дело только на крови стоит! Кровь – как известь в кладке! Кровь виной связывает! А пуще вины нет ничего, такими нас господь создал: без вины все из хомута норовим, а с виной и тройной воз – пушинка!” [70, с.72]. Образ Рослого символичен. Это образ нового тирана. Создавая его, автор предупреждал о том, что избавление от тоталитаризма невозможно, если люди не избавятся от рабской психологии, ведь рабам всегда нужен будет вождь и он будет появляться снова и снова, пока этого требует толпа, покорная всему и готовая на все ради призрачной утопии.

Если в первой части антиутопии, где события развивались еще на земле, художественный конфликт имел внешнее выражение (столкновение молодежи с властями), то во второй части, где события происходят под землей, он переносится в психологическую сферу. По замыслу Рослого казнить Магистра на показательном суде должен Философ, чтобы “скрепить общей кровью Дело”. Философ долго мучается, испытывает сомнения, угрызения совести, но, в конце концов, он ради Дела становится палачом своего невинного друга. Таким образом, конфликт между человеком и насилием, сосредоточенный в душе человека, в данной антиутопии разрешен в пользу насилия.

Сцена казни, введенная в повествование, является своеобразной границей между утопией и антиутопией. “С этого дня началась новая эра нашей жизни. Отныне каждый знал, что жить ему здесь, под землей, еще годы и годы… Отныне каждый знал, что его жизнь больше не принадлежит ему. Что она безвозмездно взята у него для Дела и будет отдана ему лишь тогда, когда заблистают станции мрамором отделки… Большого терпения и великого смирения требует такая жизнь. Не всякому человеку дано обуздать свою душу, – как и предвидел Рослый, то тут, то там стали возникать очаги возможных бунтов. Но мы были готовы к тому, везде, на каждом производстве работали осведомители, и в результате не вспыхнуло ни одного бунта, все очаги их были своевременно затоптаны. Вполне возможно, помогло нам тут в немалой степени и то обстоятельство, что мера наказания была у нас только одна. Роскошь содержать тюрьму мы себе не могли позволить… [70, с.78 – 79]. Уйдя от одной тоталитарной системы, люди создали новую, потому что они остались собой – теми, кто воспринимает насилие как естественную форму общественной организации. Главная мысль повести А. Курчаткина в том, что тоталитаризм не есть только внешние условия, это еще и нечто внутреннее, то, что скрыто в человеке. Насилие живет до тех пор, пока оно живет в нас, утверждает автор. Символический уход людей под землю в повести – это сигнал о том, что человечеству некуда бежать, ведь нельзя уйти от самих себя, от общественных и нравственных проблем, требующих разрешения прежде всего в душе человека. Подземный мир становится зеркальным отражением мира земного с его острыми противоречиями.

Когда строительство закончилось, метростроители выходят на землю. Но оказалось, что прекрасная мечта, реализованная ими, уже никому не нужна – люди научились летать. В этом эпизоде содержится предупреждение об опасности отрыва утопических идей от реальной жизни общества. Однако, даже научившись летать, люди не изменились внутренне. Вокруг стройки все так же стоят войска и бронетранспортеры, бунтовщики по-прежнему преследуются как враги. Финал повести трагичен. Часть метростроителей погибла при выходе на землю, часть снова ушла под землю, а Философ, утратив память, остался жить на земле. Но его жизнь потеряла всякий смысл, ведь то, во что он верил, теперь не имеет никакого значения. А. Курчаткин в своей антиутопии отразил период крушения иллюзий в современном обществе, процесс смены идеологий, когда человеку непросто было определиться, во что верить и куда идти.

Написанная в форме записок главного героя, повесть раскрывает сложные психологические процессы, которые происходят в душе личности, оказавшейся на переломе эпох. Переход от одного общественного устройства к другому, по мысли автора, невозможен без изменений внутри личности, иначе будет построена новая система насилия, что и происходит в повести “Записки экстремиста”. Сказовый характер произведения помогает максимально обнажить нравственно-философские проблемы, стоящие перед современностью.

Повесть В. Маканина “Лаз” (1991) рассматривается в современном литературоведении как философский код времени, “как не отдельная вещица... а заключительная глава огромного пунктирного эпического романа-хроники, объявшего необъятное быстрое течение русского полувека от дней войны до дней свободы” [127, с.39]. В произведении показан как бы заключительный этап русской истории, когда человек находится даже не у последней черты, а за чертой. Он уже давно должен бы умереть, потому что исчезает пища, отключаются телефоны, транспорт практически не работает. Улицы города темны и страшны, пустынны и мертвы. Да и сам человек уже не знает, на каком он свете – в реальном или потустороннем. Вокруг него умирают близкие люди, и сам он живет в постоянном предчувствии близкой беды.

В повести показаны два параллельных мира, где развивается действие. Этот прием впервые был использован А. Платоновым в повести “Котлован”, где герой путешествовал между Оргдвором и Котлованом – двумя параллельными мирами – в поисках смысла “общего и отдельного существования”. Главный герой повести В. Маканина Ключарев также блуждает между наземным и подземным пространством (“низ” и “верх”), между ними существует единственная связь – лаз, который постоянно сужается и который пытается сохранить и углубить герой. Фантастика в организации пространства помогает автору высветить в зеркальном отражении экзистенциальные проблемы личности, которая оказалась на краю смерти.

На поверхности земли царят вечные сумерки. Через всю повесть проходит лейтмотив: “Вечереет. Но еще не ночь” [92, с.209]. Персонажи чрезвычайно боятся ночи, потому что во мраке незаметно гибнут люди, темнота несет для них смерть. Время в “верхнем” мире движется медленно, собственно, течение времени фиксируется деталями, которые свидетельствуют об остановке жизни: телефон “еще” работает или “уже” не работает; автобус “еще” ходит, но завтра “уже” не будет ходить; в автомобилях нет бензина; в доме кончились свечи, чай; перестали давать горячую воду. В наземном мире активность проявляют только воры и насильники. Человек же не в силах противостоять наступлению темноты, а главное – натиску стихийной толпы, которая содержит постоянную угрозу для личности.

В подземном мире, наоборот, царит свет, тут можно найти продукты и необходимые вещи. Но Ключарев находит здесь и духовное общение, воздух свободы для уставшей от постоянного страха души. “Внизу” звучат “высокие слова” о философии, о будущем, об общности. Именно Слово в своем высоком смысле нужнее всего главному герою повести, который является посредником между миром Слова и миром, из которого эти слова ушли. В образе Ключарева воплощается авторская концепция, согласно которой на человека, ценящего Слово, возлагается особая ответственность в мире.

Сообщение между мирами – узкий лаз, своеобразное “древо жизни”, по которому герой доставляет на поверхность необходимые предметы. Образ лаза, туннеля – один из сквозных хронотопических образов в зрелой прозе В. Маканина (Пекалов роет туннель под рекой Урал, в туннеле андеграунда провел свою жизнь писатель и бомж Петрович). Противопоставление “верх – низ” нередко трактуется критиками как метрополия и эмиграция, внутренний и внешний мир интеллигенции. По нашему мнению, в повести-антиутопии образ лаза приобретает широкое обобщающее значение. Через лаз Ключарев ищет выход из тупика, из темноты, из хаоса к спасению. “Неустанно пытаясь зарыться “в глубь слоистого пирога времени”, а точнее, в пра-память, в пласт коллективно-бессознательного, маканинский герой все-таки ищет (и строит!) из темноты коллективно-бессознательного выход наружу – к своему “Я” [80, с.126). Кроме того, Ключарев пытается вынести на поверхность необходимое не только для себя и не столько для себя, сколько для других – для своей жены, сына-инвалида, которому никогда не пролезть через лаз. А это означает, что из лаза извлекаются не только продукты и предметы быта, но еще и культурные ценности, духовность. Вопреки царящему на земле мраку и насилию, Ключарев сохраняет в себе способность любить, заботиться о ближних, сопереживать, делиться последним. Вместе с ним человеческие качества проявляет и его друг Чурсин. Ключарев и Чурсин помогают вдове своего друга Оле Павловой найти тело ее мужа и похоронить его. Казалось бы, какое имеет значение то, будет ли похоронено тело одного человека, если вокруг гибнут сотни и тысячи, если и сами герои вот-вот умрут. Но, как считает В. Маканин, имеет. Имеет прежде всего для живых, чтобы даже в предчувствии смерти жить по-человечески, а память и сострадание – составляющие человеческого бытия. Поэтому Ключарев и Чурсин, несмотря на опасность, проходят целые и невредимые сквозь толпу, находят тело Павлова и вместе с Олей отдают последнюю дань памяти своему товарищу.

Таким образом, проблема выживания в повести В. Маканина ставится в прямую зависимость от того, останется ли человек человеком, сохранит ли он в себе человечность. Эта проблема характерна для русских повестей-антиутопий прошлых лет. Так, в повести А. Платонова главный герой Вощев, не найдя смысла в мире, сохраняет в себе чувство сострадания к девочке Насте и ко всем “прочим” людям, гибнущим на строительстве котлована. В повести “Собачье сердце”, где показаны нравственные деформации в обществе, в образе профессора Преображенского воплощена вера писателя в победу человеческого начала над социальным абсурдом и нивелированием личности. А в повести Ю. Даниэля “Говорит Москва” главный герой Карцев, несмотря на провозглашение Дня открытых убийств, не может никого убить, а значит, в нем еще остаются черты человечности. Борьба в человеке за человеческое в нем самом – центральный конфликт повести-антиутопии В. Маканина. Спасение к человеку, по мнению автора, может прийти только от него самого, если он останется собой. Не другой мир, не материальные ценности, а прежде всего духовные ценности спасут человека, утверждает писатель.

В финале произведения Ключареву снится сон, в котором предельно обнажены болевые точки его подсознания. Лаза нет, оставшаяся дыра ничтожна, но он пытается донести до того, другого мира, информацию о существовании в мире этом. “Он кричит, что подступающая темнота отменяет человеческую личность. Что на улицах пугливы даже насильники и воры. Кричит о Денисе. Кричит о карманном запасе хлеба. О голоде. Кричит о темных шторах, даже если есть свет…” [92, с.132]. А в ответ Ключарев получает палки для слепых: “когда наступит полная тьма, идти и идти, обстукивая палкой тротуары, весь ответ” [92, с.133]. В этом онирическом эпизоде содержится мысль о противоречии утопических идеалов “низа” и реальной действительности, о трагической иронии жизни, где фактически нет выхода в другое пространство. Но тем не менее, автор не оставляет своего героя без помощи. Ключарев все-таки получает поддержку, и из “ужасного пространства сна” его выводит “добрый человек в сумерках”: он разбудил героя, предупредил об опасности и протянул ему руку. “Рука теплая, прикосновенье, которое остается с Ключаревым и после… Собрав свое добро, Ключарев идет к дому, от которого он уже совсем близко. Оглядывается. Человек еще стоит на том же месте, и только по мере того, как Ключарев уходит, его фигура мало-помалу растворяется (и все же не растворяется до конца) в сумерках” [92, с.133]. Таким образом, хотя художественный мир антиутопии В. Маканина трагичен, но он не безысходен. Автор верит в возможность сохранения человечности и людской общности, а это залог преодоления трагедии.

В повести В. Маканина значительно ослаблена связь с социальными реалиями. Связь с действительностью опосредована, она проявляется лишь в конкретных деталях (автобус, телефон, квартира, электрическое освещение, детская площадка, лопата, мединститут и др.). Главное для автора – воссоздать общую атмосферу трагической эпохи и поставить важнейшие онтологические, эсхатологические и экзистенциальные проблемы современности.

Повесть пропитана мифологическими аллюзиями. В “Лазе” есть Дионис – отстающий в развитии сын Ключарева Денис, который наделен некоторыми атрибутами бога жизненных сил природы. Дионисийские мотивы проявляются и в описании прохождения героя через лаз: “земля как женщина, как молодая, может быть женщина, а он как мужчина”. Союз земли и человека, по мнению автора, способен возродить жизнь, преодолеть смерть за счет скрытых плодоносных сил. Свет и тьма, “верх” и “низ” ассоциируются с борьбой божественного и дьявольского начал, однако, в перевернутом мире ценностей перевернутыми оказываются и эти мифологические категории: на земле, где должен бы быть свет, царит мрак, а под землей, наоборот, светло; из утопического “низа” как ответ на крик о помощи Ключарев получает лишь палки для слепых, а на земле перед ним является воплощение образа Христа – “добрый человек в сумерках”. Большое значение имеет в повести и мифологический образ Слова: “Ключарев слышит присутствие Слова. Как рыба, вновь попавшая в воду, он оживает: за этим и спускался” [92, с.122]. Герой, пройдя через лаз, выносит вместе с человечностью и Слово. А это позволяет трактовать образ Ключарева как пророка, вестника Слова, без которого мир не может возродиться. Явление же в финале “доброго человека в сумерках” содержит аллюзию на известный библейский сюжет явления Христа пророку Исайе. Миф придает повести широкое, вневременное звучание и позволяет трактовать ее как повесть философскую.

Символическое значение в произведении имеют, кроме лаза, и другие виды хронотопа, в частности пещера, которую роет себе человек для спасения (а соответственно, формируется особое “пещерное мышление”, где важно только удовлетворение жизненных потребностей); бункер, где человек прячется от внешнего мира; заброшенная и всеми забытая церковь, где хоронят Павлова; квартиры без света и тепла, которые наглухо закрываются; дома “с пустыми глазницами”; пустые детские площадки и др. Последняя связь между героями – это остановка автобуса № 28. Хотя автобус уже почти не ходит, но герои договариваются встречаться на этой остановке, чтобы не оборвалась последняя нить общения между ними.

Композиция повести обусловлена не только пространственными параметрами (движение Ключарева вверх и вниз), но и психологическими коллизиями (движение мыслей и чувств героя между болевыми точками его экзистенции). “Лаз” состоит из отдельных фрагментов, повествующих о путешествиях главного персонажа. Странствование – традиционный мотив русской антиутопии (Е. Замятин, А. Платонов, В. Аксенов и др.). Но в повести В. Маканина герой отправляется в путь не за истиной, а в поисках выживания. Собственно, он даже и не странствует, потому что пространство предельно сужено, а блуждает, кружит по пустынным улицам, роет лаз и ищет выход для себя и своих близких. Как отмечает А. Мережинская, общей интенцией постмодернизма является поиск: “Кружение, лабиринт отражают кризисность ситуации, переосмысление прежних ориентиров. Но зачастую авторами предлагается и выход, что особенно ярко проявилось в “позднем” постмодернизме и особенно в его русской версии” [99, с.121]. Каждый фрагмент повести начинается с выделения предметов или явлений, которые стают для героя знаковыми. Это не просто характерные приметы мира, где он живет, а определенные концепты, свидетельствующие об исчерпанности бытия и вместе с тем воплощающие веру писателя в человечность: “нерешительная кошка у дверей”, “лопата”, “стопка водки”, “дыра стала уже”, “мысль, в которую он не слишком-то верит”, “у себя дома”, “по пустынной улице – к автобусу № 28”, “дверь инженера Павлова”, “покупки”, “добрый человек в сумерках” и др. Между этими болевыми точками кружит главный герой, не находя пока еще желаемого выхода и спасения. Таким образом, в повести В. Маканина поднимаются важные философские проблемы – свобода и насилие, личность и толпа, жизнь и смерть, духовная состоятельность человека, которые в условиях кризисной современности звучат особенно актуально.

Одним из ярких литературных явлений современности стала повесть Андрея Куркова “Не надо бояться темноты” (2002). В ней актуализированы характерные для антиутопии и для постмодернизма в целом такие пространственные модели, как туннель, лаз, лабиринт. К ним автор добавляет оригинальную форму хронотопа – канализационный люк, который является для героев единственным средством связи с земной жизнью и способом определения времени и пространственных ориентиров. Построение произведения обусловлено этим видом хронотопа: повесть делится не на главы, а на “выходы” персонажей (через люки) на поверхность. Действие перенесено в недалекое будущее, к тому же оно происходит в Украине, в Киеве. Реалии сегодняшнего дня вполне узнаваемы в художественном прогнозе антиутопии. Писатель изображает период приватизации, глубокого энергетического кризиса, неимоверного повышения цен на электроэнергию, монополии на энергоресурсы, что пагубно сказалось на жизни общества. Вследствие обнищания народа многие люди не смогли платить за электричество по новым ценам и превратились в “электрических беженцев”, за которыми охотится новая власть. У главного героя повести – Влада – за долги отобрали квартиру, ему, как и многим другим, теперь негде жить. Но “дело в том, что у “злостных неплательщиков” не просто отбирали квартиры и дома, а еще их забирали в новое рабство – говорили, что квартиры и дома не покрывали долги, и “неплательщики” должны были еще отработать на владельцев электричества по несколько лет” [69, с.3 – 4]. А этого герой уже не мог вынести, потому что не хотел стать рабом, и он убежал под землю, где, как оказалось, прятались сотни таких, как он. А. Курков отражает эпоху абсолютной бездомности и бесправности человека, где люди оказываются под землей вследствие абсолютной невозможности жить на земле.

Основные события произведения разворачиваются в темноте. Влад под землей знакомится с девушкой Мариной, которая убежала от своего отца – главы партии социал-демократов потому, что он из-за политических разногласий запретил ей встречаться с ее возлюбленным, сыном главы партии национал-демократов. История Ромео и Джульетты рассказана А. Курковым в повести-антиутопии на новый лад: “Ромео” не умирает, а едет учиться в Соединенные Штаты, а “Джульетта”, которой только восемнадцать лет, но она в полной мере испытав давление со стороны родителей и предательство любимого, в знак протеста против фальшивой жизни отправляется в подземный мир. Марина и Влад блуждают в темноте туннеля, и только изредка выходят на поверхность через канализационные люки, чтобы узнать, где они находятся и какое сейчас время – день или ночь. Темнота стала теперь вечным спутником молодых людей, но в ней нет ничего пугающего, наоборот, в темноте они чувствуют себя защищеными, потому что их не видно. “Не надо бояться темноты” – так символически называется повесть. Образ темноты впервые в антиутопии перестает быть пугающим.

В отличие от других антиутопий, где подземный мир становится как бы зеркальным отражением реального (например, “Записки экстремиста” А. Курчаткина), мир земной и подземный соотносятся в повести А. Куркова по принципу контраста. На земле светит солнце, но там нет свободы. А под землей, хоть и темно, но это последняя возможность для героев остаться собой, сохранить в себе свое достоинство, человеческие качества.

Странствия персонажей по Киеву показаны в необычном ракурсе. Выглядывая изредка в канализационные люки, Влад и Марина отмечают, как изменились любимые ими места – Крещатик, Андреевский спуск, Владимирская горка, Подол, Киево-Печерская Лавра. Город становится одним из героев произведения. Он, как и люди, необратимо изменяется, страдает, попадает во власть страшных сил. Изображение реальных географических примет в фантастической проекции на будущее содержит трагический прогноз писателя, который старается предупредить любимый им город и все общество от пагубных последствий современных процессов. И все-таки город самим своим существованием, своими “святыми местами” бросает вызов социальной системе. Город не только помогает скрыться героям, спасает их, но и дает им шанс на новую жизнь: в фонтане у Днепра Влад и Марина находят монетки, которые бросали туда иностранцы, и на эти деньги они собираются поехать в Крым.

Крым является утопической мечтой героев. “Я бы тебя в Крым увез! – говорит Влад. – Там уже ни электричества нет, ни его владельцев. Никто никого не ловит, круглый год тепло, море, пальмы… Пока шли молча дальше, я обдумывал собственные слова, сказанные десять минут назад. Думал про Крым, и чем дольше думал, тем больше мне самому нравилась эта идея. Ведь там полно заброшенных домов, санаториев, пансионатов. Можно найти какую-нибудь удобную комнатку с балконом и видом на море, утеплить ее, обуютить да и жить спокойно по принципу советской армии: “Подальше от начальства – поближе к кухне”. Теперь этот принцип мог звучать по-новому: “Подальше от Киева, поближе к Крыму” [69, с.14]. Таким образом, Крым и Киев соотносятся между собой как утопия и антиутопия. Читатель понимает, что побег в Крым – всего лишь прекрасная мечта, но герои верят в нее, поскольку они молоды, а молодость не может жить без мечты и без любви. Трагическому миру антиутопии автор противопоставляет мир, который вопреки обстоятельствам, рождается в душе юных героев. Влад и Марина потеряли в своей жизни все – дом, условия существования, деньги, родных и близких. Собственно, они и сами затеряны в подземных лабиринтах города. Но они не потеряли себя даже в этих нечеловеческих условиях. В полной темноте, в канализационном туннеле, откуда, казалось бы, нет никакого выхода, они все же нашли выход – в сфере духовной. Между ними вспыхивает взаимная симпатия, и у них появляется светлая мечта о Крыме, о южном солнце, о нормальном существовании, где больше не нужно прятаться и можно жить свободно.

Характеристика героев оказывается непростым делом, поскольку действие происходит в кромешной темноте. Но А. Курков находит новые неожиданные художественные способы и создает необычайно яркие художественные образы. Например, сначала герой увидел только одну деталь – часы с фосфорическим циферблатом, которые носит Марина. Потом он слышит ее голос – мягкий, нежный. Далее он чувствует тепло ее руки, ощущает шорох ее платья на уровне своего лица, когда они приподнимают люк. Портрет Марины как бы выхватывается на мгновение из темноты, и герой поражен этим одномоментным впечатлением, а далее его воображение уже дорисовывает возникший образ: “Увидев лицо Марины, а особенно ее глаза, я на мгновение потерял дар речи. Глаза у нее были веселого зеленого цвета. Челка русых волос спускалась почти до бровей. На висках волосы “удлинялись” и, закрывая ушки, уходили вниз ровной волной, падая на плечи, на лежавшую поверх сиреневого платья белую шаль из козьего меха…” [69, с.4]. Диалоги героев являются одним из основных средств их характеристики. Они просты и незатейливы, но за каждым словом героев пульсирует настоящая жизнь, что таится в их юных, не омертвевших сердцах. Марина чувствует не только дыхание, но даже значение вздоха своего случайного спутника, а он боится обидеть ее не только словом, но и взглядом:

“Я вздохнул.

• Что, по солнцу соскучился?

• Немножко.

• Если повезет, – сказала она, и фосфорический циферблат часов поднялся к ее лицу, – мы увидим восход этого солнца!

Я недоверчиво улыбнулся. Хорошо, что она этого не заметила” [69, с.6].

Влад и Марина чувствуют не только значение того, что сказано или не сказано, но и фиксируют тембр, интонации голоса, характер шагов, а рукопожатия говорят им даже больше, чем голоса: “В лицо мне ударил луч фонаря, и мы остановились… Я от неожиданности, да и от испуга сжал ее ладонь. Тут же почувствовал ее ответное “успокаивающее рукопожатие” [69, с.6].

Большую роль в создании образов героев приобретают выразительные детали. У Марины на руке часы с фосфорическим циферблатом, который становится единственным светлым пятном в темном подземном мире. Герои не знают, что сейчас – день или ночь, но все-таки могут следить за течением времени по часам Марины. Собственно, само знание времени для них ничего не решает – ведь им некуда идти, им некуда спешить. Но фосфорический циферблат – связующая нить между нормальным и аномальным существованием, это последняя вещь, которая придает их абсурдной жизни хоть какое-то подобие нормальности. Герои не боятся темноты, но они боятся остаться без времени, то есть перестать быть людьми. Сама же героиня со своим фосфорическим циферблатом, выделяясь на фоне мрачного пространства, становится лучиком света для героя. Она, как Ариадна, сопровождает его в темном лабиринте, охраняет от опасностей и неожиданностей. Примечательно, что у Марины на плечах рюкзачок. Влад долго не знал, что в нем находится, но потом она рассказала ему, что там котята, которых девушка не могла бросить, потому что они маленькие и на них кто-то может наступить в темном туннеле. Марина решила вынести котят на поверхность и оставить их недалеко от гостиницы, где, возможно, их подберут иностранцы. В изображении Влада подчеркивается только одна выразительная деталь: он давно не стригся, а поэтому чувствует себя неловко рядом с Мариной, у которой красивая прическа. Стрижка имеет значения для героя только потому, что ему не хочется терять человеческое обличье. И Марина тратит последние деньги на прическу, хотя ее никто не видит в темноте. Ей важно это сделать не для кого-то, а для себя, и остаться таким образом собой. Поэтому Марина понимает желание Влада постричься и спрашивает в финале произведения, когда они нашли монетки на дне фонтана у памятника погибшим матросам: “Ну что, пойдем стричься? – она кивнула в сторону открытой двери, за которой нас ожидала темнота киевского подземелья. – Или сразу в Крым? Реализм в моих мыслях боролся с романтикой. И временно победил. – Сначала стричься, – сказал я и вздохнул” [69, с.18]. Этот последний в повести разговор свидетельствует о начале новой жизни для героев. Герой стремится возвратить себе свое человеческое лицо, а Марина, которая уже никому не верила, снова поверила в возможность нормальных отношений и возвращается как бы к самой себе. Вдвоем же они уже совсем не боятся ничего – ни темноты, ни неизвестности, потому что впереди у них есть мечта о другой жизни.

Примечательно, что герои, у которых нет денег, отказываются “продавать” себя в угоду каким бы то ни было политическим силам.

“ – Работа нужна? – спросил прокуренный мужской голос. – Два часа наверху с охраной. Три гривни каждому!

– А что делать? – спросил я.

• Протестовать.

• Против чего?

• Какая тебе разница? Получишь в руки плакат и будешь держать, можешь даже не читать, что на нем написано!

• Нам нельзя, – мягко прозвучал в ответ прокуренному голосу мелодичный голосок Марины…

Мы шли дальше.

– Как они мне уже надоели! – в сердцах проговорила Марина. – Там, наверху, все эти представители оптовых канадских компаний донимали, а здесь эти!

• А кто они – “эти”? – поинтересовался я.

• Вербовщики. На демонстрации людей набирают! Может, ты хотел сходить?

• Нет, меня от политики уже тошнит! Даже от одной мысли о демонстрации душно стало.

• Давай тогда подышим немного, – предложила Марина. Мы ведь уже на Крещатике. Ночью здесь хорошо, машин нет, воздух чистый!..” [69, с. 6 – 7].

Как видим, в антиутопии А. Куркова герои задыхаются в мире, где господствуют грязные политические технологии и манипулирование народом, они скептически относятся к власти и к партиям, не верят ни в какую идеологию. Человек, утративший ориентиры (социальные, политические, религиозные, нравственные), – типичный герой литературы постмодернизма. Но в данном случае писатель преодолевает эту концепцию. Его герои, хотя и потеряли веру во что бы то ни было, кое-что и находят в произведении – себя, милосердие, неизбывное желание дышать чистым воздухом, любить, реализовать свою мечту.

В построении повести-антиутопии А. Курков соединяет возможности литературы постмодернизма и барокко. Мир как лабиринт, борьба света и тьмы – характерные концепты барочной и постмодернистской культуры. Ориентация на визуальные образы, повышенное внимание к риторике, к Слову, к тому, что говорится и как говорится, символичность отдельных деталей, аллегоризм образов и ситуаций – все эти признаки барокко стали плодотворными для создания художественного мира повести “Не надо бояться темноты”. Следует отметить и эмблематичность как особую, новаторскую черту, идущую от поэтики барокко и впервые проявившуюся в жанре антиутопии. Публикация повести А. Куркова “Не надо бояться темноты” сопровождается фотографикой Хуго Шэрра с изображением разнообразных канализационных люков. Эти изображения (своеобразные знаки современности) в сочетании с делением произведения на “выходы” создают дополнительное впечатление для читателя, который вместе с героями должен пройти через эти люки к постижению важных истин.

Используя традиционную сказовую форму антиутопии – повествование от имени вымышленного рассказчика из будущего, писатель тем не менее максимально приближает героя к современности. Восприятие главного героя, его лексика, сам стиль высказываний вполне соответствуют сегодняшнему дню. Так автор достигает актуализации насущных проблем и укрупняет духовные коллизии, которые разворачиваются во внутреннем мире современного человека.

Философско-психологическое направление – одно из ведущих в русской литературе. Оно проявилось и в жанре антиутопии, определив художественные искания писателей на рубеже XX – XXІ веков. А. Курчаткин, В. Маканин, А. Курков являются продолжателями традиций философско-психологической линии в русской антиутопии, которая была представлена ранее в творчестве А. Платонова, М. Булгакова, В. Аксенова и др. Вместе с тем современные авторы развивают и традиции русской классической литературы, поэтому нередко в их произведениях возникают образы и мотивы Ф. Достоевского, Л. Толстого, А. Чехова и др. Для философско-психологической повести-антиутопии характерны такие черты, как стремление к философскому обобщению социальных явлений, укрупнение внутреннего мира личности, усиление мифологизма, тяготение к символическому хронотопу (лаз, туннель, люк) и др. Структурообразующим для философско-психологической повести-антиутопии является образ героя-философа, который несет груз сложных экзистенциальных и метафизических проблем и ищет духовные способы сопротивления насилию.

Выводы

На основе исследования значительного количества повестей-антиутопий современных авторов мы пришли к следующим выводам.

Повесть является довольно продуктивной формой антиутопии в последние годы. Жанровое содержание повести-антиутопии весьма широко и определяется стремлением писателей отразить актуальные явления настоящего времени и дать их художественное обобщение. В современной повести-антиутопии отчетливо выявляются две ведущие разновидности: социально-политическая и философско-психологическая.

В социально-политической повести-антиутопии (А. Кабаков, В. Пелевин, А. Зиновьев, В. Рыбаков) нашли яркое отражение реалии 1980 –2000-х годов: негативные явления советского времени (господство коммунистической партии, идеологическое давление, цензура и др.) и постсоветского периода (межгосударственные конфликты, трудности избавления от тоталитарного наследия, межнациональные и религиозные распри, угроза гражданской войны, геополитические противоречия и др.). Острая злободневность, отнесенность событий в недалекое будущее или апелляция к недавнему прошлому – отличительные признаки социально-политической повести-антиутопии. Новым для повести-антиутопии является герой, который испытывается в сложнейшем политическом поле. Такому герою непросто сделать свой социальный и нравственный выбор. Нередко он превращается в “беженца” от государственной системы, преследующей его и угрожающей не только его свободе, но и жизни. Композиционный прием путешествия-поиска, который был характерен для антиутопий А. Платонова, М. Булгакова, В. Аксенова и др., теперь трансформируется в бегство героя. Социально-политические антиутопии современных авторов насыщены натуралистическими сценами массовых убийств, войн, расправ, физических страданий, что содержат идею предупреждения общества от опасности нового насилия. Художественный конфликт (человек и система) приобретает открытое выражение. Герой попадает в экстремальные ситуации, когда ему мгновенно приходится принимать решения по сложным вопросам. Нередко герой не выдерживает проверки на человечность. Авторы антиутопий показали процессы нравственной деформации, которая затронула внутреннюю природу личности и сделала ее зависимой не только от государства, но и от политических технологий и средств массовой информации.

В социально-политическую антиутопию широко входят элементы репортажа, хроники, документа, детектива и др. В языке и стиле пародируются социальные и политические явления современности, а также развенчиваются утопические иллюзии прошлого и настоящего. Произведения русских писателей актуальны не только для России, но и для других стран постсоветского пространства, поскольку в них отмечены общие трудности на пути избавления от тоталитаризма. Осмысление конкретного исторического опыта делает повести русских авторов интересными и для западного читателя, который может таким образом больше узнать о российской (и не только российской) действительности. Можно сказать, что социально-политическая повесть-антиутопия – своеобразная летопись нашего времени, где стирается грань между настоящим и будущим, между реальностью и художественным прогнозом, поскольку то, о чем предупреждают авторы, нередко подтверждается самой жизнью.

Философско-психологическая повесть-антиутопия (А. Курчаткин, В. Маканин, А. Курков) не так тесно связана с реальной действительностью. Главная задача писателей – дать обобщенный образ мира и в символических формах отразить духовное состояние человека нашего времени. В этой связи в философско-психологической повести-антиутопии возрастает значение разнообразных форм условности, среди которых ведущую роль играет принцип параллельных пространств. Этот принцип, который позволяет с разных точек зрения высветить актуальные проблемы современности в широком философском и культурном контексте, проявляется в произведениях разных авторов. В вертикальном хронотопе и его видах (лаз, туннель, канализационный люк) заложена не только идея проверки на состоятельность тех или иных взглядов на общественное устройство, но и проверки человеческой природы, способностей человеческого духа. Герой-философ, который соединяет параллельные миры, – единственная надежда писателей на возрождение мира. В изображении духовных исканий героя современные писатели опираются на традиции русской классики и достижения авторов антиутопий прежних лет. Человеку в философско-психологической антиутопии, в отличие от социально-политической антиутопии, удается найти выход из тупика неразрешимых проблем – это выход в сферу духа, который обретает независимость от государственного насилия, политических технологий, идеологического манипулирования сознанием. Укрупнение переживаний личности, ее обеспокоенность сложными экзистенциальными вопросами обусловили разнообразие форм психологизма в антиутопии (пейзаж, развитие сказовой формы, символика, деталь и др.). Мифологизм придает произведениям вневременное звучание. Интертекстуальность широко представлена в философско-психологической повести-антиутопии и позволяет актуализировать известные образы и мотивы Библии, философских учений, произведений искусства. Утрата культурных ценностей и тоска по ним – центральный мотив произведений А. Курчаткина, В. Маканина, А. Куркова. В этой связи герой-философ выступает в антиутопиях современных авторов как связующее звено между прошлым и будущим, на него возлагается ответственность за восстановление культурной связи поколений.