Приложение 2 (продолжение 6)

православной Элладе при немецком правительстве (30-е и 40-е годы XIX в.). Таковы же нынешние давления на православие как церковь меньшинства в Финляндии, в Польше (принуждение к новому календарю, к перемене языка в богослужении и т. п.) только потому, что церкви признаны публично правовыми институтами и субсидируются из казны, в то время как малые секты живут на свои собственные средства без всяких нарушений их внутренней свободы. Свобода церкви в современном государстве обратно пропорциональна тесноте ее связи с государством.

Таким образом, начало отделения церкви и государства должно быть оцениваемо теперь церковью в положительном смысле, вопреки той тенденции, какая в него вкладывалась революционными мыслителями Европы XIX в. Во Франции закон об отделении 1905 года, проводившийся министерством Комба в духе ненависти к римско-католической церкви, несомненно, послужил на пользу и укрепление последней. Старый закон об отделении в Мексике также дал силу римско-католической церкви выдержать там новое гонение и вновь блестяще победить правительство. Следовательно, принцип отделения должен отныне трактоваться в том его религиозно-положительном качестве, как он был поставлен при своем возникновении в XVIII в. в Северо-Американских Соединенных Штатах. Там римско-католическая церковь на наших глазах, пополняемая приливом эмиграции из католических стран Европы (Венгрии, Польши, Италии и др.), именно благодаря условиям свободы от связи церкви с государством, выросла в огромный организм более чем в 20 миллионов членов. В самой Англии необычайный рост римского католичества во второй половине XIX в. также объясняется ее совершенной независимостью от светского правительства.

Эти выгоды для церкви от отделения ее от современного государства вполне объясняются из новейшей эволюции самого государства. Современные теории о государстве выясняют нам, как, при внешнем универсализме его всеохватывающей власти, новое государство, в сущности, претерпевает необычайное сужение своей реальной компетенции. По-прежнему простирая свой контроль на все решительно стороны национальной жизни, государство наших дней все более и более уступает реальную творческую роль самодеятельной работе и жизни специально организованных по признаку внутренней компетенции общественных сил нации. Жизнь экономическая, социальная, культурная и духовная идет в нации по своим собственным путям, требуя всяческой помощи себе от государственного аппарата и оттесняя из своей среды все более и более силу контроля государства. Жизнь наций творится отныне преимущественно свободными общественными силами, а не бюрократией. «Король царствует, но не управляет» — этот принцип парламентских монархий вполне применим к природе власти нового демократического государства. Государство властвует, но не управляет жизнью наций. Нации самоуправляются. Рост самоуправления в сфере государственности — вот сущность новейшей государственной эволюции. Новейшая теория государства констатирует, что государство как комплекс всех юридических правоотношений, существующих в недрах нации, тем сильнее и жизненнее, чем оно полнее опирается на эти живые клеточки своего организма. Эти клеточки, эти объединения с бесконечным разнообразием их задач и специальностей получили удачное обозначение в русском языке термином «общественность». Общественность — это девять десятых в современной государственной жизни. Это самая живая и близкая душе каждого сторона государственности. Это место, где обитает свобода. Общественностью сфера государственного принуждения оттеснена в узкую область полиции и бюрократии. Даже часть чисто государственного управления уступлена местным земским и национальным самоуправлениям. Место церкви как духовного автономного самоуправляющегося союза именно в этом лоне общественности, в ряду других свободных ассоциаций, а не в союзе с полицией и бюрократией, во что теперь обратилась специфическая сфера государственности. Опираясь на общественность и самоуправление,