Приложение 2 (продолжение 3)

церковного мира в эпоху богословских споров. Но они же собирали и великие еретические соборы / (Ариминско-Селевкийский, Ефесский 449 г., Константинопольские/ иконоборческие 754 и 815 гг.), они же гнали православие в угоду/ ересям арианской, монофизитской, монофелитской, иконоборческой. Они же, подавляя свободную соборную деятельность, угнетали церковь деспотическими декретами по догматическим вопросам (энотикон, энкиклион, эктесис, типос.) и развращали епископат принудительными подписями под самыми противоположными вероизложениями. Торопясь декретировать веру из своих государственных канцелярий, императоры особенно вредно влияли на естественный ход церковных свободных изживаний богословских споров. В арианскую и монофизитскую эпоху вмешательство императорского давления часто затягивало смуту в церкви, которая могла бы органически изживаться скорее и благополучнее в атмосфере свободных соборных прений. Вообще, припоминая все это и присоединяя более чем столетний период жестоких гонений византийских василевсов на иконы, а позднее, в XII—XV веках, непрерывное их стремление к унии с Римом по мотивам политической выгоды, можно с достаточными основаниями оспаривать у них почетный титул «блюстителей правоверия». Еще большей иронией звучит в применении к православным императорам титул «блюстителей церковных канонов». Ибо усвоенное ими явочным порядком право замещения всех главнейших епископских кафедр без соборной воли иерархии превратило всю систему церковного управления в Византии в неканоническую, а канонисты (Вальсамон, Дмитрий Хоматин) прямо признали эту ненормальность за каноническую норму. Таким образом, восточная церковь прожила свой классический творческий период при системе не гарантировавшей ей надлежащей доли внутренней свободы, и передала этот строй в наследство другим национальным церквам-дочерям: армянской, грузинской, болгарской, сербской, румынской, русской.

Здесь на новой девственной и менее культурной почве недостатки византийской системы не давали себя так чувствовать. Скорее, обрисовались положительные ее стороны. Века догматических споров кончились. Династы новых государств не имели повода впадать в какие-нибудь ереси. Им оставалось автоматически «блюсти» готовое правоверие. Властное государственное крещение своих народов, создание национальных церквей и управление ими не переживалось как насилие, а как патриархальная отеческая воля. Византийское императорство потеряло здесь привкусы языческого pontifex maximus и сделалось более чистой формой христианского государствования. «Симфония» внутренне более удалась. Отсутствие на Востоке церковной монархии, т. е. папства, придало всем новым церквам независимый автокефальный строй и национальный характер. Это дало народам возможность скоро и глубоко полюбить свои национальные церкви и напоить христианским духом свои культуры. Симфония наций с христианством удалась еще более, чем симфония церквей и государств./p>

* * *

В России период этой патриархальной симфонии длился от начала церкви при св. Владимире до Петра Великого (с X по XVIII в.). Конфликты церковной и государственной властей, конечно, были нередки, но они были неглубоки и нетрагичны, ибо мировоззрение древней Руси наивно признавало неделимое единство церковно- государственного организма, имеющего единую цель: спасение душ человеческих в Царствии небесном, уготовляемое здесь, на земле, церковью при всяческой помощи царства земного. Лишь патриарх Никон в половине XVII в. закричал трагическим голосом о попрании свободы церкви, ибо усмотрел в новом государственном законодательстве царя Алексея Михайловича (Уложение 1649 г.) и в боярстве, его составившем, новые, не слыханные на Руси идеи о самодовлеющем назначении государства и о служебной роли для него церкви. Чутье патриарха Никона не обмануло. Наступила новая идейная эпоха. Через бояр и чиновников ведомства иностранных дел, читавших по латыни и бывавших за границей, и через ученых из