§ 5. Методический характер онтологии. Три компонента феноменологического метода

Конкретное проведение онтологических исследований в первой и второй части открывает нам заодно возможность ви­деть, каким образом и в какой манере эти феноменологические исследования происходят. И это вынуждает нас задать вопрос о методическом характере онтологии. Так мы попадаем в третью часть лекций: научный метод онтологии и идея феноменологии.

Метод онтологии, т. е. философии вообще, замечателен тем, что он не имеет ничего общего с методом какой-либо иной нау­ки, поскольку все науки, будучи позитивными, занимаются су­щим. С другой стороны, именно анализ истинностного характе­ра бытия показывает, что и бытие как бы имеет основу в некото­ром сущем, a именно - в Dasein. Бытие дано лишь тогда, когда существует (еxistiert) понимание бытия, т. е. Dasein. Это сущее претендует, таким образом, на некоторое исключительное поло­жение в феноменологической проблематике. Оно заявляет о себе в любых обсуждениях основных онтологических проблем и, прежде всего — в фундаментальном вопросе о смысле бытия вообще. Разработка этого вопроса и ответ на него нуждаются в об­щей аналитике Dasein. Онтология имеет в качестве своей фунда­ментальной дисциплины аналитику Dasein. Это означает заод­но: онтология не позволяет обосновать самое себя чисто онтоло­гически. Условие ее собственной возможности указывает на некое сущее, т. е. — на онтическое: на Dasein. Онтология имеет онтический фундамент, что постоянно проявляется и в предшествующей истории философии и выражается, например, в том, что уже Аристотель говорил, будто первая наука, наука о бытии, есть теология. Возможности и судьбы философии, будучи творениями свободы вот-бытия (Dasein) человека, находятся в плену его экзистенции, т.е. временности и, тем самым, историчности, причем в некотором более исконном смысле, чем любая другая наука. Так что первая задача в рамках прояснения научного ха­рактера онтологии — это удостоверение в ее онтическом фунда­менте и характеристика этой фундированности.

Вторая задача — характеристика способа познания, осуще­ствляющегося в онтологии как науке о бытии, что означает — разработка методических структур онтологически-трансценден­тального различения. Уже в ранней античности видели, что бытие и его определения в некотором смысле лежат в основе сущего, ему предшествуют, суть πρότερον, нечто более раннее. Термино­логическим обозначением для этой черты предшествования бы­тия по отношению к сущему служит выражение a priori, априорность, некое «раньше» (das Früher). Бытие как a priori есть рань­ше сущего. По сей день смысл этого a priori, т. е. смысл «раньше» и его возможности не прояснен. Ни разу не спросили, почему бытийные определения и само бытие должны иметь эту черту более раннего и каким образом это более раннее возможно. «Раньше» — определение времени, но такое определение, которое не лежит во временном порядке, измеряемом нами при помощи ча­сов. Это такое «раньше», которое принадлежит «миру наизнанку». Потому это «раньше», характеризующее бытие, схватывает­ся расхожим разумением как более позднее (das Später). Только интерпретация бытия из временности может сделать прозрачным, почему и как этот характер более раннего, характер апри­орности сопутствует бытию. Априорный характер бытия и всех бытийных структур требует, соответственно, некоторого опреде­ленного способа доступа к бытию и определенного способа по­стижения бытия: априорного познания.

Главные компоненты, принадлежащие априорному познанию, образуют то, что мы называем феноменологией. Феномено­логия — это заголовок для метода онтологии, т. е. научной фило­софии. Феноменология, если она себя правильно понимает,— это понятие некоторого метода. Поэтому с самого начала исключено [такое положение дел, при котором] она высказывает некоторые определенные содержательные тезисы о сущем и представляет некоторую так называемую точку зрения.

Какие представления о феноменологии имеют сегодня хож­дение, причем отчасти повод к этому дает сама феноменоло­гия — в это мы не хотим здесь вдаваться. Мы затронем только один пример. Говорили, что моя философская работа представ­ляет собой католическую феноменологию; вероятно, поскольку я придерживаюсь убеждения, что и такие мыслители, как Фома Аквинский или Дунс Скот, кое-что понимали в философии, воз­можно, даже больше, чем нынешние философы. Однако понятие католической феноменологии еще более абсурдно, чем понятие протестантской математики. Философия как наука о бытии основополагающим образом отличается по своему методу от любой другой науки. Методическое различие между, скажем, математикой и классической филологией не так велико, как разли­чие между математикой и философией, соответственно — между филологией и философией. Величину различия между позитивными науками, к которым относятся математика и филология, и философией вообще нельзя оценить количественно. В феноме­нологии посредством феноменологического метода бытие должно быть схвачено и постигнуто в понятии; при этом мы за­мечаем, что, хотя феноменология пробудилась к жизни сегодня, то, что она ищет и чего хочет, уже было живо в западной философии с самого начала.

Бытие должно быть схвачено и тематизировано. Бытие все­гда есть бытие сущего и поэтому становится доступным понача­лу, только если в качестве исходной точки выбрано сущее. Тем самым, постигающий феноменологический взгляд, хотя и дол­жен быть направлен на сущее, но так, чтобы при этом бытие су­щего могло быть выделено и тематизировано. Постижение бытия, т. е. онтологическое исследование, хотя и приходит понача­лу и с необходимостью всякий раз к некоторому сущему, потом определенным образом от сущего уводится и возводится к его бытию. Основную компоненту феноменологического метода в смысле возведения исследующего взгляда от наивно схваченно­го сущего к бытию мы обозначаем как феноменологическую редукцию. Тем самым мы примыкаем в выборе слова, но не по существу дела, к центральному термину феноменологии Гуссерля. Для Гуссерля феноменологическая редукция, которую он впервые разработал в «Идеях к чистой феноменологии и феноменологи­ческой философии» (1913), представляет собой метод возведе­ния феноменологического взгляда от естественной установки человека, прижившегося в мире вещей и людей, к трансцендентальной жизни сознания и его ноэтико-ноэматическим пережи­ваниям, в которых объекты конституируются как корреляты сознания. Для нас феноменологическая редукция означает возведе­ние (Rückführung) феноменологического взгляда от какого бы то ни было определенного схватывания сущего к пониманию бытия этого сущего (набрасыванию в направлении способа несокрытости бытия)^xv. Как и всякий научный метод, феноменологический метод растет и изменяется на основании проникновения к самим вещам, с его помощью уже осуществленного. Научный метод никогда не есть техника. Как только он становится тако­вым, так сразу же отпадает от своей собственной сути.

Феноменологическая редукция как возведение взгляда от су­щего к бытию — не единственная и даже не центральная компо­нента феноменологического метода. Ведь это возведение взгля­да от сущего к бытию требует заодно позитивного приведения себя (Sichhinbringen) к самому бытию. Когда мы просто отводим взгляд,— это только методически негативный способ действия (Verhalten), который не только должен быть дополнен позитивным [способом действия], но и явным приведением (Hinführen) к бытию, т. е. направляющим ведением (Leitung). Доступ к бы­тию открывается не так, как доступ к сущему: мы не просто обна­руживаем бытие, но оно должно, как нам предстоит показать, всякий раз быть вброшено в поле зрения при помощи свободного наброска. Это набрасывание данного наперед сущего в направлении бытия и его структур мы обозначаем как феноменологическую конструкцию.

Но и тут метод феноменологии не исчерпан. Как вы слыша­ли, любое набрасывание бытия исполняется в редуктивном вос­хождении (Rückgang), отталкивающемся от сущего. Сущее слу­жит исходной точкой рассмотрения бытия. Эта исходная точка, очевидно, всегда определена фактическим опытом сущего и кругом возможностей опыта, которые всякий раз присущи фактич­ному вот-бытию (Dasein), т. е. историческому положению фило­софского исследования. Не во всякое время и не для каждого [Dasein] все сущее и его определенные области доступны одинаковым образом, и даже когда сущее доступно в кругу опыта, ос­тается вопрос, соразмерно ли оно понято в своем специфиче­ском способе быть уже в наивном и расхожем опыте. Поскольку Dasein согласно своей экзистенции исторично, возможности доступа к сущему и возможности его истолкования в различных исторических условиях различны, переменны. Взгляд на исто­рию философии показывает, что уже в самом начале были от­крыты многообразные области сущего: природа, пространство, душа, но при этом они не могли быть постигнуты в своем специ­фическом бытии. Уже в античности выделилось усредненное по­нятие бытия, которое применялось для интерпретации любого сущего, принадлежащего различным областям бытия, и его (су­щего) способа быть, без того чтобы само это специфическое бы­тие стало проблемой и могло быть очерчено. Так, Платон очень хорошо видел, что душа и логос — это иное сущее по сравнению с сущим, данным чувству, однако он не был в состоянии очертить способ бытия такого сущего по отношению к иному сущему или не-сущему. Напротив, для Платона, как и для Аристотеля, а впоследствии и для Гегеля, и уж подавно для тех, кто пришел после, все онтологические исследования вращались в рамках усреднен­ного понятия бытия вообще. И то онтологическое исследование, которое проводим теперь мы, определено своим историческим положением, а заодно с этим — определенными возможностями доступа к сущему и предшествующей философской традицией. Состав основных философских понятий, почерпнутых из фило­софской традиции, еще и сегодня настолько действенен, что его воздействие едва ли можно переоценить. Отсюда вытекает, что любой философский разбор, даже самый радикальный, полагающий новое начало, пронизан перешедшими к нам понятиями и, тем самым, перешедшими к нам горизонтами и точками зрения, по поводу которых вовсе не установлено, что они подлинно и изначально проистекают из той области бытия и того бытийного ycтроения, на постижение которых они претендуют. Поэтому понятийной интерпретации бытия и его структур, т. е. редуктивной конструкции бытия, с необходимостью принадле­жит некоторая деструкция, т. е. критический демонтаж (Abbau) перешедших к нам понятий, которые мы поначалу поневоле вы­нуждены применять, вплоть до тех истоков, из которых они по­черпнуты. Только посредством деструкции онтология может фе­номенологически обеспечить себе подлинность своих понятий.

Эти три основные компоненты феноменологического мето­да — редукция, конструкция и деструкция — содержательно взаимосвязаны и должны обосновываться в своей взаимной принадлежности. Конструкция философии с необходимостью есть деструкция, т. е. демонтаж предания, осуществляемый в по­пятном движении к [истоку] традиции, что вовсе не означает от­рицания традиции или вынесение суждения о ее ничтожности, но наоборот, именно позитивное ее присвоение. Поскольку конструкции принадлежит деструкция, философское познание по своей сути есть одновременно в определенном смысле историческое познание. Понятию философии как науки, понятию феноменологического исследования принадлежит так называемая «история философии». История философии не есть произвольный придаток в философской учебной индустрии, который служит только для того, чтобы позволить выбрать себе удобную и легкую тему для государственного экзамена, или для того, чтобы однажды оглядеться и понять, как там оно было раньше. Историко-философское знание есть само по себе такое знание, в котором специфический вид исторического познания в философии согласно своему предмету отличается от любого другого научного исторического познания

Так охарактеризованный метод онтологии позволяет очер­тить идею феноменологии как научного метода философии. За­одно с этим мы получаем возможность конкретнее определить понятие философии. Так что рассмотрения [, которые будут про­деланы в] третьей части вновь возвращают нас к исходной точке лекций.