2.3.3. Безусловная значимость

Если я вопрошаю, "есть" ли нечто и что оно "есть" или как оно "есть", то я вопрошаю о его "бытии": о том, как ему в целом того, что есть, присуще бытие. Отсюда можно понять, что бытие оказывается безусловным и потому неограниченным горизонтом значимости, предположенным во всем вопрошании и знании: бытие выступает как безусловное и неограниченное.

2.3.3.1. Решающее значение здесь имеет понимание момента безусловной значимости, содержащегося во всяком вопросе и во всяком суждении (поскольку оно есть ответ на вопрос)¹.

¹ Тем самым мы принимаем фундаментальное Марешалево понимание анализа суждения как "affirmation absolue", особенно детально развитое И. Б. Лотцем 1957 и др.; и здесь мы также исходим из вопрошания.

Всякий отдельный вопрос о том или об этом уже предполагает предварительное знание о спрошенном. Я прежде уже знаю, как оно мне до сих пор является или представляется, как я его мыслю или подразумеваю. Это еще не есть ответ на вопрос, но лишь его предусловие. Вопрос превосходит полученное до сих пор знание (или мнение) и устремляется к знанию того, как есть спрашиваемое "само по себе", а не только в обусловленной значимости "для меня" или для других подобных познающих существ. Пока я знаю лишь то, как оно может являться, мыслиться или подразумеваться, интенция вопрошания не наполнена. Вопрошание движется далее – к тому, как оно действительно есть.

Интенция вопрошания требует достоверного знания, которое высказывается в суждении: это "есть" так. Если я знаю нечто из собственного опыта и понимания и утверждаю это с убеждением, тогда я не только знаю, как оно мне кажется, как я его подразумеваю или как оно мне представляется, но знаю и то, как оно есть само по себе, и поэтому значимо не только для меня, а благодаря тому, что оно "есть", – для всякого разумного, способного к истине существа, и прежде всего тем, что оно есть, утверждается в своей значимости бытия. Если это так, то (субъективно) всякий, кто это отрицает, заблуждается; он не достигает [verfehlt] истины бытия. И если это так, то (объективно) нет ничего, что могло бы противоречить этой значимости бытия или упразднить ее. Что есть поистине, то имеет безусловную значимость и находится в некотором безусловном горизонте значимости.

2.3.3.2. Сказанному противопоставляется следующая позиция: я вовсе не хочу требовать безусловной значимости для всех и всякого; я довольствуюсь относительной значимостью для меня. Это высказывание тем не менее упраздняет само себя, выдвигая утверждение, которое все-таки претендует на безусловную значимость.

С позиций "принципа фальсификации" (К. Поппер), ныне также возражают, что положением о безусловной значимости игнорируется возможная ошибка, а чтобы защитить рациональную критику и дискуссию, должна предприниматься стратегия "иммунизации". Здесь можно возразить, что формальное требование безусловной значимости не равнозначно утверждению содержательной правильности или точности познания. Отдельное высказывание может быть предметно ложным, может оказаться ошибкой. Однако отдельное, пусть даже и ограниченное, незначительное познание и высказывание может оказаться истинным, ибо так и "есть"" всякий, кто это отрицает, ошибается. Наше познание, в том числе и научное, всегда содержательно обусловлено и аспектно ограничено; оно никогда не достигает целого истины. Но если я нечто познал и утверждаю как истинное, то я уже превышаю обусловленную значимость для меня, обретая безусловный горизонт значимости. Стремление достичь и обосновать его присуще и новейшему философскому мышлению¹.

¹ После релятивизации познания Кантом идеализм от Фихте до Гегеля стремился к безусловной значимости "абсолютного знания". В новейшем мышлении пытаются обеспечить значимость истины: напр., Ю. Хабермас – посредством антиципации идеальной ситуации диалога или К. О. Апель – принципиально неограниченной общностью коммуникации (ср. 2.3,4.1; 5.3.2).

2.3.3.3. Как бы то ни было, всякий теоретико-познавательный релятивизм (субъективизм, психологизм, историцизм и т.п.) может определять свою позицию лишь благодаря размежеванию "для меня" значимого и "самого по себе" значимого, т.е. абсолютно значимого, которое уже у Канта предполагается как "вещь сама по себе", хотя и остается непознаваемой. Когда идеалисты, от Фихте до Гегеля, вычеркивали "вещь-саму-по-себе" Канта как противоречивую, на ее место они ставили то, что у Канта называлось "явлением", и придавали ему абсолютную значимость как объекту некоего абсолютного субъекта.

Отсюда ясно, что нам не избежать безусловного горизонта значимости. Даже если я говорю: это есть лишь явление, оно значимо лишь "для меня", – то этим я хочу сказать, что так оно и "есть", и данное высказывание должно быть значимо как истинное. Если бы это не подразумевалось, то высказывание само себя упраздняло бы своей бессмысленностью; мы имели бы противоречие в исполнении. Но в силу этого всякое высказывание предстает объемлемым истиной бытия и опять-таки понуждает определить, что и как есть. Безусловную значимость невозможно исключить; она предполагается даже ее отрицанием.

2.3.3.4. Во всяком вопрошании и знании речь всегда идет о безусловной значимости того, что "есть". Постольку, поскольку "нечто" (некая вещь или некое положение вещей) как раз "есть", постольку, поскольку оно положено как сущее в бытии, оно имеет значимость бытия и положено в горизонте безусловной значимости. Бытие оказывается последним и безусловным, а значит безусловным условием всего вопрошания. Это предположено всегда и необходимо, неупраздняемо и непредваряемо. Оно со-подтверждается в исполнении вопрошания и знания как его первое условие; иначе я даже не мог бы вопрошать.

Тем самым не сказано, будто все, что вообще есть, становится решительно безусловным и, следовательно, необходимым. Конечное сущее многообразно обусловлено и, следовательно, контингентно. Но если и поскольку ему присуще бытие, то оно переведено в безусловную значимость бытия. Оно, стало быть, есть обусловленно безусловное, т.е. обусловлено оно не только условиями, которые сами опять-таки обусловлены и поэтому переменчивы, но и тем, что оно "есть", т.е. положено независимо от всех обусловленных условий в некоем последнем и безусловном горизонте значимости. Это означает далее, что "обусловленно безусловное" в качестве предельного условия своей безусловности предполагает "безусловное как таковое" – абсолютное бытие (ср. 7.1.3).