4. Ирреальность индивида

Но кто и как сможет осуществить этот идеал? Кто и как сможет вернуть к истоку, т. е. к новому рождению это озверевшее человеческое сообщество? Адорно не взывает к гегелевскому Разуму, который, будучи субстанцией мира, в конечном счете реализуется в нем полностью. Не взывает он и к экономическому детерминизму, который, согласно Марксу, неизбежно осуществит переход от капитализма к бесклассовому об-

==168

ществу. Разум, о котором говорит он, кажется скорее счастливой вспышкой, внезапно озаряющей жизнь индивида. Но существует ли, по Адорно, индивид как активное и способное пусть даже на относительную автономию начало? Упор Адорно на Тотальность является постоянным и доминирующим. Он утверждает, что Я,понимаемое как изначальное единство, как монада, «есть лишь результат особого отделения от социального процесса [...].Яне только тесно связано с обществом, но и обязано ему собственным существованием в буквальном смысле слова». Поэтому оно становится тем более богатым, чем более свободно развертывается в обществе и отражает его, в то время как его обособление или кристаллизация, которой оно требует хотя бы для начала, лишь ограничивает, ухудшает и обедняет его. Совершенно верно, что Адорно признает то, что социальный анализ может извлекать пищу из «субъективного или индивидуального опыта»; но естественно, он может извлекать из него пищу лишь потому, что в этом опыте он отражает себя полностью или поскольку, как говорит Адорно, индивид перестает быть для него препятствием, представая «нетронутым и позитивным как господствующая категория».

С этой точки зрения ясно, что сам «социальный анализ», который Адорно признает в качестве своей задачи, не связан с инициативой ин-

==169

дивида и не создается им, а является простым отражением общества в себе самом. Не явится ли он тогда одним из многочисленных миражей или иллюзий, которыми столь богато общество, и не будет ли он также иметь целью сохранение и укрепление тотальности, которая в нем отражается?

Адорно, несомненно, был романтиком, но разочаровавшимся романтиком, который не нашел в обществе своего времени того, что обещал романтизм. Миф об изначальном рае, о первоначальной простой и богатой жизни, лишенной тревог и забот в своей свободной спонтанности, которой предаются и в которую погружены индивиды, жизни без проблем и конфликтов, берется им в качестве критерия суждения о современной цивилизации и ее истории и в качестве цели, которую эта история должна решиться осуществить. Но сами его критические высказывания доказывают, что этот миф остается лишь мифом и что если человеческий разум продолжит очаровывать себя им, тревоги и отчуждение, конфликты и насилие неизбежно усугубятся. Недостаточно отрицать ценность технологической рациональности, чтобы человек решился на сохранение в разумной мере того господства над природой, которое необходимо для удовлетворения его потребностей и которое обеспечивает ему эта рациональность. Недостаточно отрицать ре-

==170

альность индивида, чтобы исчезли конфликты, которые порождает их несводимое различие и которые могут быть в лучшем случае опосредованы и смягчены, а не устранены. Критика современной цивилизации становится уходом от нее, если она осуществляется во имя мифа, утопии и не включает в себя поиска эффективных средств, которые могли бы устранить или уменьшить встречающееся зло. Сегодня, как никогда, необходимо, чтобы человек внимательно присматривался к самому себе и к реальности, где он живет, и не искал убежища в мечтах о прошлом, которого никогда не было, или о будущем, которого никогда не будет.