§ 46. Кажущаяся невозможность онтологического осмысления и определения присутствиеразмерного бытия-целым

Недостаточность герменевтической ситуации, из какой возник предыдущий анализ присутствия, должна быть преодолена. Во внимании к необходимо требующемуся предвзятию целого присутствия надо спросить, может ли это сущее как экзистирующее вообще стать доступно в его бытии-целым. За невозможность требуемой данности кажется говорят важные основания, лежащие в бытийном устройстве самого присутствия.

Заботе, образующей целость структурного целого присутствия, возможное целое-бытие этого сущего по своему онтологическому смыслу явственно противоречит. Первичный момент заботы, ее "вперед-себя", говорит ведь: присутствие экзистирует всегда ради своей самости. "Пока оно есть", до своего конца оно имеет отношение к своей способности быть. И когда оно, еще экзистируя, уже ничего не имеет "впереди" и "закрыло свой счет", его бытие определяется еще тем же "вперед-себя". Безнадежность, например, - не отрыв присутствия от его возможностей, но лишь особый модус бытия кэтим возможностям. Безочарованная"навсе готовость" таит и себе не меньше того же "вперед-себя". Этот структурный момент заботы-все-таки недвусмысленно говорит, что в присутствии всегда еще что-тоне состоялось,еще не став как бытийная способность самого себя "действительным". В сути основоустройства присутствия лежит поэтомупостоянная незавершенность.Нецелость означает недостачу в способности быть.

Но коль скоро присутствие "экзистирует" так, что в нем просто нет больше несостоявшегося, оно сразу стало уже-не-присутствием. Отнятие бытийной недостачи означает уничтожение его бытия. Пока присутствие как сущее есть,оно своей "целости" никогда не достигло. Добудь оно ее однако, и добыча станет прямой утратой бытия-в-мире.Как сущееоно тогда никогда уже больше не узнаваемо.

Основание невозможности онтически знать присутствие как сущее целое и вслед за тем онтологически определить в его целом-бытии, лежит не в несовершенстве познавательной способности.Помеха встает со стороныбытияэтого сущего. Что ибытьдаже не можеттакимобразом,какимпознание претендует охватить присутствие, то в принципе ускользает от познаваемости. Не оказывается ли тогда однако считывание онтологической бытийной целости с присутствия безнадежной затеей?

"Вперед-себя" как сущностный структурный момент заботы вычеркиванию не подлежит. Но безупречно ли и то, что мы отсюда вывели? Не в чисто ли формальной аргументации было сделано заключение о невозможности схватить целое присутствия? Или даже в принципе присутствие было незаметно взято как нечто наличное, впереди которому постоянно подсовывается что-то еще-неналичное? Схвачены ли аргументацией еще-не-бытие и "вперед-себя" в генуинномэкзистенциальномсмысле? Велась ли речь о "конце" и "целости" в феноменальном соразмерении с присутствием? Имело ли выражение "смерть" биологическое или экзистенциально-онтологическое, да вообще достаточно надежно очерченное значение? И действительно ли уж исчерпаны все возможности сделать присутствие доступным в его целости?

Эти вопросы требуют ответа, прежде чем проблему целости присутствия можно будет исключить как пустую. Вопрос о целости присутствия, одинаково и экзистентный о возможной способности быть целым, равно как экзистенциальный о бытийном устройстве "конца" и "целости", таит в себе задачу позитивного анализа прежде отодвигавшихся феноменов экзистенции. В центре этих рассмотрении стоит онтологическая характеристика присутствиеразмерного бытия-к-концу и достижение экзистенциального понятия смерти. Относящиеся сюда разыскания членятся следующим образом:

(§ 47) опыт смерти других и возможность охвата целого присутствия;

(§ 48) недостача, конец и целость;

(§ 49) отграничение экзистенциального анализа смерти от возможных других интерпретаций феномена;

(§ 50) прорисовка экзистенциально-онтологической структуры смерти;

(§ 51) бытие к смерти и повседневность присутствия;

(§ 52) повседневное бытие к смерти и полное экзистенциальное понятие смерти;

(§ 53) экзистенциальный набросок собственного бытия к смерти.