
- •Роберт л. Карнейро культурный процесс.*
- •Понятие процесса.
- •Культурный процесс.
- •История и культурный процесс.
- •Рассматривая силы мотивов в истории на этом уровне, едва
- •Уровни анализа культурного процесса.
- •Повторение в истории и в культурном процессе.
- •О событиях можно сказать, что они повторяются, только
- •Повторяемость в культурном процессе далеко превосходит
- •Статистическая формулировка культурных законов.
- •Число предположений о культурном процессе, обладающих
- •Библиография.
Культурный процесс.
Итак, культурный процесс можно определить как взаимодействие, в рамках системы, элементов, принадлежащих к классу культурных явлений. Этот процесс ярко описан ЛеслиУайтом (1950:76) как поток взаимодействующих культурных элементов - инструментов, верований, обычаев и т.д. В этом процессе взаимодействия каждый элемент воздействует на другие, а те, в свою очередь, действуют на него. Это процесс состязательный : инструменты, обычаи и верования могут устареть и быть устранены из потока. Время от времени вводятся новые элементы. Постоянно образуются новые комбинации и синтезы - открытия и изобретения - культурных элементов...
Рассмотренный в самых широких терминах, культурный процесс содержит в себе все взаимодействия, когда либо произошедшие между культурными элементами в течение всего хода человеческой истории. Если мы рассматриваем его таким образом, то течение культурного процесса видится как великий и единый процесс, охватывающий все культурные традиции во все периоды и на всех территориях. Конечно, нам не обязательно иметь дело с этим процессом как единым и неделимым. Мы может произвольно, но совершенно оправданно выделить отдельный сегмент культурного процесса и продолжать исследовать его сам по себе. Таким образом, мы можем изучать культурный процесс в действии на ограниченных участках пространства и времени : в долине Нила между 4000 г. до н.э. и 324 г. н.э., в Западной Европе в течение средних веков или на Тробрианских островах в 1915 г.
В дополнение к пространственному и временному выделению,мы можем логически разложить культурный процесс нанекоторое число образующих его подпроцессов. Подобно тому,как биологи при исследовании процесса жизни в целом нашлиполезным выделить и определить некоторое число болееограниченных процессов, таких как пищеварение, дыхание,кровообращение и т.д., культурные антропологи в своем исследовании сочли удобным разложить целостный культурный процесс на такие составляющие его процессы, как эволюция,изобретение, диффузия, аккультурация, интеграция, сегментация и многие другие. Если бы мы должны были посмотреть на предмет скорее с точки зрения синтеза, чем с точки зрения анализа, то мы сказали бы, что культурный процесс как целое состоит из всех этих более мелких процессов, каждый из которых функционирует по своим собственным правилам и в то же время взаимодействуют с другими процессами и воздействует на них. Как это выразил А.Л.Кребер,...эти различные процессы, в абстракции кажущиеся столь ясно и отчетливо разграниченными, оказываются состоящими во взаимодействии и взаимопереплетении. Часто они действуют одновременно, так что одно и то же явление может быть рассмотрено как пример двух или трех их них. Эта постоянная взаимосвязь процессов есть характерная особенность культуры (1948 : 344).
История и культурный процесс.
Понятие культурного процесса, используемое в антропологии, вероятно, станет яснее, если мы сравним его с понятием, с помощью которого обозначают события человеческого прошлого представители других академических дисциплин, а именно с понятием истории. Данные, на которые опираются обе дисциплины, одни и те же : “что произошло на самом деле”, а элементарной единицей происшедшего является событие. Итак, всякое событие, разумеется, уникально. В отношении запоя или похоронного обряда, наблюдаемого этнографом во время полевых исследований, это не менее истинно, чем в отношении победы Наполеона при Аустерлице или разрушения римлянами Карфагена. Каждое из этих событий во всем его своеобразии произошло только однажды и никогда не повторится вновь. Профессиональный историк не только осознает такое свойство исторического события, как уникальность, но совершенно очевидно оказывается неспособным его преодолеть. Историк, изучающий
обстоятельства смерти Цезаря, имеет дело с единственным в своем роде и особенным происшествием. Для него прежде всего именно характеристики, отделяющие его от всех прочих событий - время, место, сам способ смерти, последние слова великого человека, мысли и чувства тех, кто при этом присутствовал - являются предметом интереса и приковывают его внимание.
У того, кто изучает культурный процесс, подход к тому или иному событию совершенно иной. Уникальность исторического события, конечно, не отрицается, но она уже не является его главной и неизбежной особенностью. Какое-либо событие приобретает теперь значение лишь постольку, поскольку оно может быть подведено под общий класс культурных явлений, имеющий и других представителей (3). Смерть Цезаря может быть помещена в контекст
политических убийств, или борьбы за власть в автократических государствах, или каких-либо сходных категорий. Только в этом случае она может приобрести научный интерес, в противоположность интересу чисто историческому. На это, использовав другой пример, указал и Уайт: Предположим, что мы изучаем восстания с функционалистской точки зрения [в данном контексте : с точки зрения культурного процесса]. Следовательно, восстание А будет интересовать нас не потому, что оно уникально (хотя, разумеется, оно действительно таково), но главным образом потому, что оно похоже на другие восстания. Время и место безразличны; нас не
заботит, имел ли место мятеж в мае или в декабре, во
Франции или в России. Что нас интересует, так это
восстания вообще; мы хотим сформулировать такое
обобщение, которое было бы применимо ко всем
восстаниям. Нам нужно общее, которое объяснит
единичное. (1945 : 229).
Но из того, что именно антропологи создали и разработали
понятие культурного процесса, вовсе не следует, что все они
в своей работе занимались этим процессом (4). В
действительности большая часть антропологов, как и
большинство историков, своими сочинениями производят
впечатление, что их интересуют культурные факты _1сами по _1себе_0. Трудно избежать такого подхода или преодолеть его. Реальный мир, в конце концов, состоит из единичных явлений, и именно с них должен начинать свое исследование ученый. Затем, по мере погружения в детали, осведомленность относительно особенностей и уникального характера явлений все увеличивается. Кребер изучает историю и распространение символа двуглавого орла и, находя этот вопрос затруднительным, чувствует себя вынужденным сказать : “В истории цивилизации нет практически ничего, о чем мы могли бы сказать, что это должно было случиться, и что мы, следовательно, могли бы предсказать, за исключением разве что тех случаев, когда нам это случайно удается на самом пороге события. Каждый случай должен быть выработан для того, что и произошло в действительности...” (1948 : 475).
Кребер, ученик Франца Боаса, писал своему учителю, что
его “единственный постоянный объект - процесс, жестко
детерминированный процесс” (1935 : 541). Тем не менее,
насколько можно судить по тому, что написал сам Боас, его
более всего впечатляли в предметах и явлениях их
своеобразие и особенности. Проведя полвека в усердном и
детальном изучении мифологических мотивов, игольниц,
лингвистических текстов и тому подобного, он пришел к
выводу, что “явления, изучаемые нашей наукой, столь
индивидуализированы, столь привязаны к внешним
обстоятельствам, что никакая совокупность законов не могла бы их объяснить”, а затем, что “культурные явления столь сложны, что...сомнительно, возможно ли найти для них имеющие силу законы”(1932 : 612) (5).
Мне утверждение Боаса кажется чересчур пессимистическим.
В конце концов, весь остальной мир, мир природы, в этом отношении не отличается от мира культуры. Он также сложен, и его явления тоже индивидуализированы. Тем не менее в поведении природных явлений были усмотрены регулярность и закономерность, потому что их изучали с научной точки зрения. Когда предметы и события исследуются таким образом, индивидуальность уступает место типам и классам, а последовательности уникальных моментов - частям процесса. Конечно, это не открытие. Вопрос был ясно рассмотрен и сжато изложен Генри Томасом Боклем ровно сто лет тому назад.
Что касается природы, события самые нерегулярные и
капризные нашли объяснение, и было показано, что они
находятся в соответствии с определенными прочно
установленными и всеобщими законами. Это было сделано
потому, что человек способный и, прежде всего,
человек терпеливой и неустанной мысли изучал
природные события с целью обнаружить их закономерность : и если события человеческого прошлого подвергнуть подобному испытанию, мы имеем все основания ожидать сходных результатов [курсив мой] (1857 : 6).
Склонность скорее подчеркивать своеобразие событий, нежели делать на их основе обобщения, образует, как мы видели, существенное отличие исторических дисциплин, как их обычно принято понимать, от исследования культурного процесса. Но есть и другие отличия. Вероятно, важнейшее из них состоит в том, что историк стремится выбирать как объект своего внимания и предмет описания действия в жизни людей. Те, кто изучает культурный процесс, с другой стороны, фиксируют свое внимание вовсе не на людях, а на обычаях, воззрениях, орудиях труда, ритуалах, институтах и т.д., которые они посредством логического анализа абстрагируют от поведения людей в целом. Одним словом, они имеют дело с культурой.
Это различие в элементах, отбираемых для описания и
анализа, неизбежно оказывает влияние на тот способ, с
помощью которого две группы ученых обозревают динамику
прошедшего. Вопрос о детерминизме применительно к
историческим событиям часто побуждает антропологов и
историков образовывать два противостоящих друг другу
лагеря. Как ученые, антропологи почти постоянно прилагают
принцип детерминизма к делам человеческим. Историки,
однако, не обязательно отрицая причинность в истории
целиком и полностью, последовательно стремятся свести ее роль к минимуму. Типично для этой точки зрения замечание британского историка Г.А.Л.Фишера, что “единственное правило предосторожности для историка [заключается в том], что ему следует распознавать в течении человеческих судеб игру случайностей и непредсказуемостей” (1939 : xv).
Разумеется, не все историки такие антидетерминисты по своим взглядам. Тем не менее, даже те историки, которые признают роль детерминизма в истории, видят его действие совершенно иначе, чем те, кто изучает культурный процесс. Для обычных историков детерминанты событий следует искать не в культурных силах, а в личных мотивах индивидов : упрямство Бисмарка, амбиции Наполеона, коварство Ришелье - таковы силы, вызывающие те или события и формирующие ход истории.