Вторая москва (очерк)
Конечно, можно доказывать, что Москва есть только одна и не имеет себе конкурентов. Но если допустить возможность существования «Москвы номер два», право на такое наименование пришлось бы несомненно отдать скромной, заброшенной в далеком уголке Донбасса Андреевке. Оттуда подана была заявка!
Председатель Андреевского исполкома Михайлов выступил на состязание с товарищем Ухановым энергично и смело. Видимо, из газет узнал он о подготовке к созданию нового московского водопровода. И решил пойти столице наперерез.
— Товарищи, поскольку Андреевка есть вторая Москва, нам необходимо сейчас же построить свой водопровод. Чтобы, значит, каждый дядько имел в горнице воду!
Пленуму райисполкома ничего не оставалось делать, как только покрыть слова председателя шумными аплодисментами. Всякий из нас сделал бы на месте адреевцев то же самое. При шумных аплодисментах Михайлов начал соревнование с Москвой.
Для водопровода перво-наперво понадобился артезианский колодец. Михайлов своим природным умом определил место, где его строить: на высокой горе, чтобы напор по трубам был больше. Андреевские крестьяне предупреждали, что добыть воду на горе будет трудно. На это хладнокровный председатель исполкома ответил, что воля рабочих и крестьян побеждала не такие препятствия, (особенно если вспомнить блестящие победы Красной Армии и успехи СССР на дипломатическом фронте.
Колодец начали копать. Копали месяц, до воды не дошли. Копали полтора месяца, воды все не видно.
Колодец продолжали копать. Копали год, до воды не дошли. Копали полтора года, воды все не видно.
Утекли, как вода, десять тысяч рублей субсидии на водопровод от округа. Разбрызгались еще три тысячи из местных средств. Но в колодезной яме все безысходная сушь.
Пока рыли колодец, райисполком спешно закупил трубы, раздобыл американской системы турбину за восемнадцать тысяч, изрыл всю округу канавами. Турбина ржавеет на исполкомовском дворе, в трубах флиртуют птички, а в канавах по вечерам ломают колеса и ноги те самые дядьки, по горницам которых благодетель Михайлов взялся провести сладкую водичку...
Почему же колодец взялись рыть в самом неподходящем для этого месте? Где был технический надзор? Чего смотрели инженеры?
Все эти вопросы в отношении Андреевки хождения не имеют. Инженеры ничего не смотрели, потому их никто не звал смотреть. Только после полутора лет бессмысленного зарывания в землю Морозов как-то случайно узнал, что существует специальная техническая сила для изыскания подземных вод и что без этих изысканий никаких колодезных работ начинать нельзя.
На глубине двухсот пятидесяти аршин воды не оказалось. Работу надо начинать сначала, где-нибудь в другом месте. Но товарищу Михайлову уже не до того. Он решил утереть нос Москве на другом поприще. Андреевская власть решила построить селянский будынок — дом крестьянина.
Крестьяне очень рады. Но они чего-то смущаются и перешептываются, глядя на решительные движения председателя исполкома.
Почему же Михайлов выбрал такое странное место для новой постройки? К чему строить будынок именно на развалинах старого помещичьего дома? Неужели не нашлось никакого другого места?
Чудаки! Не понимают глубины революционного замысла андреевского Петра Великого:
— На развалинах старого гнета построим новый быт! Но символику постройки постигла та же печальная судьба, что и великий водопроводный замысел. Под помещичьим домом оказались большие просторные подвалы. Пышный будынок оседает в подвалы, он дал уже больше тридцати трещин, стены отходят, здание валится. Есть опасение, что на развалинах старых развалян лягут новые развалины.
Два опыта устроить в Андреевке вторую Москву не удались. Что из того! Михайлов добьется своего. Если не большими делами, то малыми.
Для подправления пошатнувшегося авторитета работников исполкома для них изготовлены отличные именные блокноты с указанием чина и звания. Такие блокноты и в столице не у каждого вождя встретишь.
А сам председатель, чтобы ослепить величием вверенных ему граждан, завел себе из убогого дефицитного бюджета трехтысячный выезд с хорошим рысаком и единственными на всю Андреевку фонарями у козел.
Фонари в самом деле слепят глаза среди темной андреевской ночи. Жители очумело шарахаются в стороны и проваливаются в канаву, которую председатель вырыл для грядущего водопровода. Потирая ушибленные бока, они провожают благодарным взором пару морозовских огней, в темноте похожих на хороший столичный автомобиль. Если бы еще к этому милиционера с красной палочкой, регулирующего движение, — чем не Москва! Чистая Москва.
1928