Запах счастья
— Предположу, что из-за напряженного графика в Иркутске вы редко бываете. — Именно так, раз в сезон, во время фестиваля «Звёзды на Байкале». Открою вам секрет: я фестиваль и задумал для того, чтобы хотя бы раз в год бывать дома, в своей квартире, которую не только не продал, но даже сохранил в первозданном виде. До сих пор не разрешаю делать там ремонт, потому что мне слишком дороги эта атмосфера, этот запах моего детства и счастья.
— Запахи для вас важны? — Да, я очень падок на запахи. Это мои ассоциации. Например, до сих пор помню, чем пахла Москва начала 80-х, когда я сюда приезжал с родителями. Это аромат кофе из Елисеевского гастронома, запах пепси-колы, фанты, копчёной колбасы... Сейчас ничего этого нет, все «заглушила» проза жизни — выхлопные газы и бензин. Москва теперь не пахнет ничем приятным, как, например, Париж, в воздухе которого всегда витает аромат жареных каштанов, или Нью-Йорк с его повсеместным сладковатым запахом... неизвестного происхождения. А как пахло московское метро! Раньше у каждой станции был свой «аромат». Например, вся «серая» линия имела какой-то особый сладковатый запах, а от «Сокольников» до «Парка» — это уже совсем иные флюиды... А какое наслаждение я получал, слыша старую московскую речь! Я ехал в метро и ждал, когда объявят следующую станцию таким правильным, протяжным, некомканым говором. Это было так приятно. К сожалению, сейчас так мало кто говорит.
«Я был, есть и буду сибиряком»
— Не любите современную Москву? Почему же тогда не уехали на Запад, как многие ваши коллеги? — Кто вам сказал, что я Москву не люблю? Это мой город, который мне дорог, несмотря ни на что. Хотя москвичом я себя не считаю. Я был, есть и буду сибиряком. Потому что это диагноз, образ жизни, склад характера. А почему не уехал... Отвечу так: я приехал в Москву в 90-е годы, когда все, наоборот, отсюда уезжали. Скажу честно, было много возможностей, чтобы закрепиться за рубежом. Но всё дело в том, что я предпочитаю жить дома, пусть даже всего и два месяца в году. (Улыбается.) Самое главное для меня — дом, мои родители, которые всегда со мной, и та теплота, которая благодаря им сохраняется. Да, приходится чуть ли не каждый день менять города, страны, континенты, ведь это моя работа, часть моей жизни, и я счастлив, что это так. Но когда стюардесса в самолете объявляет: «Мы приземлились в Москве», это каждый раз такое счастье.
— А никогда не возникает желания бросить всё — и обратно в Иркутск? Только честно! — Конечно, возникает. И я этого не скрываю. Я настолько сентиментальный человек — меня до сих пор тянет в Иркутск. Порой действительно хочется бросить всё, приехать туда, в свою старую квартиру, выключить все телефоны, повспоминать, подумать. Обычно после фестиваля «Звёзды на Байкале» я ещё долго чувствую тот заряд, который получил там. Всем советую: хотите поменять внутренние «батарейки» — побывайте на Байкале, поймёте, что это такое. Это не сказка, а действительно чудо, чудодейственное явление.
Сказка иногда случается...
— А вы романтик... — И горжусь этим! Сейчас романтизм ушёл из нашей жизни. И это печально. Сегодня налицо то, что в музыке называется атональность. Это когда нет гармонии — полный авангард.
— Денис, кто-то уже с детства мечтает стать великим. А вы могли подумать, что у вас будет такая интересная жизнь? — Нет, ну что вы! Если бы я кому-то сказал, что буду играть в Карнеги-холле в Нью-Йорке, в Мюзик Ферайне в Вене, в Концертгебау в Амстердаме, работать с Лорином Маазелем, Юрием Темиркановым, Валерием Гергиевым, Владимиром Спиваковым, стану победителем конкурса имени Чайковского, понятное дело, мне бы ответили: да ты ненормальный! Конечно, порой бывает ощущение, что всё это не со мной. Но сказка иногда тоже случается. Хотя так просто ничего не приходит.
— Есть ли инструмент, который особенно вам дорог? — Конечно, это моё первое пианино «Тюмень». А второй — это рояль Рахманинова, на котором я играл, когда жил в доме композитора в Швейцарии. Сейчас есть мысль вывезти этот уникальный инструмент в концертные залы, организовать небольшое турне. Думаю, внук композитора Александр Борисович поддержит нашу идею. Ведь на этом рояле в условиях концертного зала никто никогда не играл, но его звук должны слышать зрители, потому что он неповторим.