У меня короткий

Дневник «Кинотавра»

Сочи. Фестиваль «Кинотавр». В Зеленом театре третий день показывают короткометражки. Мы с Лехой немного волнуемся, потому что сегодня в программе наш фильм «Вместе навсегда». Леха режиссер, я сценарист. Председатель жюри — Борис Хлебников, за нами сидят Роднянский с Бондарчуком. Волнение нарастает. Вдруг в зал входит Иосиф Кобзон. Но обо всем по порядку.

День первый

«Сочи — город духовности и добра» — эта смешная фраза преследует меня на протяжении всей дороги от Адлера до Сочи.

— Сколько до Адлера? — спрашиваю я таксиста в аэропорту.

— Тысяча.

Это духовность.

— А до Сочи?

— Две.

Это добро.

Иду на аэроэкспресс. Тут с ценами все более-менее духовно. Но рейса всего четыре. Мне нужно дождаться еще пару самолетов из Москвы. Сидишь и понимаешь, что гонять поезд туда-сюда каждые полчаса здесь невыгодно, но почему эти экономические проблемы должны становиться моими?

Отель находится где-то между Адлером и Сочи. Чтобы добраться до него на обычной маршрутке из Адлера, требуется провести н­астоящее исследование в области местной логистики. Так и вижу иностранца, который приедет сюда на Олимпиаду. Этот отчаянный человек обречен блуждать, теряться, не понимая, на какой остановке ему выйти, где обменять свои евро, где их снять и что ему есть, если он уже не может видеть шашлык...

К середине дня я забываю, зачем приехал. Звонит режиссер нашего фильма Леша ­Ша­­баров.

— Я уже в «Жемчужине». Давай сюда, скоро церемония открытия!

— Я только добрался до отеля. Это требует о­тдыха, — отвечаю я.

— Ты что? — Леха возмущен. — Мы должны пройти по этой дорожке! В этом весь прикол! И это, тут у них дресс-код. Оденься как-ни­­будь прилично.

В центре Сочи пробка. Бросаю такси, бегу во всем приличном к Зеленому театру. Перед ним синяя дорожка, огороженная турникетами. Вокруг желтые стулья со зрителями. Ц­еремония в самом разгаре, поэтому дорожка пуста. Я стараюсь как-нибудь ее обойти: не идти же по пустой дорожке!

— А вход только один, — в голосе полицейского чувствуется подвох.

— И где он? — спрашиваю.

Полицейский бровями указывает в сторону дорожки. Иду. Зрители на желтых стульях пристально смотрят на меня: не звезда ли? Нет, не звезда.

Церемония открытия. Леха постит в Facebook фотографии себя на фоне Лещенко и Винокура. У него уже двадцать лайков.

До конца церемонии не досиживаю. Не то чтобы она плохая — просто очень напоминает музыкальные номера из фильма «Шапито-шоу», только недотягивает до него по уровню сумасшествия. Были и шутки вроде: «Зачем нам нужен Ким Ки Дук? У нас есть Федор Бондарчук».

В фойе перед зеркалом стоит девушка в вечернем платье и фотографирует себя на айфон. Принимает новую позу. Фотографируется. Т­еперь с распущенными волосами. В этом есть какое-то идиотское обаяние будущего. Ей не нужны фотографы, не нужны снимки в журнале, не нужна даже публика — она все делает сама. Нужен только «Кинотавр».

— Ванесса, смотри! Ксения! Беги фотографироваться! — вопят какие-то девчонки.

Мы с Лехой идем за Ксенией Собчак с мужем. Дорожка до «Жемчужины» узкая, поэтому, когда на звездную пару налетают фотографы, мы останавливаемся, чтобы не наступить на крутое платье Ксении, которое волочится за ней по асфальту.

День второй

На улице идет град, в кинозале — мастер-класс Говорухина. Устроители фестиваля придумали показывать молодым участникам первые фильмы мэтров советско-российского кинематографа, а после — общаться. Круто. Проблема коммуникации поколений здесь ощущается каждую секунду. Конечно, за время мастер-класса у Говорухина ничему не н­аучишься. З­ато поймешь, что он вполне адекватно оценивает себя в современной кинематографической иерархии. Ни за кем не гонится: ни за зрителем, ни за кассой, ни за конкурсами. Просто снимает кино, которое кажется ему интересным.

Ложка дегтя — это его менторство по поводу мата на экране. Причем образцово-показа­­тель­­ным блюстителем чистоты русского языка, конечно же, называется Пушкин. Ну да, Пушкин не матерился в отдельно взятой «­Капитанской дочке», но в полном собрании сочинений было дело, и не раз. 

После мастер-класса делаем небольшой перерыв на коньяк и отправляемся на конкурс короткого метра. Сидим, смотрим конкурентов. Рядом со мной бабушка с внучкой лет десяти.

— Интересно, у нас тоже будут дети на показе? — спрашиваю я Леху. — У нас там сиськи и мат.

— Не знаю, я вроде ставил «восемнадцать плюс» на него.

Внучка что-то шепчет бабушке.

— Будет кто-нибудь обижать — ткни мне на него пальцем, — сурово отвечает бабуля.

Выясняется, что в Сочи погода такая же, как в Каннах. Так что мы в тренде. Об этом рассказывает Ирина Любарская, куратор короткого метра. В связи с развитием технологий в этом году на конкурсе аншлаг. В шорт-лист попали двадцать фильмов из трехсот.

— Если бы надо было определить программу одним словом, — говорит Любарская, — я назвала бы ее странной. Моей задачей в этом году было уйти как можно дальше от  середины, от неотличимости одной работы от другой.

Один из участников, создатель фильма «Т­уфельки» Константин Фам, рассказал со сцены, что часть его семьи погибла в холокосте, а другая — во Вьетнаме. Снимал в двадцать смен с двадцатью продюсерами. В рамках самого настоящего международного копродакшена. Нам с Лехой стало как-то неловко. Мы снимали просто ради удовольствия.

На экране фильм про девушку, которая увлекается лошадьми, а в реальной жизни у нее ничего не клеится. На мой вкус, нудно.

— Понравился? — спрашивает бабуля внучку.

— Прикольно, — отвечает та. — Баб, давай три фильма посмотрим и уйдем?

— Что? — переспрашивает бабушка.

— Два. Два фильма — и уйдем?

Следующий фильм — F5, режиссер Тимофей Жалнин. Две челябинские танцовщицы из ночного клуба попадают на хореографический фестиваль в Питер и пытаются наконец показать, что они способны на настоящее искусство. Поначалу зритель их работу воспринимает вяло, и одна убеждает другую, что нужно показать что-нибудь из их ночной программы. Фильм любопытный, но местами н­астолько пошлый в своей наивности, что мы вычеркиваем его из конкурентов и определяем как «Челябинский черный лебедь».

«Туфельки» оказались затянутой историей про любовь на фоне холокоста, снятой без лиц. Одни только ноги в обуви. На первой минуте это было мило, но потом стало напоминать навязчивую рекламу.

«Лучше, чем в провинции» Марии Барсуковой — один вечер из жизни провинциальной девушки в Москве. Вот тут мы начали переживать. Было в фильме что-то настоящее. Мы с Лехой решили, что Хлебникову он понравится.

После показа на Бориса Хлебникова набрасывается разъяренная зрительница.

— Что это?! — кричит она.

— Кино, — Хлебников смущенно улыбается.

— Разве это кино?! — зрительница обращается ко всему залу. — Кому-нибудь это понравилось?

— Боже, кто это? — спрашивает меня девушка, сидевшая рядом.

— Зритель, — говорю я.

— Зритель? Кто ее сюда пустил?

Курим у входа. К нам подлетает Таня — она следит за тем, чтобы конкурсанты посещали мастер-классы.

— Наверх! — командует она. — Там сейчас лекция Марголита.

— Идем-идем, — говорит Леха.

— Молодцы! Только давайте быстрее, а то там никого нет.

— А кто такой Марголит? — тихо спрашиваю я Леху.

— Критик.

Слушаем, как, по версии Евгения Марголита и историка кино Марианны Киреевой, появляются в нашей стране кинохиты. Под «нашей страной» понимаются и СССР, и Россия. Марголит говорит о спонтанности кино. Общий смысл его выступления такой: предугадать успех у зрителя в нашей стране невозможно, но во всех хитах главный герой был авантюристом. Одним из первых народных хитов был «Ленин в Октябре», последним — «Брат».

— Лех, этот Марголит, конечно, умный чувак, но почему все преподносится как невиданное открытие? — раздраженно шепчу я Лехе на ухо. — Аристотель писал то же самое о Гомере: о его авантюрном герое и обо всей этой хрени.

— Бессмысленный разговор, — соглашается Леха. — Просто критики получают удовольствие от всего этого.

Наконец кто-то из слушателей задает правильный вопрос:

— Так почему сейчас нет этого авантюрного героя?

Вот не знаю я, как относиться к ответу Марголита. Я понимаю, что он без ума от «Ленина в Октябре» и других прекрасных фильмов советской эпохи. Но мир не ограничивается его интересами и его кругом интеллектуального общения.

— Время не то, — говорит Марголит. — Это время нужно переждать. Это называется вневременье.

Больше всего в этой программе короткого метра меня поразило желание снять кино во что бы то ни стало. Почти каждый фильм — это умри, но сними. Как можно советовать ждать тем, кто постоянно боится не успеть?

Вечер. За окном моего отеля «Престиж» надрываются жабы. По телику идет «Парк Юрского периода». Как же стать Спилбергом?

День третий

На экране солдат уговаривает белокурого мальчика уехать с линии фронта и поступить в Суворовское училище.

— А ты в Тростенце был? — спрашивает белокурый мальчик с экрана.

— Что? — отвечает солдат.

— В лагере смерти, — уточняет белокурый. — Да за что ты меня агитируешь?!

Это не конкурсная программа. Это «Иваново детство». После лошадей, кусающих упавшие из грузовика яблоки, мы идем пить коньяк. Мимо проплывает Кобзон в зеленых штанах.

Снова конкурсная программа короткого­ ­метра. Фильм Глеба Росса «Холод». У главного героя умерла мать, и он пытается найти утешение в окружающих его женщинах. В главной роли сам Глеб — он добрый, отличный парень. Сразу скажу, что он не победил, но женщины его утешали. В следующем фильме — «Норма жизни» Евгения Бяло — у главного героя умирает отец, но он не может ничего почувствовать. А в конце чувствует. Хорошая работа, только сильно затянуто начало.

— Девушка, а покажите, пожалуйста, свой живот, — негр на экране обращается с водительского сиденья к девушке.

Девушка улыбается в ответ. Это «Алмазная кожура» Алексея Смирнова. Талантливая чепуха о странных желаниях. В фильме нет внятной истории, но он странным образом поднимает настроение. Я отдаю ему приз своей зрительской симпатии.

На экране подростки стоят у подъезда перед домофоном:

— Мы проверяем качество работы домофона. Скажите «раз», — просят пацаны.

— Раз, — отвечает голос девушки из домофона.

— Скажите «два».

— Два.

— Скажите «три».

— Три.

— Мы вас нае…ли! — довольные пацаны убегают.

Случилось страшное — «Собачий кайф» Ивана Твердовского. Мы с Лехой поняли, что пора уезжать. Фильм построен на идиотских подростковых играх. Самая главная — собачий кайф. Нужно долго дышать, как собака, а потом перетянуть горло ремнем или жгутом, и тогда словишь кайф. На этом фоне рассказывается псевдодокументальная история любви школьника к девушке, которая старше его. В самом финале Иван переиграл в док: зачем-то написал, что, по статистике, за последние десять лет от игр с удушением в мире погибло больше тысячи подростков. Такую историю любви испортил…

«Измена» Григория Добрыгина — про парня, который влюбился в свою руку. Отмечаю для себя как хипстерский анекдот. Зрители смеются.

На мастер-классе Анны Качкаевой, декана факультета медиакоммуникаций Высшей школы экономики, мы узнаем, что в мире появился интернет. Наши дети делают уроки с наушниками в ушах и айфонами в руках, мыслят проектами и полностью отвергают менторство. Как выжить в этом страшном мире? Ответ: создавать контент из хороших историй и встраивать его в новые платформы. Я бы этот рецепт чуть сократил: создавать хороший контент и не париться.

День четвертый

Это тот самый день, когда за нами сидят Роднянский с Бондарчуком и в зал входит Иосиф Кобзон.

— Пусть они попробуют собрать кассу без поддержки «Первого», — говорит Роднянский Бондарчуку.

Федор соглашается.

— Прикинь, — шепчет мне на ухо Леха,— они реально об этом разговаривают.

На экране «Холивар» сестер-близняшек Н­осик. Две официантки бьются за право п­оехать в Голландию — такая вот «святая в­ойна». Вроде зрители смеются. На третий день просмотра я уже не понимаю, что хорошо, а что нет.

— Лех, — говорю, — может, так и надо? Народу нравится.

— Да иди ты! — возмущается Леха. — Ты лох, если тебе это нравится.

— При чем тут я? Люди смеются.

— Как при чем? Мы такое никогда снимать не будем!

Наш разговор один в один повторяет диалог челябинских танцовщиц из фильма F5. Раздается рингтон кремлевских курантов. На звонок хорошо поставленным голосом о­твечает Иосиф Кобзон.

— Алло! Да, Слав, — голос Кобзона круче, чем технология dolby. — Короткие метры! Короткие метры!

— Я его обожаю, — шепчет сзади Бондарчук Роднянскому.

Главное, чтобы ему не позвонили на нашем фильме. На экране мультяшная история про какую-то девочку-зайку. После Кобзона мы потеряли нить повествования. Снова бьют куранты.

— Алло! — вещает Кобзон. — Спасибо. ­Взаимно.

Бондарчук с Роднянским ржут. Я вдруг ловлю себя на мысли, что вот этот дедушка И­осиф Кобзон приперся смотреть мой фильм. Он мог пойти на море или в ресторан либо просто спать в номере. Но нет. Надел зеленые штаны и пошел смотреть первые работы н­икому не известных ребят и девчат. Я бы никогда в жизни не пошел на его концерт, даже бесплатно. А он на мой фильм пришел. На секунду мне даже показалось, что благодаря Кобзону вот-вот откроется тайна мироздания и связи времен. Но ничего не открылось.

Пьем дешевый коньяк. Наш фильм приняли ровно. Это самое ужасное.

— Лех, ну это же стыдно будет, если выиграет какой-нибудь «Холливар», — говорю я.

— А если наш выиграет, стыдно не будет?

— А тебе?

— Я здесь только за свои интересы, — Леха опрокидывает в себя остатки алкоголя. — И за твои.

Лехе звонит жена.

— Да не знаю пока, сидим тут с Андрюхой, пьем. Я по вам скучаю, скоро приеду. Как там Коля? — Это Лехин сын, он родился как раз тогда, когда мы снимали кино. — А что там черепаха? Ну как что? Она там срет, ест?

Леша попрощался с женой и пошел вздремнуть перед церемонией награждения, а я — на фильм «Интимные места». Первые слова в фильме принадлежат фотохудожнику Ивану: «Я снимаю х…и и пё…ы — или пи…ы? Я не знаю, как правильно». Говорухину бы т­акое не понравилось. А я страшно завидовал авторам. Во время показа дважды отключалось электричество. В полной темноте выходил работник кинотеатра и объявлял:

— Уважаемые зрители, к сожалению, в Зеленом театре отключили электричество. Возможно, тянут к лыжному трамплину.

И все ждали. И никто не уходил. Во второй раз кто-то спросил:

— А на Олимпиаде такого не будет?

А потом еще кто-то:

— А Олимпиада будет?

Победили три фильма. «Измена» — хипстерский анекдот про руку. «Норма жизни» — тот, в котором у парня умер отец. И главный приз — F5. Участники остались в недоумении по поводу F5, так как все сошлись на том, что он несколько наивен. Основные ставки делались на «Собачий кайф».

Конкурс закончился так: в какой-то момент группа молодых режиссеров устала недоумевать по поводу победившего фильма. Девочка Катя сказала, что спросила у Роднянского: «Почему F5?» А он отправил ее за ответом к Хлебникову. И мы пошли.

— Вообще мы не должны объяснять участникам, почему они не победили, — улыбается Хлебников. — Но давайте скажу.

— Скажите, почему F5?

— Там хорошо выстроена драматургическая история, в которой ведомый становится ведущим, — отвечает Хлебников.

— Он не кажется вам наивным и пошлым?

— А разве это плохо? Я сам ужасно боюсь быть пошлым. Но в том, чтобы этого не бояться, и есть искренность. Поэтому он лучший.

В прошлом году на коротком метре была красивая история. Режиссер Филипп Юрьев не победил в конкурсе. Ему вручили диплом участника. Он взял камеру и позвонил своему отцу, который живет в Америке и с которым они не виделись пятнадцать лет. Отец говорил ему подбадривающие слова — Филипп все это снимал на камеру. А отключив телефон, швырнул свой диплом с балкона. Спустя ка­­кое-то время его фильм победил на «Санденсе». Наш фильм Хлебников назвал «очень остроумным», но дальше анекдота мы не прыгнули. И он прав. Поэтому свой д­иплом мы оставили себе. Все по-честному.

Анализ репортажа

Предмет: просмотр короткометражного кино во время фестиваля «Кинотавр». Субъектно-личностное восприятие события, автор репортажа является сценаристом одного из фильмов-участников.

Функция: оперативно и эмоционально рассказать о конкурсе короткометражек на «Кинотавре», отразить динамику события, отражая только основные действия (1 – приезд репортёра; 2 – мастер-класс Говорухина; 3 – просмотр фильмов в зале, выражение своего мнения по поводу картин-конкурсантов; 4 – подведение итогов конкурса).

Масштаб охвата действительности: Конкурс короткометражек на фестивале «Кинотавр» в Сочи летом 2013 года (июнь). Выходит за рамки события по времени – рассказ о ситуации в прошлом году с участником, который не победил – и по месту – упоминается Москва, дорога до Адлера.

Создание эффекта присутствия: описание места события (в центре Сочи пробка; синяя дорожка, огороженная турникетами и желтые стулья со зрителями; на улице идет град) и участников события (девушка в вечернем платье, которая фотографирует себя на айфон; Собчак в длинном платье; бабушка с внучкой; Кобзон в зеленых штанах, Бондарчук с Роднянским), детали (пустая дорожка, полицейский бровями указывает в сторону дорожки; фотографии себя на фоне Лещенко и Винокура на Facebook; платье Собчак, которое волочится по асфальту; в Сочи погода такая же, как в Каннах; хорошо поставленный голос Кобзона), прямая речь участников события (общение репортера с другом-режиссёром Лёхой; возмущения зрительницы; диалог бабушки и внучки; ), цитаты из короткометражек, звукопись (внучка шепчет бабушке; кричит она; за окном надрываются жабы; зрители смеются; рингтон кремлевских курантов).

Авторская оценка, уровень выводов и обобщений: уровень выводов и обобщений высокий, присутствует авторская оценка, которые выражены в отборе фактов, использовании деталей. А также в выражении своего авторского мнения: «гонять поезд туда-сюда каждые полчаса здесь невыгодно, но почему эти экономические проблемы должны становиться моими»; про иностранца на Олимпиаде-2014 - «Этот отчаянный человек обречен блуждать, теряться, не понимая, на какой остановке ему выйти, где обменять свои евро, где их снять и что ему есть, если он уже не может видеть шашлык»; «очень напоминает музыкальные номера из фильма «Шапито-шоу», только недотягивает до него по уровню сумасшествия»; «В этом есть какое-то идиотское обаяние будущего»; «Проблема коммуникации поколений здесь ощущается каждую секунду»; «фильм про девушку, которая увлекается лошадьми, а в реальной жизни у нее ничего не клеится. На мой вкус, нудно»; про фильм F5 – «вычеркиваем его из конкурентов и определяем как «Челябинский черный лебедь»; «На первой минуте это было мило, но потом стало напоминать навязчивую рекламу»; «меня поразило желание снять кино во что бы то ни стало»; «В самом финале Иван переиграл в док»; «голос Кобзона круче, чем технология dolby»; «Я бы этот рецепт чуть сократил»; отношение к Кобзону; «группа молодых режиссеров устала недоумевать по поводу победившего фильма»; «он прав»; «общий смысл его выступления такой»).

Способ познания действительности: наблюдение, интервью (например, с Хлебниковым), сравнение (голливудский фильм «Чёрный лебедь» и фильм-конкурсант «F5»; тезис Марголита про успех героев-авантюристов с мнением Аристотеля о Гомере; реакция на проигрыш картины репортёра и участника прошлого года).

Стилистические особенности: Кроме общеупотребительной лексики использованы слова с яркой эмоциональной окраской, которые выражают мнение журналиста (проплывает = проходит; идиотских; ржут; приперся) или передают прямую речь участников события (Прикольно; чувак; хрень и нецензурная лексика). Несколько слов, непонятных очень широкому кругу читателей (постить, лайк, менторство, шорт-лист, копродакшен, хипстерский). Материал разделён на главки.