Министерство образования Республики Беларусь

Учреждение образования

Белорусский Государственный Университет Транспорта

Кафедра “Философии, истории и политологии”

СУРС

по предмету

ВОВ советского народа на тему «Вывоз населения на принудительные работы в Германию. Остербайтеры.»

Выполнил Проверил

студент группы УД-11 преподаватель

Цалко М. С. Ярмольчик Т. М.

Гомель 2005

Содержание

1. Введение…………………………………………………3

2. Вывоз населения на принудительные работы в Германию. Остербайтеры………………………….4-25

3. Заключение……………………………………………..26

4. Литература……………………………………………..27

Введение

Вывоз населения на принудительные работы в Германию имело большое значение. Стремясь обеспечить военную экономику третьей империи рабочей силой, правители Германии пытались создать среди иностранных рабочих устойчивую коллаборационистскую прослойку, послушную нацизму. Для фашистов рабочие были не людьми, а средством прибыли. К узникам были применены жесточайшие меры эксплуатации. Эксплуатация советских военнопленных и угнанных на работу в Германию «восточных рабочих» была безгранична. Законы, регулирующие труд в рабочие дни, праздники, ночное время и т. д. на них не распространялись. Подвергая советских людей неслыханным унижениям и массовому физическому уничтожению, гитлеровские палачи стремились затоптать в грязь их честь и достоинство, воспитанные социалистическим строем. Но моральные силы советских патриотов оказались столь велики, что даже изощренные надругательства гиммлеровских изуверов не смогли сломить их воли к победе за свободу.

Гитлеровская Германия была настоящим невольничьим государ­ством. Примерно каждый четвертый взрослый человек в ней был иностранцем, взятым в плен или вывезенным из родной страны с помощью обмана и насилия. Порабощение нацистской Германией других государств и народов явилось одним из следствий политики попустительства фашистской агрессии, ко­торая проводилась в предвоенные годы реакционными кругами США, Англии и Франции. Политика «канализации» германского милитаризма на Восток не только создала благоприятные усло­вия для нападения гитлеровской армии на миролюбивые наро­ды, но и в немалой степени обеспечила ей такие военные преимущества, которые привели к захвату большого числа плен­ных, а также значительных и густонаселенных территорий и стран.

Из одной только Польши в Германию было вывезено 2 млн. человек[17,т.III,стр.636], из Чехословакии — 750 тыс.[17,стр.100], из Голландии — около 550 тыс.[20,стр.182] Уступая требованиям своего более сильного партне­ра по фашистскому блоку, Муссолини направил на работу в Германию многие сотни тысяч молодых итальянцев. А преста­релый изменник Франции Петэн согласился поставить Гитлеру практически неограниченное число соотечественников взамен французских военнопленных, ставших «нерентабельными». Пос­ле этого правительство фашистского рейха окончательно стало хозяином людских резервов поруганной Франции. На прину­дительных работах в шахтах Силезии и на подземных воен­ных заводах Баварии гнули спину рыбаки Далмации и сту­денты Льежа, ткачи Руана и виноделы Кефалонии.

Положение советских людей в Германии коренным образом отличалось от обычной судьбы военнопленных и перемещенных лиц. Вследствие неблагоприятного для СССР развития военных событий в начальный период войны число попавших в плен и уг­нанных было особенно большим, а их положение по своему драматизму беспрецедентным.

В одном только 1942 г. из оккупированных нацистами райо­нов Советского Союза в Германию насильственно вывезли около 2 млн. мужчин и женщин[6,т.I,стр.366]. Установить же общее число уг­нанных в Германию советских граждан очень трудно. Гитле­ровская статистика, умалчивая о их массовой гибели в лагерях третьего рейха, указывает только фактическое наличие «восточ­ных рабочих» на определенную отчетную дату. Ссылаясь на данные этой статистики, английский историк второй мировой войны А. Даллин отмечает, что до 30 июня 1944 г. из окку­пированных районов СССР в Германию было отправлено 2 792 669 советских граждан[5,р.452] . Не говоря уже о том, что А. Дал­лин сознательно не принимает в расчет угнанных в Германию литовцев, латышей, эстонцев, жителей Западной Украины и За­падной Белоруссии, приведенные им цифры бесспорно не отра­жают действительного положения[17,т.I,cтр.126].

Широкое использование принудительного труда по замыслу гитлеровцев было призвано не только обеспечить немецким кон­цернам извлечение высоких прибылей, немыслимых в условиях мирного развития, но и явиться одним из важных средств в борьбе германского империализма за мировое господство.

Согласно данным нацистского имперского статистического управления, на конец мая 1944 г. в военной экономике Гер­мании было занято свыше 7 млн. иностранных рабочих и воен­нопленных[21,стр.65].

Но властители концернов третьего рейха не желали доволь­ствоваться этим. 4 января 1944 г. в ставке Гитлера было ре­шено увеличить армию невольников в течение года на 4 млн. человек[18,т.V,стр.510].

Можно предположить, что в интересах обеспечения герман­ской военной экономики иностранной рабочей силой гитлеровские оккупационные власти всего за годы второй мировой войны «отправили для рабского труда в Германию примерно 14 млн. человек» [26,s.942].

Фашистские правители третьего рейха возвели массовое при­менение рабского труда в государственную систему. Они создали огромное наделенное чрезвычайными полномочиями ведомство, на которое была возложена обязанность насильственно мобили-зовывать трудоспособное население в оккупированных странах, угонять его в Германию, а затем централизованно распределять для принудительного труда в промышленности, сельском хозяй­стве и на транспорте.

Специальным приказом Гитлера главой этого ведомства 21 марта 1942 г. был назначен один из главарей фашистского государства обергруппенфюрер СС Заукель. Генеральный упол^ номоченный по использованию рабочей силы подготовил особый план, по которому значительная часть иностранных рабочих должна была остаться на территории Германии и после окон­чания войны. Государственная система широкого применения рабского труда в немецкой военной экономике была разрабо­тана и осуществлена по заказу крупнейших германских моно­полий. Пушечные и химические концерны Геринга и Шмитца, Круппа и Флика, Клёкнера и Фёглера были главными потре­бителями белых рабов. На предприятиях «ИГ Фарбениндустри» в Леверкузене, на заводах этого концерна «Лейнаверке» и «Бу-наверке» в Мерзебурге, в рудниках Рура и на сталелитейных предприятиях Эссена круглые сутки до изнеможения работали сотни тысяч невольников фашизма. По данным западногерман­ского института экономических исследований, военнопленные и иностранные рабочие на 31 мая 1942 г. составляли от всех занятых в производстве строительных материалов 26%, на строи­тельных работах — 47% и в горнодобывающей промышленно­сти — около 60% [7,стр.220-223].

8 июля 1943 г. верховное командование немецких воору­женных сил разработало специальную директиву по вопросу о рабочей силе для горной промышленности. В этом докумен­те «указывается на распоряжение Гитлера передать 300 тыс. русских военнопленных в угольную промышленность»[1,т.V, стр.509-510], а так­же подчеркивается, что «все военнопленные, взятые на Востоке после 5 июля 1943 г., должны быть переданы лагерям ОКБ и оттуда непосредственно или в порядке обмена через других потребителей рабочей силы — генеральному уполномоченному по рабочей силе для использования в угольной промышленности» [1,т.V,стр.510].

С захватом новых территорий немецко-фашистской армией в руки германских концернов попадали все новые миллионы иностранных рабочих. И чем дешевле была эта рабочая сила, тем больше становились прибыли военных преступников третье­го рейха. Магнаты немецкой промышленности во все возраста­ющих размерах переводили свои предприятия на использование иностранной рабочей силы. Одержимые безумной идеей миро­вого господства, фашистские правители Германии и стоящие за ними концерны стали на путь соединения .рабства с высокоразвитым машинным производством 40-х годов XX века. Они с самого начала придали своей захватнической войне так­же и характер беспримерного разбойничьего похода за неволь­никами.

Военно-химический концерн «ИГ Фрабениндустри» в одном лишь 1944 г. использовал на своих предприятих свыше 85 тыс. иностранных рабочих. К весне 1945 г. число их достигло 102 тыс. [16,s.801] На одном из крупнейших предприятий концерна — заводе «Лейнаверке» — было создано 54 лагеря иностранных рабочих, в которых содержалось около 10 тыс. человек[15] Же­лая скрыть от мировой общественности чудовищные преступле­ния, совершенные владельцами «ИГ Фарбен» в отношении ино­странных невольников, член директората «Лейнаверке» Герольд вместе со своими подручными накануне прихода союзных войск в Мерзебург поспешно сжег в 24-м корпусе завода все доку­менты и материалы, характеризовавшие положение занятых на «Лейнаверке» иностранных рабочих и военнопленных[15,s.801-802]. Однако и на основании сохранившихся документов можно составить достаточно полное представление об этой стороне деятельности магнатов германского монополистического капитала. 10 июля 1943 т. крупнейший акционер «ИГ Фарбен», руководитель завода «Лейнаверке» Христиан Шнейдер подписал директиву, в кото­рой говорилось: «Высшим принципом по-прежнему является из­влечение максимальной производительности из военнопленных с Востока и всех восточных рабочих. Этих людей следует кор­мить и содержать таким образом, так с ними обращаться, чтобы при минимальных расходах они давали максимальную производительность»[15,s.817-818].Эта директива распространялась на все предприятия концерна[15,s.818].

О режиме, созданном в лагерях подневольного труда «ИГ Фарбен», свидетельствует участник голландского движения Соп­ротивления Христиан Велгемед, привезенный на принудитель­ные работы в Германию. 14 сентября 1944 г. он вместе с 500 заключенными был привезен в лагерь принудительного труда Цешен, подчиненный дирекции «Лейнаверке». Спустя 3 месяца из 500 узников лагеря в живых было только 50 человек. Всего за время работы на «Лейнаверке» Велгемед сталкивался с ты­сячей голландских рабочих, занятых на заводе. На родину, по его свидетельству, вернулось из них только 24 человека.

Об условиях, в которых находились в Германии советские люди, говорят многие документы нацистских правительственных инстанций и учреждений. 20 февраля 1942 г. Гиммлер подпи­сал секретный приказ, адресованный службе безопасности и полиции безопасности, в котором говорилось: «В соответствии с тем, что рабочие, вывезенные с собственно советско-русских территорий, находятся на том же положении, что и военноплен­ные, строжайшая дисциплина должна поддерживаться как на местах жительства, так и на месте работы. Борьба против на­рушений дисциплины, включая отказ от работы и бездельни­чанье, будет вестись исключительно государственной тайной полицией... С целью сломить активное сопротивление охране бу­дет разрешено использовать также физическую силу против ра­бочих... В случаях серьезных нарушений, т. е. тогда, когда средства, которыми располагает начальник охраны, недостаточ­ны, должна вмешиваться государственная полиция, используя те средства, которые имеются в ее распоряжении. В таких слу­чаях, как правило, будут применяться только строжайшие ме­ры, как-то: перевод в концлагерь или особая мера... Особая мера заключается в повешении... Розыск скрывшихся рабо­чих из областей собственно Советской России должен произво­диться главным образом путем объявления в германской книге розысков. Затем мероприятия по розыску проводятся местными властями. При поимке бежавшего к нему надо применить осо­бую меру» [1,т.III,стр.694-695].

В развитие этого приказа рейсхфюрер СС и министр юстиции 18 сентября 1942 г. подписали специальную директиву, соглас­но которой дела о евреях, русских, украинцах и поляках не должны были больше рассматриваться обычными судами, а подлежали передаче СС «с тем, чтобы они выматывались ра­ботой до смерти»[ 7,т.Ш,стр.703].

Как уже отмечалось, эксплуатация советских военнопленных и угнанных на работу в Германию «восточных рабочих» была безгранична. Законы, регулирующие труд в рабочие и воскрес­ные дни, праздники, ночное время и т. д. на них не распростра­нялись. В одном из распоряжений директората концерна «ИГ Фарбениндустри» настойчиво напоминалось, что «повы­шения производительности труда военнопленных можно добить­ся сокращением нормы выдачи продовольствия... а также нака­заниями, осуществляемыми армейскими инстанциями. Если кто-либо из восточных рабочих начнет снижать производительность труда, то к нему будет применена сила и даже оружие» .

На Нюрнбергском процессе главных немецких военных прес­тупников фигурировал меморандум, подготовленный для дирек­тора паровозостроительного завода Круппа в Эссене Хупе. До­кумент датирован 14 марта 1942 г. В нем отмечается следую­щее: «В течение последних нескольких дней мы установили, что количество пищи, которую получают русские, столь незна­чительно, что люди с каждым днем все более слабеют. Все исследования показали, что некоторые русские даже не могут взять в руки кусок металла для того, чтобы положить его на станок. Такие же условия существуют во всех других местах, где работают русские рабочие»[7,т.III,стр.684].

Еще более детально описана обстановка, в которой находи­лись советские люди на предприятиях Круппа, в показаниях старшего врача эссенских лагерей для иностранных рабочих доктора Вильгельма Егера. «Лагеря,— заявил Егер,— были ок­ружены колючей проволокой и тщательно охранялись. Условия во всех этих лагерях были ужасны. Эти лагеря были перепол­нены. В некоторых лагерях было в два раза больше людей, чем допускали жилищные условия. На Кремерплатц люди спали на трехэтажных нарах... Рацион для восточных рабочих был совершенно недостаточным. Они получали на тысячу калорий меньше, чем составлял минимум для каждого немца.

Там, где немецкие рабочие, занятые на тяжелой работе, получали пять тысяч калорий в день, восточные рабочие полу­чали только две тысячи калорий. Они получали пищу только дважды в день. Один раз давался водянистый суп. Я не уве­рен, что рабочие с Востока получали даже тот минимум, ко­торый был установлен для них...

Процент больных среди восточных рабочих был вдвое боль­ше, чем среди немецких рабочих. Особенно широко среди них был распространен туберкулез. Количество больных туберку­лезом было в четыре раза больше, чем это бывает обычно... Они умирали, как мухи: из-за плохих жилищных условий, из-за плохого и малого количества пищи, из-за переутомления, из-за того, что они не могли достаточно отдыхать. У этих ра­бочих очень часто встречалось заболевание сыпным тифом. Вши— распространители тифа, клопы и другие насекомые терзали оби­тателей лагерей. В результате этих антисанитарных условий почти все рабочие страдали кожными заболеваниями...»[7,т.III,стр.685-686]

Еще в октябре 1941 г. близ «Лейнаверке» для «восточных рабочих» был создан лагерь Шпергау. В марте 1942 г. этот лагерь был преобразован в «рабочий исправительный лагерь Шпергау». В нем соорудили виселицу. Он практически очень немногим отличался от гиммлеровских концентрационных лаге­рей. По приказу одного из руководителей концерна «ИГ Фар-бен» оберштурмфюрера СС Бютефиша на казнь отказавшихся работать выводили все 6 тыс. узников Шпергау[16,s.812,815]. В марте 1942 г. директорат концерна Круппа издал специальное рас­поряжение о том, что «с русскими гражданскими рабочими сле­дует обращаться как с военнопленными» [s.157], а спустя несколько месяцев в Эссене возник «рабочий исправительный лагерь Де-хеншуле»[15,s.173]. Этот застенок был копией «исправительного лаге­ря Шпергау». Так воротилы крупнейших концернов Германии распространяли чудовищную систему гиммлеровских концентра­ционных лагерей на военную экономику третьей империи. Их опыт был вскоре возведен до уровня государственной политики. 30 апреля 1942 г. начальник главного экономического уп­равления СС обергруппенфюрер Поль писал Гиммлеру, что при содержании противников фашистского режима в концлагерях особое значение приобретает использование их в качестве ра­бочей силы, необходимой для увеличения производства воору­жения [24,s.406]. О том, что эта точка зрения активно претворялась на практике, свидетельствуют следующие цифры: на 31 марта 1944 г. на территории третьей империи насчитывалось 20 конц­лагерей и 65 внешних концлагерных рабочих команд, находив­шихся непосредственно при промышленных предприятиях и об­служивавших их. К концу того же 1944 г. в связи с утратой третьей империей значительных территорий в ее пределах ос­тавалось только 13 концлагерей, но зато число внешних конц­лагерных рабочих команд возросло более чем в 8 раз; их стало свыше 500 [13,s.38]. «ИГ Фарбен» приступил к сооружению своего чет­вертого завода по производству буны непосредственно в Освенцимском концентрационном лагере. По специальному соглашению представителя директората «ИГ Фарбен» Бютефиша с Гиммлером последний представил в распоряжение химического концерна дополнительно 10 тыс. заключенных из Освенцима.

В результате соглашения между Бютефишем и Гиммлером в маленькой польской деревушке Моновиц, расположенной в 8 километрах от Освенцима, в 1944 г. возник собственный кон­центрационный лагерь концерна «ИГ Фарбен», в котором со­держалось 11 тыс. заключенных. Вскоре вокруг него было соз­дано 32 вспомогательных лагеря, в которых находилось не менее 35 тыс. человек.

Узники «ИГ Фарбен» подвергались бесчеловечной эксплу­атации. Сроки их пребывания в Моновицком лагере и его фи­лиалах были непродолжительны. Как только они оказывались не в состоянии выполнять установленные «нормы» выработки, их отправляли на смерть в газовые камеры Освенцима, чтобы освободившиеся места могли занять новые тысячи иностранных рабочих. По подсчетам немецкого экономического института (ГДР), в одном только Моновицком концлагере «ИГ Фарбен» замучил не менее 400 тыс. человек[24,s.423].

От магнатов «ИГ Фарбен» не отставал Крупп фон Болен унд Гальбах. Столица концерна Круппа — Эссен — была превраще­на в крупнейший невольничий центр гитлеровской Германии. Богатства концерна росли на страданиях, слезах и крови мил­лионов людей. В 1943 г. в трудовых лагерях Круппа находи­лось 39 245 иностранных рабочих и 11 243 военнопленных. В сен­тябре 1944 г. число их возросло соответственно до 54 990 и 18 902[17,т.V,стр.489].

Даже массовое уничтожение заключенных в Освенциме, Бу-хенвальде, Майданеке, Заксенхаузене, Дахау, Равенсбрюке, Ма-утхаузене и других лагерях смерти властители германского мо­нополистического капитала превратили в источник беспримерной наживы. Один из директоров «ИГ Фарбен» Тер Меер показал на судебном процессе, что в Освенциме был создан специаль­ный химический завод, сырьем для которого являлись узники концлагеря, истощенные от голода и непосильного труда[1,стр.217].

Концерн Сименса поставлял всем гиммлеровским лагерям уничтожения оборудование для крематориев и газовых камер. В одном только Освенциме концерн создал 4 гигантских комби­ната для уничтожения людей. На территории женского концла­геря Равенсбрюк руководители концерна Бенкерт и фон Витц-лебен организовали свой собственный концентрационный ла­герь, в котором содержалось около 3 тыс. иностранных заключенных — женщин.

Представители германского монополистического капитала, претворяя в жизнь чудовищный девиз Адольфа Гитлера — «пре-ступления сплачивают сильнее, чем идеализм»,— создали не­слыханную в истории цивилизации отрасль промышленности, которая играла важную роль в военной экономике третьей им­перии.

Изуверская расистская доктрина гитлеровцев, отводившая немцам роль «расы господ», была направлена против славян­ских, романских, англосаксонских и других народов. Однако наиболее чудовищно осуществлялась она в отношении славян­ских народов и евреев. Фашистская политика и практика в пол­ной мере распространялись и на миллионы заключенных — сы­нов и дочерей этих народов, согнанных нацистами на каторж­ные работы.

Правители третьего рейха проводили строгую дифференциа­цию среди заключенных в зависимости от их классовой и на­циональной принадлежности. Простые люди Франции и Поль­ши, Чехословакии и Англии, Норвегии и Бельгии, Голландии и Югославии, попавшие в гитлеровскую неволю, были обрече­ны на изнуряющий труд и бесконечные страдания. Совершенно иные условия. Были созданы для «привилегированных» пленни­ков Германии.

В пражском дворце Печека, где гиммлеровские палачи пы­тали мужественного и благородного Юлиуса Фучика, в изыс­канно меблированной комнате жил изменник и предатель Че­хословакии Крайна. В мае 1943 г. он вместе с другими «имени­тыми» заключенными был перевезен в концентрационный лагерь Терезин. Начальник этого лагеря Йокл впоследствии показал, что получил приказание подготовить для Крайны отдельную ком­нату с электрическим освещением, постельным бельем, шкафом и двумя хорошими кроватями. Находясь в Терезине, Крайна за­горал, ухаживал за цветами, играл в волейбол. Он получал еже­дневно газеты. Завтрак, обед и ужин ему доставляли из офицер­ской столовой СС, а уголь для отопления приносили заключен­ные из «угольной команды»[3,стр.39].

«Именитые» пленники фашистской Германии играли важную роль в авантюристических планах гитлеровского правительст­ва. Оно рассчитывало с их помощью развернуть диверсионную деятельность в тылу наступавших советских войск, а также расширить и упрочить свои связи с международной реакцией, чтобы расколоть антигитлеровскую коалицию.

Через подобных пленников гитлеровские правители намере­вались установить «взаимопонимание» с определенными круга­ми западных стран и не допустить крушения гитлеровского ре­жима. «Не удивляйтесь, если в один прекрасный день увидите одного из них в министерском кресле»[4,стр.39],— заявил комендан­ту Терезинского концентрационного лагеря начальник пражско­го гестапо оберштурмбанфюрер СС Герке, передавая ему груп­пу «именитых» узников во главе с Крайной.

Положение заключенных из капиталистических стран в ка­кой-то степени регулировалось немецко-фашистскими законами. Но они совершенно не применялись к гражданам СССР.

Гитлеровское правительство и германское верховное коман­дование, осуществляя массовый угон советских людей в фаши­стское рабство, объявляли значительную часть из них «военнопленными»[19,т.1,стр.504]. При этом все советские «гражданские плен­ные» и военнопленные как «опасный элемент» ставились вне закона.

Большинство граждан капиталистических стран, привезен­ных в Германию, имели возможность через Красный Крест и иными путями поддерживать связь с родиной, получать пись­ма, посылки и деньги. Гитлеровское правительство по догово­ренности с англо-американскими и французскими военными вла­стями осуществляло даже периодический обмен военнопленны­ми. Как свидетельствуют донесения службы безопасности, заигрывание фашистских властей с определенной частью аме­риканских и английских военнопленных достигло такой степе­ни, что вызывало недовольство среди немецкого населения. «Наряду с опасностью и страхом, которые вызываются наличием масс иностранцев,— говорится в донесении начальника мюнхен­ской службы безопасности — не последнюю роль играют сообра­жения материального порядка...» Подчеркнув далее, что «во­сточные рабочие находятся в особых условиях», автор доне­сения с беспокойством сообщает, что обеспечение некоторых категорий «военнопленных, которыми занимаются соответствую­щие армейские власти, вызывает непонимание и недовольство. Оно особенно сильно в тех случаях, когда прибывают эшелоны шведского и швейцарского Красного Креста, а также когда, невзирая на транспортные трудности, прибывают санитарные поезда с американскими ранеными, которых... направляют в лазареты. В то же время наших немецких раненых все чаще и чаще в ускоренном порядке выписывают из госпиталей, а затем без шинелей и достаточной провизии в битком набитых вагонах снова направляют к месту назначения.

Подобное отношение... вызывает у многих граждан расту­щее непонимание»[15].

Сравнивая состояние военнопленных различных наций, со­средоточенных к началу 1945 г. в Верхней Баварии, мюнхенская служба безопасности в донесении подчеркивала, что «в возра­стном и физическом отношении, а также с точки зрения сохра­нения военной выправки в наилучшем состоянии находятся прежде всего британские военнопленные» .

Что касается советских военнопленных, то их лишали необ­ходимого продовольствия и почти всякой медицинской помощи, уничтожали и в прифронтовой полосе, и в сборных и тран­зитных лагерях, в шталагах и так называемых лагерных лаза­ретах. В одних только лагерях военнопленных, подчиненных штабу XI (Ганноверского) военного округа, поздней осенью 1941 г. и зимой 1941/1942 г. погибли многие десятки тысяч со­ветских военнопленных, которых там содержали под открытым небом и в крайне антисанитарных условиях.

По свидетельству бывшего заместителя начальника сборного пункта для советских граждан в Гомбурге (Саар) старшего по­литрука А. Н. Комольцева-Пучкова, в одном только Гомбург-ском лазарете шталага ХНБ, находившегося в подчинении шта­ба Висбаденского военного округа, от истощения, болезни и увечий за короткое время погибло 2302 советских военноплен­ных [14,s.37]. Это были узники рабочих команд 1416, 2151, 10687, 26737, 1181, 1700, 1696, 2226, 689 и других, которых заставляли выполнять непосильную работу на заводах Маннгейма и Кай-зерслаутерна, в шахтах Ваттвейлера, Бёквейлера, Бича, Бау-гольдера, Дузенбрюккена, Миттельрейденбаха и иных городов и поселков Баварии, Баварского Пфальца и Саара.

А. Н. Комольцев-Пучков сообщает, что с помощью поль­ского военнопленного доктора Аста, имевшего доступ к карто­теке лагеря и пользовавшегося доверием немецкой лагерной ад­министрации, советским людям удавалось тайно записывать имена тех, кто погиб в лазарете. Эти списки прятали под по­лом в покойницкой [14,s.37].

По явно преуменьшенным данным немецкой военно-медицин­ской статистики, в одних лишь шахтах Верхнесилезского про­мышленного района от туберкулеза погибло 60 тыс. советских военнопленных.

Стремясь избежать ответственности за массовое истребление советских людей, фашистское правительство Германии скры­вало от мировой общественности положение советских военно­пленных. Но, несмотря на это, правда о трагедии, жертвой которой они оказались, вскоре стала известна всему миру.

27 апреля 1942 г. Министерство иностранных дел СССР на­правило йоту всем правительствам, с которыми СССР поддер­живал дипломатические отношения. В ноте указывалось сле­дующее: «Советское правительство продолжает получать досто­верную информацию о положении пленных красноармейцев на оккупированных немцами территориях СССР, а также в глубо­ком германском тылу и в оккупированных Германией европей­ских странах. Эта информация свидетельствует о дальнейшем ухудшении режима для военнопленных красноармейцев, постав­ленных в особенно плохие условия по сравнению с воен­нопленными других стран, о вымирании советских военноплен­ных от голода и болезней, о режиме подлого издевательства и кровавых жестокостей, которые применяются к красноармейцам гитлеровскими властями, давно поправшими самые элементар­ные требования международного права и человеческой мо­рали»[19,т.1,стр.426-426].

В соответствии с официальными правительственными ука­заниями месячный продовольственный рацион советских воен­нопленных в Германии, в сравнении с соответствующим про­довольственным рационом военнопленных из других воевавших против нее стран, выглядел так (в процентах): жиров 42, са­хара 66, хлеба 66, мяса 0 . В действительности же советские люди часто не получали и того, что предписывалось инструк­циями.

Германское правительство грубо растоптало Гаагскую кон­венцию 1907 г. относительно режима военнопленных. Даже польское эмигрантское правительство Сикорского, не скрывав­шее своей антисоветской направленности, вынуждено было в своем меморандуме от 13 февраля 1942 г. заявить, что «обращение с советскими военнопленными представляет, вероятно, самую гнусную страницу немецкого варварства»[19т.1,стр.426].

Глумление над пленными — гражданами России и их безгра­ничная эксплуатация, угон в Германию «восточных рабочих» и создание там лагерей принудительного труда, натравливание узников одних наций на узников других наций широко практи­ковались германскими империалистами еще в годы первой ми­ровой войны. В. И. Ленин, обратившийся в марте 1917 г. к русским военнопленным в Германии и Австро-Венгрии со специальным обращением, озаглавленным «Товарищам, то­мящимся в плену», решительно изобличил перед всем миром военные преступления германских империалистов[11,т.31,стр.65]. В январе 1918 г. в одном из писем Инессе Арманд он сообщал о встре­че в Цюрихе с двумя русскими военнопленными, бежавшими в Швейцарию. Один из них находился «год в немецком пле­ну (вообще там тьма ужасов) в лагере из 27 000 чел. ...» Ра­зоблачая в том же письме подлые методы германских милита­ристов, В. И. Ленин отмечал, что «немцы составляют лагеря по нациям и всеми силами отталкивают их от России...» [11,т.49,стр.377]

В 1920 г., когда на советско-польском фронте был прекращен огонь, около 50 тыс. красноармейцев и командиров Красной Армии в связи с временными военными неудачами Советской России вынуждены были перейти на территорию Германии, что­бы не попасть в плен к белополякам. Характеризуя условия, созданные тогда в немецких лагерях для красноармейцев, А. Норден, основываясь на протоколах заседаний рейхстага, пишет: «Красноармейцев морили голодом, чтобы сделать их более восприимчивыми к пропаганде русских белогвардейцев, которым германское военное министерство предоставило воз­можность проникать в лагеря. Когда интернированные сопро­тивлялись этому, их отделяли от политических комиссаров, что­бы таким образом было легче обработать красноармейцев в контрреволюционном духе. Для охраны белогвардейских агита­торов в бараках разместили немецких полицейских. Во многих лагерях были арестованы члены лагерных комитетов, сопротив­лявшихся незаконным обыскам...

Санитарные условия в лагерях оставляли желать много луч­шего. Число заболевших сыпным тифом в лагере Пархим (Мек-ленбург) с 25 ноября по 20 декабря увеличилось в три раза. Дезинфекционных камер не было, бань не хватало, горячей воды для стирки белья интернированных и для дезинфекции плохо отапливаемых бараков также не было.

Ко всему этому нужно добавить, что целая толпа омерзи­тельных спекулянтов и живодеров обирала интернированных: пользуясь недостатком хлеба и других продуктов питания, спе­кулянты снимали с них последнюю рубашку.

Позорным было уже то обстоятельство, что спустя два года после окончания войны в Германии за решетками и лагерными заборами томились русские пленные. Но в добавок ко всему с этими пленными и солдатами, интернированными в 1920 г., зачастую обращались хуже, чем с преступниками в тюрьме. Их не только не кормили, но в Баварии, например, правитель­ство запретило раздавать пленным советским гражданам про­довольствие и одежду, собранные для них немецким населе­нием...

Советских людей убивали, используя любые лживые пред­логи» [2,стр.375-376].

В годы второй мировой войны германские империалисты «усовершенствовали» свои старые методы обращения с плен­ными гражданами СССР. Теперь практика зверского отношения к советским военнопленным была возведена на уровень госу­дарственной политики. Вовлечение как можно большего числа людей в военные преступления стало для германских империа­листов одним из важнейших средств порабощения немецкого народа. Готовясь к нападению на СССР, гитлеровское военное командование 13 мая 1941 г. за подписью Кейтеля издало так называемый комиссарский приказ, в соответствии с которым все захваченные в плен политработники Красной Армии подле­жали расстрелу. В директиве, разработанной по этому воп­росу в главной ставке Гитлера, говорилось: «Политические ру­ководители в войсках (т. е. в советских войсках.— Е. Б.) не считаются пленными и должны уничтожаться самое позднее в транзитных лагерях. В тыл они не эвакуируются»[17,т.III,стр.24-25].

В июле 1941 г. в Берлине состоялось секретное совещание по вопросу об отношении к советским военнопленным. Началь­ник общего управления верховного командования германских вооруженных сил генерал Рейнеке, которому было подчинено управление по делам военнопленных, потребовал на нем точ­ного и неукоснительного выполнения приказа фюрера о немед­ленном уничтожении военнопленных политработников. «Эту мысль,— заявил он,— надо внедрять в сознание всех офицеров, которые не всегда чувствуют, что живут в национал-социали­стском государстве» [22].

Массовые расстрелы советских военнопленных начались во всех крупных концлагерях Германии поздней осенью 1941 г. Желая как-то скрыть от других узников эти казни, коменданты лагерей прибегали к различным средствам маскировки. В Бу-хенвальде, например, чтобы заглушить ружейные выстрелы, вы­водили на аппельплац всех заключенных лагеря и заставляли их хором петь.

По прибытии в концлагеря обреченные на гибель люди тот час же объявлялись политическим отделом лагеря подлежащи­ми «особому обращению».

Отбор этих первых советских жертв массовых расстрелов производился на основании единых директив главного управле­ния имперской безопасности от 17 июля 1941 г. Ликвидации подлежали прежде всего армейские политработники, евреи, че­кисты, партийные работники, сотрудники советских государ­ственных органов. Их разыскивали среди всех советских воен­нопленных. Для этого в лагерях устраивались многочисленные проверки и нескончаемые «селекции». Их проводили под пред­логом «очистки от подозрительных элементов».

Для розыска партийных работников, комиссаров и политру­ков во все транзитные и основные, лагеря военнопленных — дулаги и шталаги — были направлены агенты контрразведки и гестапо. Сохранился секретный доклад двух таких гестаповских агентов, действовавших в Дрезденском шталаге IVE и в его фи­лиалах: в Альтенбурге, Галле, Лютцене, Мерзебурге, Наундор-фе и Вейсенфельсе. В нем отмечается, что гестаповцы действо­вали на основании директив и распоряжений, изданных «по сог­ласованию с верховным командованием вооруженных сил» . Для подготовки к уничтожению советских военнопленных в Заксен-хаузен вызвали комендантов всех основных концлагерей Гер­мании. Группенфюрер СС Эйке ознакомил их с устройством специальных приспособлений для массовой казни людей . За время «акции», которая продолжалась в течение нескольких недель, в Заксенхаузене было расстреляно 18 тыс. человек, в Ос­венциме (Ауштвице) — 8320, в Бухенвальде — около 7200 и в Маутхаузене — 3135 человек. Имен большинства погибших тогда мы не знаем, так как в концлагерях этих людей часто даже не регистрировали.

4 октября 1943 г. Гиммлер на совещании руководства СС в Познани заявил, что советские военнопленные, особенно в 1941 г., «десятками и сотнями тысяч умирали от голода и исто­щения»[1,т.VII,стр.103] и что немедленное еще более массовое уничтожение находящихся в третьей империи советских людей откладывалось только из-за нехватки в стране рабочей силы . Согласно данным правительства ГДР, до мая 1944 г. в гитлеровском рейхе погиб­ло более 7 млн. иностранных рабочих и военнопленных.

Истребление непосильным трудом и голодом миллионов воен­нопленных и «восточных рабочих» было главным, но все же не единственным средством подавления сопротивления иност­ранных узников фашистского рейха. Стремясь обеспечить военную экономику третьей империи рабочей силой, правители Германии пытались создать среди иностранных рабочих устойчивую коллаборационистскую про­слойку, послушную нацизму. Именно этой цели был, в частности, подчинен так называемый съезд европейских рабочих, инсцени­рованный летом 1943 г. в Гамбурге генеральным уполномочен­ным по использованию рабочей силы Заукелем и фюрером на­цистского «рабочего фронта» Леем[12,№6,стр.17].

Чтобы не допустить внутренней консолидации иностранных узников и их организации для совместной борьбы против гит­леровской тирании, геббельсовская пропаганда пыталась раз­жечь среди них раздоры и распри. Подосланные провокаторы натравливали норвежцев на французов, бельгийцев на поляков, чехов на итальянцев, людей из западноевропейских стран на славян, всех их вместе — на евреев.

С особым упорством и методичностью гитлеровцы старались вызвать неприязнь к тем, кого больше всего боялись,— к совет­ским людям. Они стремились добиться дискредитации советско­го человека в глазах немецкого народа и миллионов людей различных наций, находившихся в Германии.

В августе — октябре 1941 г. в Заксенхаузен, Маутхаузен и другие крупные концентрационные лагеря третьей империи были доставлены первые партии советских военнопленных для каз­ни. Предварительно этих людей заставили пройти пешком мно­гие сотни километров по дорогам, городам и деревням Румынии, Польши, Венгрии, Чехословакии, Австрии и Германии[8,стр.61]. Среди обреченных на гибель военнопленных было много больных, ра­неных и измученных от голода и длительного перехода людей. Их лишили возможности умываться и бриться, их одежда и обувь изорвались. Фашистская пропаганда широко использовала страдания этих военнопленных в гнусных антисоветских целях. Она стремилась с помощью таких «демонстраций» еще силь­нее разжечь антисоветскую истерию и враждебные чувства к советскому человеку. Однако порабощенные гитлеровцами люди, в том числе и немецкие антифашисты, с открытым сочувстви­ем и горячими симпатиями встречали граждан СССР.

18 октября 1941 г., когда 2 тыс. советских военнопленных привели в Бухенвальд, в концентрационном лагере стихийно воз­никло движение солидарности[9,стр.482]. Политзаключенные всех наций делили с ними свой скудный арестантский паек, давали им табак и одежду. В наказание комендант лагеря лишил пищи на трое суток всех заключенных Бухенвальда [10,стр.61].

Подобные события происходили в Заксенхаузене и в других концентрационных лагерях фашистской Германии.

Подвергая советских людей неслыханным унижениям и мас­совому физическому уничтожению, гитлеровские палачи стреми­лись затоптать в грязь их честь и достоинство, воспитанные социалистическим строем. Но моральные силы советских пат­риотов оказались столь велики, что даже изощренные надру­гательства и издевательства гиммлеровских изуверов не смогли сломить их воли к борьбе за свободу.

Примеров этому бесчисленное множество. Приведем здесь лишь некоторые. В декабре 1941 г. офицер контрразведыватель­ной службы в крупнейшем баварском лагере военнопленных в Моосбурге капитан Геррман в беседе с представителем мюн­хенского гестапо оберштурмфюрером СС Шермером в ответ на требование последнего сломить сопротивление советских воен­нопленных и добиться разложения их рядов заявил: «Я желаю вам успеха... но вы окажетесь в положении человека, перед которым стена».

Сын Карла Каутского Бенедикт Каутский, находившийся мно­гие годы в Бухенвальде и познакомившийся там с советскими военнопленными, называет их «классово-сознательными комму­нистами, с которыми можно было найти общую линию, пре­одолевая первое, особенно заметное при общении с ними, недо­верие и трудности с языком».

Другой бывший узник Бухенвальда, ныне известный запад­ногерманский публицист, Ойген Когон свидетельствует, что на­ходившиеся в концлагере советские «военнопленные составляли хорошо дисциплинированный отряд», состоявший «из комму­нистов, которые с полным сознанием защищали свое дело...».

Об этом же пишет католический общественный деятель Йозеф Йоос, в годы нацизма узник концлагеря Дахау. Он го­ворит о «выдержке русских» и признает, что его прежнее пред­ставление о Советском Союзе было ошибочным.

К этой теме обращается и видный западногерманский бур­жуазный историк Ф. Мейнеке. Он пишет: «Из надежных источ­ников мы слышали следующие многократно повторяющиеся высказывания русских военнопленных: «Все мы чувствуем себя братьями, над нами нет эксплуататорских классов, мы рабо­таем друг для друга. Если нужно, то мы умрем за нашу ро­дину».

Современная реакционная буржуазная историография и пуб­лицистика открыто восхваляющая «нацистский эксперимент», пытается доказать, что гитлеровскому фашизму удалось не только «разрешить» рабочий вопрос, но и заставить миллионы иностранных рабочих безмолвно и послушно повиноваться на­цистскому режиму. Эта версия также несостоятельна, как и утверждение гитлеровцев об «уничтожении марксизма» в Гер­мании.

Ни одно капиталистическое государство не тратило столько усилий и средств для борьбы на внутреннем фронте, как это делала гитлеровская Германия. Нигде так лихорадочно не рабо­тал гигантский аппарат судебной и внесудебной расправы, как в третьей империи. И несмотря на это, внутренняя исто­рия гитлеровского государства, включая и последние годы его существования, была отмечена непрекращавшимся саботирова­нием производства, забастовками, массовыми побегами и ины­ми формами активной борьбы противников нацистской тирании.

На всех этапах развития кризиса третьей империи, начало которому было положено победой Красной Армии под Москвой, властители рейха со страхом оглядывались на своих узников и особенно на находившихся в Германии советских людей, которые ненавидели фашистских поработителей- и стремились к уничтожению коричневой тюрьмы народов.

При проведении всех своих внутриполитических мероприя­тий фашисты вынуждены были принимать в расчет присутст­вие в стране многих миллионов иностранцев, которые стре­мились причинить возможно больший ущерб военной экономи­ке Германии, отказывались работать на нее, организовывали побеги из лагерей принудительного труда, осуществляли ди­версионные акты на фабриках и заводах, на погрузочно-раз-грузочных работах и на железнодорожном транспорте.

Иностранные узники были готовы поддержать любое анти­фашистское движение в стране. Эти люди, прежде всего граж­дане Советского Союза, внушали страх властителям нацистско­го режима не только тем, что с приближением Красной Армии к границам Германии могли с оружием в руках подняться против своих поработителей, но и тем, что их пример будил и увлекал на антифашистскую борьбу представителей других наций, а также немецких трудящихся, одурманенных фашист­ской идеологией.

Угнанные в Германию французы, чехи, словаки, югославы, бельгийцы, голландцы, датчане, норвежцы, итальянцы, не го­воря уже о советских людях, все свои надежды связывали с исходом исторической битвы на советской земле. Узники из всех стран глубоко верили, что вооруженные силы страны социализма разобьют фашизм и освободят их от оков рабства.

До них постоянно доносился могучий голос советского на­рода, никогда не забывавшего тех, кто находился в фашист­ском заточении. На протяжении всей Отечественной войны Коммунистическая партия и Советское правительство призы­вали воинов Красной Армии и партизан как можно скорее осво­бодить миллионы людей, попавших в гитлеровскую неволю.

В то же время партия и правительство обращались с при­зывом к тем, кто оказался под пятой фашистского деспотиз­ма, не ждать пассивно прихода освободителей, а помогать Красной Армии и войскам союзников скорее одержать победу над врагом.

Следует подчеркнуть, что рассматриваемое антифашистское движение возникло не случайно, не в результате «козней за­говорщиков и агентов», как писали о нем в своих донесениях в Берлин гестаповские чиновники. Оно вытекало из логики великой борьбы, которую вел Советский Союз против фашиз­ма. Это движение могло принять ту или иную форму, достичь большего или меньшего размаха в зависимости от сложивших­ся в том или ином районе Германии объективных и субъек­тивных условий, но его возникновение и развитие столь же естественны и закономерны, как и возникновение и развитие массового партизанского движения на оккупированной гитле­ровцами территории СССР.

Однако между освободительным движением советских лю­дей на оккупированной фашистской армией территории СССР и борьбой советских людей, оказавшихся в самой Германии, имелось и большое различие. В первом случае речь шла о патриотическом движении, развернувшемся на родной земле, среди дружественного и оказывавшего помощь населения. Его организаторы и руководители обладали опытом, почерпну­тым из истории гражданской войны. Во втором же случае борьба развивалась во вражеской фашистской стране, населе­ние которой длительное время воспитывалось в духе неприязни и вражды к советской стране и ее людям. Участники этой борь­бы сталкивались со сложнейшими и совершенно новыми для них проблемами, вытекавшими из конкретных условий немец­кой действительности. Нужно было глубоко понять эти усло­вия и применительно к ним решать задачи, возникавшие в ходе борьбы. Необходимо было правильно сочетать патрио­тические чувства советских людей, их ненависть к гитлеров­ской Германии с интернациональными задачами поддержки немецкого антифашистского движения, а также патриотической борьбы узников из других стран, содействуя слиянию всех этих движений в общий антифашистский поток.

Для этого следовало установить контакты и найти общий язык с немецким населением и прежде всего с рабочими и крестьянами. Это было особенно трудно, так как в стране действовали законы, карающие немцев заключением в концла­герь и даже смертью за одно лишь гуманное отношение к совет­ским людям. Нужно было также добиться того, чтобы вполне естественное и благородное чувство ненависти к германскому фашизму не заслонило у советских людей классовой солидар­ности с немецким антифашистским подпольем.

Необходимо было также установление контакта, а затем и взаимопонимания с узниками всех наций, находившимися на гитлеровской каторге.

В сложнейших условиях немецкого тыла было трудно по­рой правильно оценить стратегические и тактические задачи антифашистской борьбы народов, направить освободительное движение советских людей по верному пути и придать ему необходимый размах.

Несмотря на свое исключительное положение, которое в иных случаях могло порождать легко объяснимое чувство из­вестной обособленности и замкнутости, советские патриоты и на фашистской каторге выступали как достойные представите­ли страны социализма. Становясь в интернациональные ряды борцов антифашистского подполья, они по-прежнему считали себя солдатами армии, которая сражалась на фронтах про­тив фашистских войск. Для того чтобы представить себе все трудности, возникшие перед советскими организаторами и участниками антифашистской борьбы в Германии, важно преж­де всего не забывать конкретно-исторических условий и осо­бенностей той социально-политической среды, в которой эта борьба зародилась и протекала.

Германия была страной, где в силу неумолимых объектив­ных законов общественного развития в свое время сложилась историческая обстановка, чреватая вторым по значению после Великого Октября революционным взрывом. Именно поэтому, опираясь на поддержку всей международной реакции, герман­ская империалистическая буржуазия решила «извлечь опре­деленные уроки из Октябрьской революции и побед социа­лизма»[23,стр.36].

Нацизм был попыткой преодоления на империалистической основе острых социальных противоречий в стране, которая всем ходом предшествующего исторического развития более многих других стран была подготовлена к преодолению этих противоречий антиимпериалистическим путем.

Проповедь зоологической ненависти к родине Октября и ее людям стала чуть ли не главным средством, с помощью ко­торого германская реакция хотела добиться парализации силы вдохновляющего революционного примера, находившего в не­мецком народе все больше приверженцев и поборников.

Ведь в Германии — стране славных революционных тради­ций рабочего класса и высокого индустриального развития, непосредственно и активно воспринимавшей идеи социальной справедливости и пролетарского интернационализма,— было особенно широко .распространено восхищение Советским Сою­зом, его идеями, самоотреченной жертвенностью советских граждан в борьбе с врагами пролетарской революции, гума­низмом людей Страны Советов, их первыми успехами в строи­тельстве социализма.

Разнузданной антисоветской и антикоммунистической пропа­гандой в сочетании с жесточайшими репрессиями нацисты воз­намерились уничтожить в Германии марксизм и искоренить в сознании всех немцев ореол славы родины Великого Октября. Насилие германской империалистической буржуазии стоило народам Европы потоков крови.

Так в Германии началась беспримерная в истории цивили­зации социальная драма. Нацизм начал «с оголтелого анти­коммунизма, чтобы, изолировав и разгромив партии рабочего класса, раздробить силы пролетариата и бить их по частям, а затем покончить со всеми другими демократическими пар­тиями и организациями, сделать народ слепым орудием поли­тики капиталистических монополий»[23,стр.53].

Так страна, еще сравнительно недавно находившаяся в пред­дверии пролетарской революции, временно оказалась оплотом воинствующей международной империалистической реакции.

Под ударами Красной Армии военно-политическое круше­ние Восточного фронта Германии и как следствие этого кру­шение ее Западного фронта протекало значительно быстрее, чем военно-политическое крушение германского тыла. Вплоть до безоговорочной капитуляции гитлеровской армии фашист­ской Германии удавалось избежать глубокого разложения своего тыла, налицо были лишь элементы его. До последних недель существования третьего рейха его государственная машина продолжала функционировать. Иными словами, силы немецкого внутреннего Сопротивления оказались настолько обескровлены, что не смогли поднять трудовой народ Герма­нии на решительную борьбу против фашистской тирании. Все это, конечно, не могло не отразиться и на результатах патриотических усилий советских борцов антифашистского под­полья в Германии. Как уже отмечалось, гитлеровское госу­дарство содержало советских граждан в третьем рейхе в усло­виях строгого лагерного режима, что в значительной мере сковывало конспиративную деятельность патриотов, делало ее порой малоэффективной и очень опасной; категорически вос­прещалось общение советских военнопленных с «восточными рабочими»; лагеря военнопленных, лагеря принудительного тру­да и концлагеря были наводнены большим количеством шпи­ков и доносчиков, которые буквально контролировали всю лагерную жизнь. К выявлению активных патриотов админи­страция лагерей также широко привлекала лагерных полицей­ских, блоковых, писарей и других фашистских прихвостней. Все эти осведомители полиции и провокаторы обязаны были обеспечивать пресечение подпольной политической деятельно­сти патриотов в ее начальной стадии[17,т.VI,стр.184].

Для подрыва у узников воли к сопротивлению гитлеров­ские государственные органы развернули среди военнопленных и иностранных рабочих, прежде всего среди граждан СССР, подкуп и массовую антисоветскую агитацию, спекулируя при этом на первоначальных неудачах Красной Армии и больших человеческих и материальных жертвах, которые понес Совет­ский Союз в первые месяцы войны. Для достижения своих гряз­ных целей нацисты использовали печать, радио, различные профашистские организации, возрождали национальную рознь. Стремясь не допустить контактов между советскими людьми и немецкими трудящимися, гитлеровцы не ограничивались ан­тисоветской пропагандой, а установили высокие денежные пре­мии за выдачу полиции беглых военнопленных и покинувших лагеря принудительного труда «восточных рабочих». Но му­жественные советские люди, опираясь на победы Красной Армии над вермахтом, преодолевали эти препятствия.

В истории антифашистского движения советских патриотов в гитлеровской Германии отчетливо видны три главных этапа: первый — с конца лета 1941 г., т. е. со времени прибытия в страну первых партий советских военнопленных и «восточ­ных рабочих», до окончания битв у Сталинграда и в районе Курск — Белгород; второй — от окончания битв у Сталинграда и в районе Курск — Белгород до выхода Красной Армии к государственной границе Германии и вступления советских войск, а затем и войск союзников на территорию третьего рейха и третий — от выхода Красной Армии к государствен­ной границе Германии и вступления советских войск, а затем и войск союзников на территорию третьего рейха до безого­ворочной капитуляции фашистской Германии. Различие в про­должительности трех этапов освободительного движения совет­ских людей в гитлеровской Германии соответствовало измене­нию темпов развития военно-политической обстановки на со­ветско-германском фронте.

Первый этап отличался особенными трудностями. Это были самые драматические месяцы жизни советских узников третье­го рейха, когда уничтожение их приобрело особенно большие масштабы. Тем не менее и эти месяцы были ознаменованы большим количеством групповых и индивидуальных побегов военнопленных и «восточных рабочих», стремившихся пробить­ся на родину или в районы действия польских, югославских или французских партизан. Справедливо, однако, отметить, что тогда на борьбу поднимались главным образом самые от­важные и самые сильные духом люди. Организации подпольно­го Сопротивления в то время еще только начали складываться, да и то лишь в отдельных районах и центрах страны. Посте­пенно стали выдвигаться вожаки подпольного движения, про­явившие способность в необычайно трудных условиях возгла­вить освободительную борьбу. Однако они еще не имели необходимого опыта, должны были кропотливо изучать окру­жающую среду и искать надежных единомышленников сначала среди узников лагерей, а затем и среди немецких трудящихся по месту работы военнопленных и «восточных рабочих». В это время предпринимаются первые попытки установить контакты с подпольными группами и организациями немецких антифа­шистов.

Второй этап движения характеризуется стремительным рос­том числа актов саботажа и диверсий в германской военной промышленности и на транспорте, совершенных советскими патриотами, а также резким увеличением числа побегов, пред­принимавшихся из лагерей для военнопленных и лагерей «вос­точных рабочих». Примеру советских людей теперь все чаще следуют военнопленные и иностранные рабочие из других стран. Борьба с побегами военнопленных и с «нежелающими работать иностранцами» приобретает характер государственной задачи. В различных районах третьего рейха возникают подпольные группы и организации советских борцов против фашизма. Они политически и организационно смыкаются с нелегальными ор­ганизациями немецких антифашистов и организациями патрио­тов других порабощенных гитлеровцами народов, созданными в Германии. В это время складываются также подпольные интернациональные антифашистские группы Сопротивления. Стена отчужденности, воздвигнутая нацистами между узника­ми из западных стран и советскими людьми, а также между немцами и советскими людьми, постепенно рушится.

Третий этап был отмечен большим размахом движения, пре­вратившегося в серьезную опасность для властителей третьего рейха. По мере приближения Красной Армии к границам гит­леровской Германии миллионы военнопленных и иностранных рабочих из потенциала нацистской военной экономики превра­щались в динамичный потенциал антинацистского освободи­тельного движения. В это время подпольные организации со­ветских патриотов вместе с организациями патриотов из других стран, включая и антифашистов Германии, готовятся к откры­той схватке с врагом. Так было в Лейпциге, Вормсе, Фульде, Кёльне, в Кильском районе и некоторых других местах фа­шистской Германии.

Анализируя особенности борьбы советских людей в Герма­нии на протяжении всех трех этапов ее развития, нельзя не отме­тить, что эта борьба велась в политической, экономической и военной сферах. В сфере политической это была прежде всего патриотическая пропаганда, в особенности распространение со­держания сводок Совинформбюро, борьба против фашистской идеологии и предательства интересов родины, вплоть до само­судов над изменниками, создание подпольных антифашистских организаций и установление через «восточных рабочих», пользо­вавшихся известной свободой передвижения, нелегальных свя­зей с немецким антифашистским подпольем и конспиративными организациями других иностранных рабочих в Германии. В сфе­ре экономической — массовое уклонение от работы на фашист­скую Германию, побеги из лагерей военнопленных и лагерей «восточных рабочих», саботаж и вредительство на предприя­тиях нацистской военной экономики, в частности выпуск бра­кованной продукции, низкая производительность труда и т. д. В сфере военной — хищение огнестрельного и холодного оружия, тайное хранение его, создание подпольных раций для уста­новления контакта с Красной Армией, работа по установлению связи с родиной через нейтральные страны, проведение подго­товительных мероприятий для оказания помощи и укрытия парашютистов, создание вооруженных боевых групп, действия партизанского характера и др.

Длительное время многие участники рассматриваемого дви­жения числились в списках пропавших без вести и восстанов­ление действительной картины их борьбы было затруднено.

Здесь, разумеется, речь идет не о лицах, которые по тем или иным причинам, в той или иной степени связали себя с гитлеровцами или их агентурой. Мы говорим о советских пат­риотах, переживших, быть может, самую тяжелую драму минувшей войны и не только выстоявших физически, но и со­хранивших качества борцов за великие идеалы коммунизма.

28 февраля 1945 г. кильское гестапо передало в Берлин верховному прокурору при высшем нацистском судилище — «фольксгерихтсхофе» — дело немецких антифашистов Шрейбе-ра, Скоора и других, тесно сотрудничавших с советскими под­польщиками в Киле и арестованных за «государственную из­мену». В материалах дела приведены выдержки из протоколов допросов граждан СССР, убедительно иллюстрирующие сказанное.