Гурвич Г.Д. Философия и социология права (Антология теории государства и права) - 2004

Глава II СИСТЕМАТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ ПРАВА

(МИКРОСОЦИОЛОГИЯ ПРАВА)

Систематическая социология права ставит перед собой задачу изучения функциональных взаимоотношений между социальной действительностью

ивидами права. Необходимо четко различать виды права, систему правового регулирования и правовые системы. Только реальные коллективные союзы, например, порождающие правопорядок группы, представляют собой синтез

иравновесие различных видов права. И только комплексные общества, т. е. синтез и равновесие множества групп, порождают «правовые системы»; в

этих системах конкурируют и объединяются различные системы правового регулирования, каждая из которых сама по себе представляет синтез различ­ ных видов права. Например, «государственное», «профсоюзное», «коопера­ тивное», «семейное право» и т. д. являются лишь системами правового ре­ гулирования, в рамках которых конкурируют и объединяются различные виды права. «Феодальное», «буржуазное», «американское», «французское», «фак­ тическое», «архаичное право» являются правовыми системами, в которых противопоставляются и ищут равновесия множество систем правового ре­ гулирования.

В этом и заключается причина того, почему проблема видов права не зависит от проблемы типологии групп и комплексных обществ и связана с проблемой форм социабельности и глубинных уровней, т. е. ограничивается микросоциологией.

В современной физике проводится различие между «макрофизикой», характеризующейся константами, основанной на вычислении вероятностей, и «микрофизикой» электронов, волн и квантов, в которой неопределенность является бесконечно большей. Так и социологию возможно и желательно свести к простому и неделимому, так сказать, к микроскопическим элемен­ там, из которых состоит любой реальный коллектив. Такие микросоциологические элементы — это не просто отдельные лица, но способы взаимосвязи

с Целым, формы социабельности.

Именно в отношении этих «социальных электронов» плюрализм, под­ вижная изменчивость и неопределенность социальной жизни проявляются наиболее сильно. Могло бы показаться весьма парадоксальным связывать «виды права» с «формами социабельности», с глубинными слоями социаль­ ной действительности, т. е. с наиболее непостоянными и «анархичными» элементами социальной жизни. Но не привычнее ли нам усматривать в пра­ ве принцип единства и стабильности, правила разрешения социальных кон­ фликтов, хотя бы временные? С этой точки зрения юристы и социологи часто

703

Г. Д. Гурвич Избранные труды

соглашаются в том, что любое правовое регулирование предполагает некий объединяющий центр, на котором оно основывается. Они ищут его не столько в отдельной группе, сколько в комплексном обществе, но, к сожалению, ча­ сто отождествляют его, без какой-либо на то причины, с государством. От­ сюда остался лишь один шаг к связыванию судьбы права с судьбой государ­ ства и к рассмотрению различий между публичным и частным правом как к решению проблемы видов права. Но это различие зависит от изменчивой позиции государства, которое отдает предпочтение, в зависимости от эпох и обстоятельств, иногда одному, иногда — другому виду права; данное разли­ чие не применимо к огромной области права, независимой от государства. Та­ ким образом, различие между публичным и частным правом вовсе не осно­ вано на их внутренних принципах и вовсе не решает проблему правового дифференцирования как функции социальной действительности.

Бесспорно, в реальной социальной жизни право играет роль истинного регулятора только тогда, когда оно относительно унифицировано в рамках системы правового регулирования, и даже больше — в рамках правовой си­ стемы. В этом смысле синтез и равновесие, осуществляемые через группы и комплексные общества, обладают приоритетом в правовой жизни. Данное наблюдение может быть проверено в сфере принуждения, где, как мы знаем, существует возможность применения насилия, что не обязательно имеет место. Правовое принуждение в смысле четких мер, определенных заранее и применяемых против правонарушителя, может быть осуществлено только реальными коллективными союзами, группами и комплексными обществами, но не формами социабельности. Таким образом, принуждение скорее защи­ щает правопорядки или правовые системы, чем виды права, которые могут получать пользу от него только косвенным образом.

Но принуждению в строгом смысле противопоставляется в правовой жиз­ ни более широкий и более гибкий подход к санкциям, т. е. различным видам реакции неодобрения; более того, сами санкции в широком смысле — это только внешние проявления основной категории социальной гарантии, на которой основана эффективность всего права (см. Введение). Именно социальные га­ рантии эффективности права представляют собой неотъемлемую черту всего права; соответствие обязанностей одних требованиям других (императивно-атри­ бутивный характер права) невозможен без таких социальных гарантий.

Любая форма социабельности способна, при некоторых условиях, стать основанием такой гарантии и, следовательно, местом зарождения права, не­ зависимо от наличия принуждения, осуществляемого организованной груп­ пой. Мы можем выразить данные наблюдения в следующих утверждениях. Обозначив как «нормативный факт» любое проявление социальной действи­ тельности, способной к порождению права, т. е. способной быть его перво­ начальным материальным источником (см. Введение), мы можем заключить следующее: нормативные факты комплексных обществ преобладают в право­ вой жизни над нормативными фактами отдельных групп; а последние облада­ ют приоритетом по отношению к нормативным фактам форм социабельно­ сти. Но это отнюдь не препятствует всем этим формам социабельности давать начало своим отдельным разновидностям права. При этом формы социабель­ ности играют, как внутри, так и вовне социальных групп и комплексных

704

Социология права

обществ (в которые они интегрированы), роль первичных источников права. Эта роль является очень важной и значимой, поскольку практически невоз­ можно понять правовую жизнь групп и комплексных обществ, не обращаясь к правовой жизни форм социабельности.

Таким образом, возможность существования микросоциологии права по­ ставлена в зависимость от предположения о наличии четкого разграничения между видами права, структурами правового регулирования и правовыми си­ стемами.

Общие условия, которым должно соответствовать проявление социаль­ ной действительности для того, чтобы творить право, т. е. быть нормативным фактом, являются одинаковыми и для микросоциологических элементов (форм социабельности), и для реальных коллективных союзов (групп), и для комп­ лексных обществ. Первое условие — способность этих социальных фактов выражать позитивные ценности самим фактом своего существования. Данная способность, как мы знаем, гарантируется коллективными актами интуитивного признания, актами, в которых участники обращаются к социальному факту, понимаемому как один из многочисленных аспектов идеи справедливости. Второе условие состоит в том, что в этих фактах преобладает активный эле­ мент — преследуемая цель. Не только некоторые формы социабельности (на­ пример, союзы людей, говорящих на одном языке, отношения, основанные на сексуальном влечении или на поклонении), но даже некоторые типы групп (группы друзей, команды политических лидеров, отграничиваемое от между­ народного сообщества человечество, частично брачно-семейный союз и т. п.),

в которых преобладает пассивный элемент, демонстрируют свою стерильность

сюридической точки зрения. Напротив, любые проявления активной социа­ бельности (целеволящие формы взаимопроникновения сознаний; заключаю­ щиеся в обмене отношения с другими лицами, договоры, отношения собствен­ ности, конфликты, наконец, борьба) и любые активные группы (нации, государства, города, села, предприятия, отрасли производства, профсоюзы, кооперативы, классы, международное сообщество и т. д.) являются продук­ тивными с юридической точки зрения — они порождают свое собственное право и контролируются, в первую очередь, своими собственными правовы­ ми предписаниями.1-111

Более того, только активные формы взаимопроникновения сознаний и создания групп обладают способностью образовывать организованные над­ стройки, поскольку социальная организация всегда является продуктом со­ циального действия и представляет собой орган этого действия. Не каждое проявление активной социабельности и не каждая активная группа обладают организацией, и право, которое они производят, может утверждать себя и иметь силу независимо от организации, появилась ли таковая на свет или все еще находится в стадии формирования. Но наличие организованной над­ стройки может непосредственно служить критерием активной социабельно­ сти и всякой активной группы. Следовательно, это также является критери­ ем их способности порождать право.84 Если, как мы видим, и существуют

89 См. более детальный анализ этого вопроса в моих книгах «Социологические очерки» (1938) и «Ю ридический опыт и плюралистическая философия права» (1935).

Г. Д. Гурвич Избранные труды

социальные связи, неспособные к порождению права, к тому, чтобы стать нормативными фактами, и неспособные к регулированию правом, то данная неспособность не имеет никакого отношения к различию между микросо­ циологией и макросоциологией. Оппозиция между формами социабельности, с одной стороны, и видами групп и комплексных обществ — с другой, мо­ жет быть применена к анализу правовой жизни.

Виды права, которые находятся в состоянии соперничества внутри од­ ной и той же системы правового регулирования или внутри одной и той же правовой системы, могут быть дифференцированы двояко — горизонтально и вертикально. Горизонтальная позиция рассматривает виды права как функ­ ции форм социабельности, расположенные на одном глубинном уровне; вер­ тикальная же точка зрения рассматривает виды права как функции наклады­ вающихся друг на друга глубинных уровней правовой действительности. Каждой форме активной социабельности, реализующей какой-либо аспект идеала справедливости, и каждому уровню глубины правовой действитель­ ности соответствует особенный вид права. Таким образом, две данные клас­ сификации, горизонтальная и вертикальная, пересекаются.

Следовательно, микросоциология права имеет двойную задачу: I) изу­ чить виды права как функции различных форм социабельности; 2) изучить виды права как функции глубинных уровней, которые могут быть обнаруже­ ны в каждой форме социабельности, когда она становится нормативным фактом.

§ 1. Формы социабельности и виды права

А. Классификация форм социабельности

I. Горизонтальная классификация форм социабельности проводится по двум глубинным уровням: непосредственная, спонтанная социабельность и организованная, рефлективная социабельность. Спонтанная социабельность проявляет себя в непосредственных состояниях коллективной ментальности и в способах коллективного поведения независимо от того, являются ли они деятельностью, управляемой более или менее гибкими стереотипами или коллективным новаторством и творчеством. Организованная социабельность связана с образцами коллективного поведения постольку, поскольку они опо­ средуются стереотипами, кристаллизованными в рефлективных схемах, которые формулируются заранее и предписывают иерархизированные и централизо­ ванные модели поведения. Таким образом, организованная социабельность противостоит мобильной спонтанности коллективных психических актов и дистанцируется от нее. Различные виды спонтанной социабельности осу­ ществляют только более или менее имманентное давление, действуя одно­ временно в пределах нашего сознания как давление одного состояния созна­ ния по отношению к другому, а в коллективной жизни — как давление одного типа спонтанной социабельности по отношению к другому типу. Организо­ ванная социабельность, напротив, проявляет внешние санкции и принужде­ ния. Она отделена от спонтанной инфраструктуры, по отношению к кото­ рой, при определенных обстоятельствах, она может стать трансцендентной.

706

Социология права

Свойства организованных надстроек зависят от степени их интеграции в спон­ танные социальные структуры и в их отдельные формы. Так, спонтанная со­ циабельность всегда лежит в основе организованной социабельности, но никогда полностью не выражается в последней. Поскольку спонтанная социа­ бельность более подвижна и динамична, чем организованная социабельность, между этими двумя глубинными уровнями социальной действительности по­ стоянно возникают конфликты и трения. Застывшие схемы организованных надстроек всегда отстают и должны снова и снова разрушаться взрывами и всплесками спонтанной социабельности — это так или иначе проявляется в демократических режимах, организационные рамки которых остаются ши­ роко открытыми для влияния спонтанной социабельности.

Принимая во внимание первостепенное значение спонтанного слоя со­ циальной действительности и то, что различия между организованными над­ стройками могут быть установлены только при уяснении той степени, в ко­ торой они укоренены в спонтанных социальных структурах, мы должны оставить данные различия для следующего раздела, где рассматриваются вер­ тикальные слои правовой действительности.

II. В рамках спонтанной социабельности можно, прежде всего, наблю­ дать социабельность в форме глубокого проникновения или частичного взаимо­ проникновения сознаний в феномене «Мы», отличаемого от социабельности в форме простой взаимозависимости между Я, Ты, Они и т. д., т. е. в форме «отношений с другими». Это — противоположность между интеграцией и координацией, между коллективной интуицией и символическим общением, между союзом и разобщенностью. Когда возникает понятие «Мы» («мы-аме- риканцы», «мы-французы», «мы-англичане», «мы-пролетарии», «мы-ингел- лектуалы» и т. д.), это «Мы» составляет неразрывное Целое, некое новое единство, несводимое к сумме своих членов. Это Целое не противополагается входящим в него частям (как Целое имманентно своим частям, так и части имманентны Целому). Такая обоюдная имманентность, которую можно обо­ значить как взаимоучастие Единого во Многом и Многого в Едином, всегда присутствует в феномене «Мы», хотя бы в незначительной степени. «Мы» означает проникнутость социального союза эмоциями в бодрствующем со­ стоянии. Оно имеет интуитивное основание. Его основа — реальные прояв­ ления коллективной интуиции. Интуитивная основа социабельности посред­ ством глубокого проникновением в «Мы» определяется тем, что модели и символы играют здесь лишь второстепенную роль, поскольку, как мы это показали, они уже предполагают в некоторой степени существование «Мы». Приведем в качестве примера такой социальный феномен, как язык. Никто не будет оспаривать совершенно неоценимое значение языка применительно к сближению сознаний и их внутренних связей (общеизвестна роль языка в формировании национального единства). Но чтобы языковые знаки и симво­ лы произвели подобное воздействие на всех, говорящих на этом языке, чтобы сформироваться, сам язык должен основываться на упоминавшемся едине­ нии сознания. Таким образом, язык — это лишь средство укрепления глубо­ кого взаимопроникновения сознаний; он не является основой частичного сли­ яния сознаний в «Мы», поскольку изначально предполагает данное слияние.

707

Следовательно, социабельность как участие в «Мы» может обходиться и без символических посредников; делая возможным посредничество с помощью различных знаков, стереотипов и символов, она доминирует над ними благо­ даря реальности коллективных интуиций, служащих их реальной основой.

Несколько иную природу имеет социабельность через простое схожде­ ние и взаимопроникновение сознаний. Здесь сознание и поведение остаются довольно-таки закрытыми по отношению друг к другу, несмотря на то, что благодаря своему взаимодействию они образуют новую сферу действитель­ ности. Несмотря на это, они по сути своей отличны друг от друга; если мож­ но так выразиться, их схождение не достигает внутренней сферы. Будучи ориентированными друг на друга, они остаются трансцендентными в отно­ шениях между собой и противопоставляют себя Целому. Вместо слияния, хотя бы частичного, они взаимно ограничивают друг друга или же конфлик­ туют между собой. Единственной действительно существующей интуицией

вданной форме социабельности оказывается интуиция «реальности других Я» (независимо от того, будут ли такие Я индивидами, группами или тоталь­ ностями), которые первоначально воспринимаются как препятствие, как преграда. Но сама по себе подобная связь ощущается отнюдь не с помощью интуиции; для того чтобы она завязалась и укрепилась, «Я», «Ты», «Он», «Они» должны прибегнуть к помощи знаков, паттернов, символов, которые

вданном случае и образуют связь. Только при этих условиях сознания и поведения вступают в коммуникацию между собой, ведь невозможна же ком­ муникация без посредства знаков: слов, жестов, деклараций, внешних при­ знаков, значимого поведения. Поэтому выполняющие опосредующую роль знаки, паттерны и символы служат в качестве первоосновы данной формы социабельности. Например, в отношениях обмена, в договорах, отношениях собственности, только жесты, декларации (устные или письменные), метки на задействованных в обмене предметах могут служить реальной основой для устанавливаемой взаимосвязи.

III. Вторым критерием классификации форм социабельности является степень интенсивности спонтанной социабельности, определяемой через градацию степеней частичного слияния сознаний. Если данное слияние слиш­ ком слабо и интегрирует только поверхностные состояния индивидуального сознания, которое при этом раскрывается лишь поверхностно, но в своих глубинных и личностных слоях остается замкнутым, речь идет о феномене «массы». Когда сливающиеся между собой сознания приобретают более от­ крытый характер и проникают в более глубинные и интимные слои психи­ ческой жизни, но при этом не достигают максимально возможной степени интеграции, такое состояние мы можем назвать феноменом «общности». Если же достигнута наиболее интенсивная степень слияния, т. е. сознания откры­ вают себя друг для друга настолько, насколько возможно, и таким слиянием охватываются даже недоступные индивиду уровни самосознания, то речь может идти о феномене всеединства.

Интенсивность слияния сознаний и степень принудительного воздейст­ вия ни в коей мере не соответствуют друг другу, вопреки тому, что можно было бы предполагать. Именно в массах, где слияние сознания остается наи­ более поверхностным и где наиболее глубокие его слои закрыты друг для

708

Социология права

друга, давление социума на индивидуальное «Я» оказывается наиболее силь­ ным. Напротив, чем больше частичное слияние сознания охватывает и объеди­ няет глубинные слои «Я», тем меньше чувствуется давление социальной спон­ танности. Оно менее сильно в общности, чем в массах, оно более слабо во всеединстве, чем в общности и фактически сведено здесь к той точке, где оно практически незаметно. Кроме того, степени социабельности по взаимопро­ никновению психических состояний не образуют промежуточных форм. Чем более они интенсивны, тем менее обширны, и наоборот. Как правило, всеедин­ ства существуют лишь в очень ограниченных кругах (скорее в религиозной секте, чем в церкви, скорее в отдельном профсоюзе, чем в федерации профсоюзов,

ит. д.). Наоборот, массовая форма социабельности имеет способность распро­ страняться на всевозможные социальные союзы. Это проявляется на примере раскола или ереси, опасность которой присутствует в любой общности постоль­ ку, поскольку это — реальная социабельность. Например, в церкви, религиозной секте, магическом братстве, масонской ложе и т. д. преобладает социабельность в качестве всеединства (община верующих в одну и ту же догму, посвященных в один и тот же магический или символический обряд), но как только всеедин­ ство ослабляется или повторяется (чтобы быть замененной социабельностью в виде общности или массы), само существование группы ставится под угрозу. Всеединство уничтожается, если группа не может воспроизводить себя как уз­ кий круг посвященных членов, которые продолжают реальное общение. Раскол

иересь в этом случае становятся единственными средствами охраны единства.

Следовательно, наибольшее равновесие между единством и разобщен­ ностью устанавливается именно в средней форме, если речь идет об интен­ сивности взаимопроникновения сознаний; следовательно, общность — это наиболее устойчивая форма социабельности, форма, наиболее способная к постоянной самореализации в рамках группы, в то время как всеединство и массы зачастую остаются в латентном состоянии и воплощаются в социаль­ ной действительности лишь при некоторых определенных условиях.

IV. Проявления социабельности, различающиеся по характеру их кон­ вергенции, уравновешения, ограничения или через «отношения к другим», будь то отношения между индивидами или социальными группами, класси­ фицируются в зависимости от градации интенсивности отношений прибли­ жения, разделения или их сочетания. «Отношения к другим» являются про­ цессом объединения или разделения между группами и отдельными лицами. Для того чтобы разобщать или же соединять более или менее изолирован­ ные сознания и поведения, взаимодействующие между собой посредством промежуточных знаков, требуется их определенная сходимость в обозначен­ ном контексте их отношений, выраженном в рамках того или иного стандар­ та. И именно этот контекст становится объектом приближения или разделе­ ния. Даже отдельные лица или группы, которые вступают в конфликт или присоединяются к уже идущей борьбе, сначала должны объединиться в от­ ношении объекта стремлений, нужд, интересов, по поводу которого они не в состоянии достичь взаимопонимания с другими. В этом смысле не суще­ ствует враждебности, борьбы или конфликта без схождения по какому-то тождественному признаку; и такое схождение предшествует любому напря­ жению, столкновению, ограничению или же уравнению.

709

f/>eU4 Избранные труды

Например, такие «отношения к другим», которые мы обозначаем терми­ ном «приближение», характеризуют различные типы взаимного сближения, дружбы, любопытства, односторонней симпатии или любви, равно как от­ ношения, основанные на феномене дара или на выполнении внедоговорных обещаний. Наиболее показательными примерами отношений «разделения» являются определенные межгрупповые отношения: борьба между социальными классами, между профессиональными объединениями, конфликты между потребителями и производителями, борьба между народами и т. д. Данные социальные отношения разделения нередко происходят между «Мы», в пре­ делах которого внешняя борьба производит эффект укрепления частичного слияния сознаний и поступков.

Более распространенными и общепринятыми, чем отношения с другими, которые подразумевают разделение и борьбу, являются структурно смешан­ ные отношения с другими. Именно в них конфликты и борьба прекращаются, если обнаруживаются приемлемые решения. Смешанные отношения с дру­ гими (межгрупповые или межиндивидуальные) состоят, с одной стороны, из одновременного процесса приближения, с другой — разделения. В подоб­ ных смешанных отношениях сближение реализуется в разделении, а разде­ ление— в сближении. Примерами служат отношения обмена, договорные отношения, кредитование, различного рода обещания и т. д.

Отношения с другими невозможны без того, чтобы не опираться на слия­ ние, на взаимопроникновение сознаний, на изначально существующее «Мы», которое может обладать даже небольшой интенсивностью, но обязательно присутствует. Подчеркнутый в начале данного изложения факт того, что отно­ шения взаимозависимости обязательно связаны знаками, ясно открывает не­ обходимость существования коллективных интуиций, по крайней мере, ла­ тентных или виртуальных, так как паттерны и символы, связывающие сознание и поступки, должны иметь одинаковое значение для всех и служить в качестве средств общения. Знаковое общение невозможно без непосредственного, ин­ туитивного союза, который и является его основой. Таким образом, союз как социабельность через соединение преобладает над социабельностью через взаимозависимость; «Мы» преобладает над отношениями между «Я», «Ты», «Они», подобно тому, как социальное право, возникающее из взаимопроник­ новения сознаний, как мы далее увидим, преобладает над межиндивидуальным правом, возникающим из отношений с другими.

V. Социабельность через активное частичное слияние сознаний может быть разделена на однофункциональную, многофункциональную и сверхфункциональную формы. Функция — это всего лишь аспект общей постав­ ленной задачи; она принципиально отличается от цели (последняя изначаль­ но задана и связана лишь с организованными надстройками); она является двигателем коллективного действия, пределом устремлений в рамках социа­ бельности через слияние тех целей и ценностей, к которым стремится функ­ ция. Социабельность однофункциональна, когда ее деятельность находит свое выражение в единственной задаче, т. е. вдохновлена единственной ценностью и проявляется в единственной цели (например, частичное соединение ра­ ботников на фабрике, членов профсоюза и т. д.). Социабельность много­ функциональна, когда присутствуют различные задачи, вдохновленные

710

Социология права

различными целями и ценностями (например, частичное слияние граждан государства или членов экономической организации, объединяющей произ­ водителей и потребителей). Социабельность, наконец, сверхфункциональна, когда присутствует весь спектр поставленных задач, в рамках которого невозможно разграничить отдельные аспекты (например, частичное слия­ ние представителей нации или международного сообщества).

Однофункциональная социабельность обычно интегрирована в много­ функциональную социабельность, которая, в свою очередь, — в сверхфункциональную социабельность; последняя, следовательно, обладает приоритетом. Только формы спонтанной социабельности могут быть сверхфункциональны, так как организованные надстройки (по природе своей функциональные), напротив, в силу их рационального и рефлективного схематизма, опираются на кристаллизованные и четко установленные цели и никогда не могут вы­ разить всего многообразия целей и ценностей, к которым они стремятся; каждая отдельно взятая цель есть упрощенный интеллектуальный образ иде­ альной цели и ценности. Так, относительно редкое осуществление в дейст­ вительности сверхфункциональной социабельности неизбежно находит свое выражение только во множественности организованных надстроек, которые являются несводимыми друг к другу. Наконец, сопоставление классификации частных видов социабельности (одно-, много- и сверхфункциональных) с част­ ными видами массы, общности и всеединства приводит к следующему заклю­ чению: массы и всеединства — наиболее слабые и наиболее сильные степени глубокого взаимопроникновения сознаний и поступков — склоняются к од­ нофункциональной социабельности, в то время как средняя категория, общ­ ность, наиболее склонна к многофункциональной социабельности.

Критерий функциональных возможностей применим не только к фор­ мам социабельности, но и к типам групп. Они также могут быть или одно-, или много-, или сверхфункциональными. Но применительно к ним данные характеристики непостоянны, поскольку зависят от изменения степеней ак­ туализированное™ соответствующих форм социабельности.

VI. В то время как однофункциональная социабельность всегда служит партикулярному интересу, а сверхфункциональная социабельность — общему интересу, многофункциональная социабельность в зависимости от обстоя­ тельств может служить как партикулярному, так и общему интересу. Взаимо­ проникновение сознаний служит общему интересу в том случае, когда уда­ ется уравновесить противоборствующие интересы так, чтобы не нанести вреда другим возможным равнозначным видам интересов. Таким образом, нужно признать, что общий интерес не означает одинакового для всех инте­ реса, поскольку подобной тождественности интересов вообще не существует и не может существовать даже в рамках одного и того же союза, одной и той же группы или одного и того же индивида, разделяемых бесконечными кон­ фликтами противоположных и равнозначных интересов (например, такие, как интересы производителя, потребителя, гражданина и т. д.). Общий интерес — это всего лишь неустойчивое равновесие противоположных интересов, и существует столько же множественных и равнозначных аспектов общего интереса, сколько возможностей урегулирования различного рода противополож­ ных интересов. Так как данное равновесие по существу своему изменчиво,

711

Избранные труды

то многофункциональные формы взаимопроникновения сознаний, будучи в состоянии служить одним из аспектов общего интереса, не всегда могут это сделать. В этом смысле служение общему интересу — вопрос факта, и не было бы ничего более ошибочного, чем приписать монополию представле­ ния общего интереса особому виду частичного слияния или особому типу группы (поскольку способность уравновешивать противоположные интере­ сы в рамках реального коллективного союза является гораздо более измен­ чивой из-за зависимости от комбинации различных форм социабельности). Наконец, мы должны констатировать, что три степени интенсивности час­ тичного слияния, в той степени, в какой они носят многофункциональный характер, имеют одинаковую способность служить общему интересу: массы и всеединства способны, например, служить общему интересу в той же мере, как и общности.

В. Виды права, соответствующие формам социабельности

Любая форма активной социабельности, осуществляющая позитивную ценность, является творцом права, «нормативным фактом». Поэтому микро­ социология права должна выделять столько же видов права, сколько сущест­ вует форм активной социабельности. Оставим на некоторое время в стороне вопрос о различиях между спонтанным и организованным правом, что соот­ ветствует первоначально проведенному различию в области социабельности. Этот вопрос будет проанализирован во втором параграфе, посвященном глу­ бинным уровням правовой действительности. Здесь же мы сконцентрируем внимание на иных видах права, которые возникают вследствие нашей гори­ зонтальной микросоциологической классификации.

I.В первую очередь, мы замечаем противоположность между социальным

ииндивидуальным правам (или, точнее, межиндивидуальным правом), которая соответствует противоположности типов социабельности в форме взаимо­ проникновения сознаний и в форме социальной взаимозависимости (интуитив­ ный союз и знаковая коммуникация). «Социальное право» является правом объек­ тивной интеграции в феномен «Мы», в имманентное Целое. Такое право позволяет субъектам, к которым оно обращено, непосредственно участвовать в

целостности, которая, в свою очередь, реально участвует в соответствующих правоотношениях. Именно поэтому социальное право основано на доверитель­ ных отношениях, в то время как индивидуальное право, т. е. межиндивидуальное и межгрупповое право, основывается на недоверии. Первое является правом мира, взаимопомощи, дружбы, второе— правом войны, конфликта, разделе­ ния. Ибо даже в том случае, когда индивидуальное право частично сближает лиц (как в случае договоров), оно разделяет их и разграничивает их интересы. Поскольку любое право является согласованием требований одних с обязанно­ стями других, то в рамках социального права «императивно-атрибутивное регу­ лирование» притязаний и обязанностей глубоко взаимосвязаны и неразрывны, в то время как в индивидуальном праве подобные притязания и обязанности только ограничивают друг друга и сталкиваются между собой. В социальном праве преобладает распределяющая справедливость, тогда как в индивидуальном пра­ ве— справедливость уравнивающая.

712