Гурвич Г.Д. Философия и социология права (Антология теории государства и права) - 2004

Заслуга постановки вопроса на этом последнем основании, связывания самой природы определенных правовых институтов с внутренним характером маны принадлежит М арселю Моссу, который значительно углубил понима­ ние феномена «несакрализованной маны».

§3. Магия и первобытные формы обменов

Всвоей великолепной работе «Etude sur le Don, Form e archaique de l’échangé» (Année sociologique. Nouvelle série. Vol. 1. 1923-1924) М. Mocc

подверг тщ ательному анализу верования в сверхъестественное, которыми были вдохновлены обмены в отсталых обществах. Он начинает с того, что привлекает внимание к «добровольному характеру, так сказать, свободному

ибезвозмездному, хотя и принудительному и корыстному, повинностей и даров» (lbid. Р. 33). «Каково правило, согласно которому в общ естве приня­ тый подарок обязательно отдаривается?» И «какая сила присутствует в пере­ даваемой вещи, которая влияет так, что даритель дарит ее?» (lbid. Р. 33). Эта сила является, по Моссу, магической маной дарителя, пронизывающей вещь

имогущей повредить принимающему дар, если он не предпримет предосто­ рожность действовать по принципу «подарок за подарок» и отблагодарить своего партнера частицей своей собственной маны, присутствующей в вещи, отданной взамен.

Доказательство этого положения лежит в детальном описании механизма первобытных обменов; мы будем следовать за движением этого механизма под руководством автора данной концепции. Эти обмены характеризуются с внешней стороны тремя следующими чертами: «а) прежде всего, взаимные обязательства, обмены и договоры действуют не на индивидов, а на общества; задействованные при обменах лица являются юридическими лицами: кланы, племена, семьи, которые сталкиваю тся и взаимно противопоставляю тся, встречаясь на одной территории, либо в группах, либо через посредство своих вождей, либо одновременно двумя способами; б) они обмениваются не только имуществом и богатствами — вещами, имеющими экономическую ценность: сюда входит [также] обмен вежливостью, пирами, ритуалами, военными услу­ гами, женщинами, танцами, ярмарками; в) наконец, повинности и ответ на них предпринимаются скорее добровольно, через подарки [дары], хотя бы по сути они и были строго обязательными, под угрозой частного конфликта или гражданской войны». «Мы [предлагаем] называть это системой всеоб­ щих повинностей» (lbid. Р. 36-37).

Потлач28 — это термин, заимствованный у индейцев чинук и квакиутль. Он означает то действия питания и потребления, то пир, то ярмарку, то дар, представляющие собой, согласно Моссу, разновидности системы всеобщих повинностей. Особенность потлача состоит в принципах соперничества и антагонизма, которые здесь доминируют. «Все начинается борьбой вожаков за установление иерархии, которой впоследствии будет пользоваться клан...

311Первым привлек внимание к институту потлача американский этнограф Боас; во Фран­ ции в своих заметках к «Année sociologique» ( I scrie) вынес на обсуждение тему Ж. Дави (Davy G. La Foi jurée. 1920); проблема потлача затем вновь подвергалась исследованиям Мосса в его работе о феномене дара.

532

Магия и право

Там доходят до совершенно излишнего уничтожения накопленных богатств с тем, чтобы затмить вождя» (Ibid. Р. 38-39). Потлач определяется здесь «как система всеобщих повинностей антагонистического типа», т. е. наполовину коллективные, наполовину индивидуальные обмены добровольными дара­ ми с ярым соперничеством.

После северо-востока и юга Америки следы подобных институтов были найдены в М еланезии, Папуа, Полинезии, Ю жной Америке, наконец, в Аф­ рике. Можно найти пережитки потлача, понимаемого в широком смысле (как родовое понятие) и в классическом индийском и германском праве. Мосс в той или иной форме находит этот магический элемент в институтах каждой цивилизации.

Начиная с Полинезии, Мосс изучает сущ ествование потлача в форме празднования брака и рождения. Элемент соперничества, очевидно, отсут­ ствует, но оба других важных элемента здесь явно в наличии: элемент маны, почести, престижа, проявляющиеся в виде богатства, и элемент абсолютного обязательства воздать за принятые во время праздника дары под угрозой потери маны — этой магической власти, которая является источником вся­ кого успеха и всякого социального положения. Так, этнограф Тернер утверж­ дает: «После праздников рождения ребенка, приняв алоа и тонга, муж и жена не становятся богаче, чем были прежде, поскольку принятые сокровища получены в обмен» (Ibid. Р. 42^43). Праздник рождения ребенка становится средством обмена имуществом по мужской и по женской линии. У племени маори тонги, в частности, строго закреплены за человеком или группой, кото­ рые их дают или принимают. Они являются проводниками магической энергии, маны своих обладателей. В одном из заговоров маори просят обменянные дары уничтожить тех, кто приняли их со злым умыслом, без всякого желания от­ ветного дара. Это означает, что обменянные вещи содержат в себе магическую силу, способную нанести вред, если обязательство воздать за нее не было соблю­ дено (Ibid. Р. 45).

Эта магическая сила называется у маори хау101— силой, которая состав­ ляет связь между человеком и вещью; будучи, таким образом, основой присвое­ ния отчуждаемой собственности, она может отомстить новому владельцу и даже стать причиной его смерти, если этот последний откажется действо­ вать по принципу «подарок за подарок». Один туземец маори следующим образом прокомментировал концепцию обменов между своими согражданами (сообщено Элдсоном Бестом: «Тонга — частная собственность — имеет хау. Вы мне даете нечто. Я передаю его третьему лицу; он, в свою очередь, дает мне другую вещь, поскольку его побуждает хау моего подарка, а я обязан отдать вам эту вещь, поскольку необходимо, чтобы я вернул вам то, что на самом деле является продуктом вашей тонги» (Ibid. Р. 47).

Суть заключается в том, что полученный и обменянный подарок не яв­ ляется инертным. Даже оставленный своим дарителем, он сохраняет в себе нечто. Данной вещью даритель получает власть над получающим подарок, как он имеет эту власть через ту же вещь над вором, поскольку имущество оду­ хотворяется хау, а это хау обязывает воздавать (Ibid. Р. 47—48). Эта магическая сила преследует не только первого, получившего дар, а затем второе, третье лицо, но и любого человека, которому тонга будет передана.

533

Г. Д. Гурвич Избранные труды

Подобный факт освещ ает два важных момента. Прежде всего, мы пони­ маем природу юридической связи, созданной передачей вещи, которая со­ стоит в обязательстве воздать за нее. Затем мы начинаем понимать, что связь с вещью и через вещь есть связь духовная, магическая по преимуществу, поскольку вещь пропитана маной собственника (lbid. Р. 48-49). Отсюда следует, что давать кому-либо вещь означает дарить ему часть себя, часть своей маны. «Совершенно ясно, что в потлаче следует вернуть другому то, что на самом деле является частицей его природы и его сущности [его магической силы, его маны]. Сохранение этой вещи было бы опасным и даже смертельным...

потому что эта вещь происходит [от другого] человека не только морально, но и физически и духовно» [магически]. Эта пища, это имущество, эти жен­ щины и т. п., подаренные и принятые, даю т власть над самими одаряемыми. Наконец, подаренные вещи, проникнутые таинственными флюидами собствен­ ника, стремятся вернуться к нему обратно либо создать равновесие, которое их заместит» (lbid. Р. 49).

Другим аспектом вопроса является аспект обязательства принять [пода­ рок] и обязательства отдарить, которые в меньшей степени присущи потлачу. «Так, у даяков любая группа (домочадцы, гости, хозяин) не свободна в том, чтобы не просить гостеприимства, отказаться принять предложенную пищу, не принять подарков, не заключить договор на определенных условиях и т. д.» (lbid. Р. 50). Обязательство дарить для них менее важно. Отказываться да­ рить, не приглашать, как и отказываться брать равносильно объявлению войны; это значит— отказывать в союзе. «Дарят потому что должны, потому что тот, кому дают, является в некотором роде собственностью , которая принад­ лежит дарителю ». Это право давит как духовная связь. Все это «уже не ка­ жется противоречием, если учитывать, что до смешения ман разных людей в вещах в последних уже присутствуют духовные блага», которые в разной степени пропитаны маной индивидов и групп» (lbid. Р. 51—53). «Все движется так, как если бы существовал непрерывный обмен между духовной материей [гибкой и эластичной], включающей в себя вещи и людей, между кланами и индивидами, разделенными по рангам, полам и поколениям» (lbid. Р. 53), т. е. действие имманентного сверхъестественного — маны.

У пигмеев Африки, у некоторых австралийцев и жителей Андаманских островов встречаются те же предписания. Вот как Браун характеризует по­ ложение дел у последних: «Никто не свободен отказаться от предложенного подарка. Все, мужчины и женщины, стараются превзойти друг друга в щед­ рости. Как будто существует нечто вроде соперничества — кто сможет дать вещь наибольшей ценности. Подарки скрепляют брак и создают некое род­ ство между двумя парами родителей» (lbid. Р. 62). «По сути, — замечает со свойственной ему находчивостью М осс, — подарки являются смешениями». Смешиваются маны вещей; смешиваются вещи в мане. «Смешиваются жиз­ ни [и вещи], и, таким образом, люди и вещи выходят каждый из своей изоли­ рованной сферы и смешиваются между собой. Таковы договор и обмен» (lbid.

Р. 63).

Говоря о Меланезии, Мосс утверждает, что недавно описанные некоторыми этнографами институты, такие, как праздники и ярмарки: пилу-пилу и осо­ бенно кулахх' пропитаны тем же духом и представляют собой разновидность

534

Магия и право

потлача (с той лишь разницей, что здесь используется нечто вроде денег). «Наши праздники, — сказал один меланезиец, — подобны движению иглы, которая связывает пучки соломенной крыши, чтобы сделать эту крышу еди­ ной» (Ibid. Р. 64). Эта связь осуществляется посредством маны, которая объеди­ няет обмены между людьми и вещами и включает последние в человеческое общество.

М алиновский привел описание того, что понимается в некоторых реги­ онах Меланезии под кулой. Кула есть большой потлач между племенами, ко­ торый захватывает целые части Меланезии. Этимологический смысл этого термина заключается в идее круга — это экспедиции, морские обмены, вре­ менные циклы, сопровождаемые праздниками и пирами. Торговля в кула, очевидно, является прерогативой вожаков, поскольку, с одной стороны, они обладают наиболее сильной маной, а с другой — они являются владельцами флота, вождями племен, коммерсантами — как одариваемыми, так и дари­ телями. Сам процесс дарения совершается торжественно и одновременно с преувеличенной скромностью. Приносятся извинения в том, что дарят так мало, упор делается на то, что совершенно неважно, что будет получено в обмен, и что ответный подарок будет принят лишь по настоянию, и только если подарок будет брошен к ногам. Основные объекты обмена — это вайгвы, подобие браслетов и колье из монет, вырезанных из ракушек и украшенных жемчугом. Эти украшения оживляются или, скорее, пропитываются маной своих обладателей. Они обладают таинственной, магической силой. Они до такой степени захватывают личность, что некоторые люди им даже присваи­ вают имена. Тем не менее, они не являются предметами культа, не представ­ ляю т собой священного, являются отчуждаемыми, то есть происходят от имманентного сверхъестественного, а не от трансцендентного. «Простое касание, — пишет Мосс, — передает их свойства. Их кладут на лоб, на грудь умирающего, их трут о живот, ими трясут перед носом. Они сами принимают участие в договоре», и их передача сопровождается ритуалами и магическими формулами (Ibid. Р. 71-76). Первый подарок (вага или куду) есть то, «что запирает на засов сделку», «зуб, который разрезает, проникает». То, что от­ дается взамен — йотиль, является обязательным; его ждут, и он должен быть эквивалентным дару; при первом же удобном случае его можно захватить силой и отомстить за него при помощи магии.

Если человек не может сразу дать ответный подарок, делается малень­ кое приношение, нечто вроде промежуточного подарка; оно смягчает креди­ тора-дарителя, поскольку мана пропитывает отданную вещь, но не освобож­ дает должника. Человек, «тяжелый на кулу», т. е. одариваемый, который недостаточно щедро воздает за кулу, подвергается презрению. Он одновре­ менно теряет свою ману, свой социальный престиж, свою коммерческую репутацию , лишается статуса лидера, положения вождя (Ibid. Р. 76-78).

Таким образом, принять первый дар означает вступить в целый ряд опе­ раций обмена. С другой стороны, чтобы найти лучшего партнера, следует постараться блеснуть и тем самым убрать конкурентов, побуждая их к изо­ бильным обменам наиболее ценными вещами: выставление напоказ своего величия, соперничество, конкуренция также влияют на кулу, являясь причи­ ной все больш ей социальной дифференциации и, стало быть, усиления

535

Г. Д. Гурвич Избранные труды

активности и инициативности индивида. Можно привести также другие формы потлача в Меланезии, например, сагалиХХ|‘ — выставление напоказ огромного количества пищи по различным поводам (урожай, погребальные пиршества, завершение важных построек и т. д.) и кере-кереХХ|И — всеобщий праздник времен года (lbid. Р. 81 et suiv.).

В М еланезии, например, можно увидеть, «что часть людей, сравнитель­ но богатых, производящих существенные излишки товара», осуществляют обмены равно в бескорыстной и обязательной форме. Это обязательство ос­ новано на магических связях между вещами и людьми. Полученные в обмен вещи никогда не отделяются полностью от тех, кто их дал; связь, которая устанавливается через ману, пропитывающую субъекты и объекты, является одновременно гибкой (допускает отчуждение) и нерушимой: отсюда обяза­ тельственное право (lbid. Р. 85-87).

Весьма детально рассмотрев потлач в Северо-Западной Америке (lbid. Р. 87 et suiv.), Мосс показывает, что это явление пропитано теми же самыми магическими верованиями, что и системы всеобщих повинностей в других цивилизациях. Только три черты в них проявляются более рельефно: пре­ увеличенное соперничество, доверие и почести (lbid. Р. 91). Общее приня­ тие пищи, распределение провизии, которые преобладают в американском потлаче, не могут быть отдарены немедленно. Отсюда понятие кредита, на­ чиная с момента одаривания до того момента, когда принимают взамен. Ни в каком другом общ естве социальный престиж вождя или коллективный со­ циальный престиж его клана не связаны в большей степени с щедростью даров и с точностью , с которой он воздает за дары в предусмотренный срок. Потребление и уничтожение в американском потлаче лишены пределов. Тот, кто войдет в более безумные траты, тот станет более богатым потлачами, отдаренными ему бенефициаром. Социальное положение в кланах, а также в тайных магических обществах, находящихся в конкуренции с ними, дости­ гается войной собственности, о чем непосредственно говорится в песне пле­ мени маа: «Мы состязаемся в собственности» (lbid. Р. 94). «Потлач — это борьба богатств», решающее испытание, в котором побеждают и проигры­ вают положение в группе, как это бывает в игре, в беге, в состязании, на войне (lbid. Р. 94-95).

Чтобы лучше понять сущность американского потлача, по мнению М ос­ са, недостаточно рассматривать его в юридическом и экономическом аспек­ те (как это делали Дави и Леонард Адам). Его магический аспект также не является достаточным, поскольку сложность института весьма высока. «По­ тлач является чем-то большим, нежели просто юридическим феноменом: он относится к числу тех феноменов, которые мы предлагаем называть «тоталь­ ными». Он является религиозным, мифологическим, шаманским, поскольку вожди, которые вступают в него, представляют собой предков и богов, име­ на которых они носят, танцы которых они исполняют и духами которых они одержимы. Потлач является экономическим феноменом, и следует соизмерять ценность, причины и следствия этих огромных сделок. Потлач является также феноменом социальной морфологии»: он принимает различную демографиче­ скую плотность в зависимости от того, какие племена собрались, и в зави­ симости от моральной плотности их институтов. Он является феноменом

536

Магия и право

коллективной психологии, возбуждением, доказательство чему представля­ ют его участники. Он является феноменом эстетики и фольклора. Наконец, с точки зрения юридической, он является одновременно статутом и догово­ ром, обязательством и вещным правом собственности, доверием и подар­ ком, а участвующие в обмене вещи имеют прямое отношение к [магической] связи, которая устанавливается между людьми (Ibid. Р. 99—100).

Особо жесткий характер обязанность давать потлачи принимает в ЮгоЗападной Америке. О т потлача зависят жребий вождей, престиж племен. Его посредством они доказывают свое богатство и свой успех, свою «фортуну», происходящую из маны. К тому же наличие потлачей является основопо­ лагающ им в военном, юридическом, экономическом и даж е религиозном «признании» вождей. Забыть пригласить на потлач — это тяжкое оскорбле­ ние, которое может повлечь за собой серьезные магические санкции (Ibid. Р. 100-105). Отказаться от приглашения почти настолько же опасно. «Дей­ ствовать таким образом означает показать, что человек боится необходимо­ сти сделать ответный шаг» — это значит заранее признать поражение, «это значит потерять вес своего имени», если только человек не одержал победу в предыдущем потлаче; отказ подразумевает в этом случае обязательство дать более щедрый потлач, чем это является необходимым (Ibid. Р. 106). Обычно потлач должен быть отдан тем способом, которым он был принят. Норму со­ ставляют от 30 до 100 потлачей в год. Обязательство возвращать является неизбежным; оно санкционируется не только «потерей лица и ранга», но и угро­ зой потери свободы, вплоть до рабства (Ibid. Р. 107-109).

Вещи, полученные в обмен на потлачах, пропитаны магическими силами, которые ведают оборотом даров. Отданные и возмещенные вещи обладают неравными магическими свойствами: так, отчуждаемые вещи различаются в зависимости от того, идет ли речь о провизии или о драгоценностях, таких, как украшения, блюда, ложки, одеяла из шкур или тканей, наконец, укра­ шенные гербом трубы. Драгоценности обладают особенно насыщенными магическими свойствами и более тесно связаны со своим обладателем. «Со­ вокупность этих драгоценностей составляет магическое наследие, которое часто отождествляется и с дарителем, и с реципиентом. Во всяком случае, совокупность этих вещей всегда пропитана духовным» [маной]. «Более того, вещи находятся в коробке или, скорее, в украшенном гербом ящике, который сам обладает мощной индивидуальностью, который передает информацию, который связан со своим обладателем», который содержит его ману (Ibid.

Р. 113-114).

«Каждая из драгоценностей имеет, впрочем, свое производящее свойство (Ibid. Р. 117). Посуда и столовые ложки являются неисчерпаемыми подате­ лями пищи и т. п.» (Ibid. Р. 118). Однако трубы с гербам и — это основные вещи, участвующие в обмене на потлачах, являющиеся объектами магиче­ ских верований. Они обладают индивидуальностью и собственной жизнью, своей «ценностью » в истинном значении слова, которое изначально имело как экономическое, так и магическое значение (Ibid. Р. 120-121). Трубы об­ ладают свойством привлекать другие трубы, становясь «добытчиками» труб (Ibid. Р. 122). «Часто [индейские мифы] отождествляют всех духов, приносящих трубы, владельцев труб и сами трубы. Труба требует передачи и требует от

537

Г. Д. Гурвич Избранные труды

одариваемого, чтобы он, в свою очередь, передал ее; именно ее кладут в могилу вождя и т. п.» (Ibid. Р. 123). Так, вместе с вещами передаются и обме­ ниваются богатство, удача, престиж, наконец, мана. «Круговорот имущества следует за круговоротом людей, пиршеств, ритуалов, церемоний, танцев, даже шуток и оскорблений» (Ibid. Р. 124-125) в едином целом, составленном ма­ ной, имманентной людям, а также вещам, связывая их между собой.

Эти весьма удачные мысли, показывающие путь для решения не только проблемы основания обязательства, но и проблемы присвоения отчуждае­ мых вещей, М осс подтверждает и проверяет, двигаясь от этнографии к исто­ рии права. Даже в древнем римском праве, несмотря на тот факт, что оно довольно рано освобождается от влияния сверхъестественного, нексум, как обнаружил Ю велен, представляет связь между людьми через вещи, пропи­ танные магическими силами, а основой этой связи, предположительно, яв­ ляется дар (Ibid. Р. 129-132). В классическом индийском праве Мосс нахо­ дит детальную реглам ентацию даров, основанную на м агической силе подаренных вещей, равно как и конкретные ссылки на потлач (в «Махабхарате»). Отданная пища рассматривается в индийской мифологии как прино­ сящая плоды для дарителей. Обычай принимать дары странным образом на­ поминает обычаи, связанные с потлачем. Так, брахман сначала отказывается от всех даров, даже от даров царя, но затем, когда он их принимает, уступая просьбам, он должен вернуть их эквивалент, чтобы не попасть в зависимость от дарителя. По законам Ману: «Дар одновременно является тем, что следует отдать, и тем, что следует принять и что, тем не менее, опасно брать». Поэтому подаренная вещь, по сути, является обоюдной связью, которую нельзя раз­ рушить, а порча или недоброжелательство дарителя находятся в самой вещи. Вот почему не должно ни в коем случае вкушать пищу у врага (Ibid. Р. 151). С другой стороны, брахманское право четко отождествляет имущество с лич­ ностью его обладателя в том, что касается как череды обменов, так и воров­ ства. Древний кодекс Будхаяна утверждает: «Собственность брахмана уби­ вает виновного до третьего колена; собственность брахм ан а есть по преимуществу яд». Она содержит в себе автоматические санкции, т. е. санк­ ции магические, которые вступают в действие, даже когда к этой собствен­ ности прикасаются, не имея в мыслях воровства (Ibid. Р. 147-148).

В германском праве термин «дар» (Gabe) связан с термином Hingabe (нем. — отдавать себя, сдаваться. — Прим. пер.) и Vergeben (нем. — разда­ вать, прощать. — Прим. пер.); термин Gift имеет одновременно смысл яда и дара (Ibid. Р. 155 el suiv.). Вадиум-залог, как уже показал Ю велен, позволяет заключающим договор сторонам магически воздействовать друг на друга. Речь идет здесь не только о магических санкциях залога, которые в основ­ ном и привлекли внимание Ю велена, но также и о встрече и слиянии в одной и той же вещи магических сил кредитора и должника (Ibid. Р. 156). Вадиум напрямую затрагивает честь, престиж, ману дарителя; он остается в зависи­ мом (магически) положении до тех пор, пока не освобождается и не берет обратно предмет, в котором скрыта частица его самого. С другой стороны, если мана должника сильнее маны кредитора, магическая сила вадиума мо­ жет быть угрожающей, опасной для этого последнего. Недоверие и страх кредитора выражаются в ритуале, который требует от долж ника бросить

538

Магия и право

чалог к ногам кредитора или положить его на землю, но не вручать его (lbid.

Р. 157 et suiv.).

М агическая опасность данной или отданной в залог, или отчужденной вещи особенно усиливается, согласно древнегерманскому праву, если тот, кто передает вещь, действует из дурных побуждений. Это объясняет двойст­ венный смысл слова Gift: дар и приданое — с одной стороны, яд — с дру­ гой. Эта тема смертельного дара, чужого имущества, переданного и присво­ енного, становящ егося вестником несчастья, представляет собой основу германского фольклора. Золото Рейна носит роковой характер для того, кто его завоюет, чаша Хагена смертельна для героя, который пьет из нее. Приве­ дем только, следуя за Моссом, строфу, которой герой Хрейдмар отвечает сво­ ему противнику Локи:

Ты дал подарки, Но ты дал не подарки любви,

Ты не дал с доброжелательным сердцем, Вы уже лишились бы жизни,

Если бы я знал раньше об опасности.

(lbid. Р. 158)

Так предстает перед нами, в сжатом виде, полученное благодаря иссле­ дованиям М осса весьма богатое и яркое собрание29 материалов, касающихся происхождения договора и обязательств, сопряженных с дарами, и основа­ ния присвоения отчуждаемых вещей. Интересуясь по большей части «то­ тальными социальными явлениями», в которых наблюдается одновремен­ ное воздействие магии, религии, экономики и права, Мосс демонстрирует сильнейшее влияние чисто магического фактора в установлении первобыт­ ных форм обмена.

Тем не менее М осс не приемлет идею раздельного изучения социальных влияний магии и религии, утверждая, что основной метод рассмотрения «то­ тальных, или завершенных, социальных явлений» воспрепятствовал бы та­ кому порядку исследований. Это единственное место, где в этой части нашего исследования мы позволим себе критику, уже начатую в «Предварительных размышлениях».

Мы далеки от того, чтобы отрицать огромную методологическую цен­ ность идеи «тотальных социальных явлений», которая, в частности, весьма удачно исключает упрощенные причинно-следственные объяснения в социо­ логии, поскольку причины не могут быть найдены ни в социальных, ни в де­ мографических основаниях, ни в праве, ни в магии, ни в религии, но в нераз­ рывном целом социума определенного типа, по отношению к которому все вышеперечисленные проявления суть лишь более или менее абстрактные ас­ пекты. Мы не можем согласиться только с тем особым значением, которое Мосс считает возможным придать этому принципу в обсуждении проблемы связи магии с определенными разновидностями права. Речь тогда шла бы не о поиске причин, но о конкретном описании глубинного взаимопроникновения

29 Мосс приводит также примеры из древнекитайского права, где различные владельцы считаются навсегда связанными через переданную им вещь, что можно объяснить только про­ никновением в вещь маны ее последовательно сменявшихся собственников (lbid. Р. 158 et suiv ).

539

Г. Д. Гурвич Избранные труды

определенных аспектов «тотальных явлений». И они остались бы лишенны­ ми содержания, если бы мы не были привязаны к исследованию их диффе­ ренцированных аспектов и весьма тесных отношений, которые устанавли­ ваются между этими последними (ибо эти дифференцированные аспекты, н конце концов, включаются в единое Целое).

Говоря об первобытных обменах в виде потлача как о тотальных соци­ альных явлениях, М осс приводит такой конкретизирующий пример: «Эти обмены являются магическими, поскольку быть красивым, удачливым, са­ мым сильным и богатым, чего ищут в потлаче, значит иметь доказательство наличия маны и умения владеть ею». «Позднее мана подтверждается в рас­ пределении богатств», приобретенных благодаря ей (Ibid. Р. 171-175). «Они являются религиозными», поскольку кланы и их боги участвуют в обменах, а потлачи зачастую сопровождаются отправлением культов (Ibid. Р. 180). «Они являются ю ридическими, связанными с частным или индивидуальным пра­ вом, обязательством, договором, индивидуальной собственностью », они ка­ саются публичного, социального права, изменяющего положение вождей и иерархию между кланами (Ibid. Р. 179-180).

В силу избранного подхода Мосс считает своим долгом (несмотря на его собственные утверждения о различии между сакральной неотчуждае­ мой вещью и вещью, пропитанной магической маной, допускающей через свою гибкость дары, обмены и отчуждение) упорно настаивать на несколько сглаживающих указанное различие примерах: передача коров в Индий, ко­ торые играют роль священных животных и над которыми тяготеют обще­ ственные табу (Ibid. Р. 148-149), приписывание трубам с гербами божествен­ ных качеств (Ibid. Р. 119, 122); чрезмерные разрушения во время потлачей, которые, очевидно, ведут происхождение от религиозных жертв богам, и т. д.

На этих примерах можно было бы увидеть, что пограничные случаи, ко­ торые сами должны объясняться конкуренцией магии и религии, позволяю ­ щей ослабить ж есткие связи, делаю щ ие сакральную вещь неподвижной, характеризуется мягкими и гибкими связями применительно к магической мане. М осс, наоборот, считает, что таким образом он приходит к дем онст­ рации неруш имой связи между магией и религией, которые действую т в одном и том же духе, в одном и том же направлении. Здесь и возникает его спорная концепция о происхождении магии и религии от одного источни­ ка, снимаю щ ая противоречие между имманентным и трансцендентны м сверхъестественным .

Таким образом, с первого же шага Моссу приходится чрезмерно сбли­ зить различные аспекты «тотальных социальных явлений» вместо того, что­ бы сначала дифференцировать их самым тщательным образом, а затем, после раздельного анализа и описания их взаимосвязи, включить их в единое Це­ лое. Этот последний метод представляется нам единственно приемлемым, поскольку в рамках любого другого метода присутствовал бы риск не только лишить «социальную тотальность» всего ее скрытого содержания, но и лишить социологию отправной точки в ее наблюдениях, делая невозможным прове­ дение различия среди элементов, составляющих общество. С философской точки зрения, конкретная связь различных аспектов единого Целого общества

540

Магия и право

заключается не в тождественности этих аспектов, но, напротив, во взаимо­ проникновении различных элементов, связанных именно этим непреодоли­ мым различием.

Нам кажутся равно недопустимыми как отказ от противопоставления роли магии и религии в социальной жизни, так и отказ от проведения разли­ чия между индивидуальным и социальным правом, между отчуждаемыми и неотчуждаемыми вещами, обязательственным и вещным правом, локальными ф уппами и группами по роду деятельности и т. д., несмотря на неоспори­ мый факт их взаимного пересечения во многих местах.

Никто лучше М осса не продемонстрировал ведущую роль магии в уста­ новлении обязательств (дар, договор и т. д.) и в присвоении отчуждаемых ве­ щей (противопоставляемых вещам сакральным), и никто не открывал такой широкий путь для верификации различных и противоположных друг другу социальных последствий магии и религии. Никто с большей энергией не ука­ зал на возможность переплетения в одних и тех же институтах магических и религиозных влияний. Однако вместо того, чтобы разделить это переплетение как результат конкуренции обеих сверхъестественных сил, противоречивых и несводимых друг к другу, постоянно находящихся в борьбе, — имманентного и трансцендентного сверхъестественного, — Мосс увлекся идеей их гармо­ нии и сотрудничества, их обоюдного влияния, идущего в одном и том же на­ правлении. Он связал эту искусственную гармонию со спорной идеей общего происхождения магии и религии, с использованием, по большей части в мони­ стическом аспекте, принципа «тотальных социальных явлений».

Если отказаться от этих двух элементов концепции Мосса, имеющих, скорее всего, случайный характер, и взять за основу ценные достижения его исследований, то можно прийти к систематическим выводам. В рамках этих выводов противопоставление юридических последствий магии и религии становится необходимым и с очевидностью верифицируется в случаях их конкурирующего влияния на одни и те же правовые институты (например, образование государства и установление царской власти).

§ 4. Общие выводы о роли магии в жизни права

А. Магия и индивидуальное право

Влияние магии на индивидуальное право было детально изучено благо­ даря трудам П. Ю велена и М. Мосса.

Поскольку аспект справедливости, реализующийся в индивидуальном праве, отличается от того, который реализуется в социальном праве, можно противопоставлять магическую и религиозную справедливость. М агическая справедливость, основанная на имманентности, является скорее уравниваю ­ щей, а религиозная справедливость, основанная на трансцендентности, — скорее распределяющей. Следы этого противопоставления можно найти в древнегреческих народных верованиях в «богинь» справедливости Дике и Темис, из которых первая является не богиней в полном смысле этого слова, а лишь добрым духом примирения и согласия, в то время как вторая, бес­ спорно являющаяся богиней, воплощает собой дисциплинарную и уголов­ ную юрисдикцию целой группы.

541