8. Неубеждает нас я расположение к Аристотелю Филиппа и Александра

Следующее положение можно опровергнуть гораздо быстрее и легче: кое-кто обычно возражает, что Филипп⁹¹, могущественнейший и 'мудрейший царь, из всех остальных выбрал Александру в наставники Аристотеля. Но так как сам Филипп, как бы он ни был мудр, отличался преимущественно политическим и военным умом и больше разбирался в военном деле, чем в науках, он мог судить об уме Аристотеля лишь на основе его репутации и всеобщей молвы. Я не отрицаю, что слава Аристотеля гремела уже при его жизни. Но кто не знает непостоянства толпы и того, как легко она распространяет слухи! Допустим, однако, что Аристотель был выше остальных людей — не только всей Греции, но и всех вообще, живших во всем мире в эпоху Филиппа: что на этого? Какое значение для нас имеет суждение Филиппа? В самом деле, его власть на нас не распространяется, да и не мог он заставить все умы подчиниться тирании одного ума. Не подвластны мы также и Александру, чье могущество было шире и который, как ни ценил он Аристотеля, все же высоко ставил и почитал других философов, прежде всего соперника Аристотеля Ксенократа⁹², а затем и Пиррона,—он так пенил их, что обоим подарил много талантов. Я, конечно, не отрицаю здесь, что блеск имени Александра создал большой авторитет и живому и мертвому Аристотелю, но только у толпы и у посредственных умов, которые судят обо всем на основании внешних признаков и потому убеждены, что у величайшего царя мог быть только величайший учитель. Но стоит ли на этом задерживаться

==70

Разве не должно быть известно всем, что один только бог может оказать: Вот тот, к кому я благоволю, слушайте его⁹³.Здесь можно было бы собрать маю™ аргументов этого рода и столь же веских, например, то, что было решено воздвигнуть на государственный счет Аристотелю памятник. Но поскольку такие аргументы малоубедительны, я считаю, что ими можно пренебречь. Ну, а что касается упомянутой статуи, то кто не знает, что и Эпикур не уступает ему в этом отношении? Ибо Лаэрпий пишет, что отечество почтило Эпикура многими бронзовыми статуями.

9. Не убедительно также одобрение и похвала тех, кто занимается философией

Остается, таким образом, рассмотреть, нужно ли следовать Аристотелю по той причине, что с тех пор, как он выступил, все, кто занимался философией, точно судьи низшего ранга, присоединялись к его мнению. Однако и в этом отношении нам нечего колебаться. Ведь общеизвестно, что всегда было много философов, с ним не согласных. Я хотел бы лишь заметить, что таковы, значит, сила и влияние истины, что, раз познав ее, разум не может ее больше отвергнуть. Ибо он с наименьшей необходимостью принимает познанную истину, чем открытый глаз различает находящийся перед ним цвет. Я говорю это для того, чтобы ты понял, что если бы учение Аристотеля было так истинно и достоверно, как кичливо утверждают его приверженцы, то никто никогда не выступил бы против него. Скажи, пожалуйста, почему с тех пор, как Евклид написал свои «Элементы геометрии», не нашлось никого, кто бы их отверг? Кто бы им не следовал? Да безусловно потому, что в этих «Элементах» содержится непреложная истина, с которой разум, раз познав ее, не может не согласиться. Так разве то же самое не произошло бы с положениями Аристотеля, если бы они были столь же истинны и несомненны? Но уже с самого начала все академики и стоики отвергли эти положения. Я уж не говорю об Эпикуре,

==71

который противоречил Аристотелю во многом, о Пирроне, который противоречил ему во всем. Умолчу и о знаменитом ученике Аристотеля Теофрасте, который, как это можно заключить из апологии Фемистия⁹⁴, во многом упрекал своего учителя. Умолчу и о другом Аристотеле, который был другом нашего Стагирита и о котором упоминает Плутарх⁹⁵. Я умалчиваю, наконец, и о том, что почти во все последующие века не было недостаткававторах, которые ожесточенно нападали на Аристотеля, причем нападки эти были не только со стороны приверженцев других партий и школ, но также и со стороны святейших отцов церкви и, мало того, со стороны некоторых рьяных приверженцев самого Аристотеля, о которых придется говорить несколько позже.