Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Скачиваний:
50
Добавлен:
24.07.2017
Размер:
1.79 Mб
Скачать

2. Это доказывается на примере воспринимаемых чувствами вещей, а также на примере самих одушевленных существ

Известно, во-первых, что всякое наше познание есть познание чувственное, или происходящее от чувств;

==341

поэтому бесспорно также, что мы можем составить суждение о какой-либо вещи только тогда, когда нам о ней что-либо говорят чувства. Из этого, как мы уже видели, следует, что нужно всегда смотреть на чувства, как на какое-то верховное судилище и высший критерий; так думал Аристотель. Но по-видимому, это слишком хорошо известно, чтобы об этом надо было говорить. На этом основаны наши суждения о том, что Солнце светит и восходит каждый день с востока, что огонь горяч и поднимается кверху, что вода холодна и течет вниз, что мед сладок и вырабатывается пчелами, что снег бел и рассеивает зрение, что растения питаются соками, что они цветут и зеленеют весной, что животные рождаются, получают способность чувствовать, растут, стареют, умирают. И о многом другом узнаем мы подобным жо образом, на основании свидетельства наших чувств. Трудность прежде всего заключается в том, предстанут ли чувствам всех вообще людей одинаковым образом те предметы, о которых мы судим по их воздействию на паши чувства. Так, например, если для любого взора снег кажется белым, то разумно, по-видимому, суждение, что снег бел.Но если бы одним он казался белым, а другим — иного цвета, то разве прав будет тот, кто безоговорочно объявит, что снег бел? Разве не может он быть другого цвета, поскольку белый для тебя снег кажется черным другому человеку, а еще другой видит его красным, иной— зеленым? Впрочем, чтобы ясно установить, что разные люди по-разному воспринимают внешние образы вещей (мы переводим этими словами то, что греки называют Fantasiae, и впредь будем употреблять его в указанном нами здесь смысле), мы возьмем те три пункта, которые Аристотель, хоть и не в том порядке, указывает в восьмой главе четвертой книги «Метафизики». Древние, как он напоминает, пришли к мнению, что у одного предмета бывают разные внешние образы. Во-первых, по-разному видят его различные живые существа; во-вторых, по-разному видят его и различные люди; в-третьих, даже один и тот же человек всякий раз рассматривает его по-особому. Чтобы усилить этот довод и целиком воспринять Пирронов

==342

метод, нужно прежде всего распространить это основоположение и на другие живые существа, так как способностью чувствовать обладают не одни люди, но ж животные наряду с людьми видят, слышат, ощущают запахи, вкус, тепло, холод и прочие качества [вещей], воспринимаемые при соприкосновении. Мало того, как принято думать, кабан превосходит нас[громкостью]слуха, рысь — остротою зрения, обезьяна — развитым вкусом, коршун — обонянием, паук — осязанием. Поэтому, прежде чем произносить суждение о внешних образах чувственно воспринимаемых вещей, следует принять во внимание и прочих животных. Если бы о вкусе вина стали судить люди непьющие, а мнения людей, понимающих в нем толк, не стали бы спрашивать вовсе, то мы бы вознегодовали; точно так же возмутительным показалось бы, если бы вое люди доверяли лишь своему собственному мнению о чувственных вещах, а к голосу бы остальных живых существ не прислушивались. Что же получается? Мнение нескольких верховных судей в вопросах, касающихся всех людей, не считается достаточным, а мнение немногих, одаренных чувством, окажется более надежным, хотя чувство — достояние всего чувствующего? Не подлежит сомнению, что как эти верховные судьи, которыми пренебрегли, могут показать королевский диплом, дающий им право судить наравне с прочими назначенными судьями, так и прочие живые существа имеют такие дипломы — их способности чувствовать, которые дают им право наравне с нами исследовать предмет и судить о нем. И не утверждай, что эти прочие живые существа менее разумны, [чем люди]. Ложность этого мнения мы докажем в своем месте. Сейчас нам достаточно того, что они на самом деле воспринимают чувственные объекты, отличают здоровое от вредного, выбирают хорошее и отвергают дурное и т. д. Можно поистине сказать, что животные имеют о чувственных вещах если и не осмысленное суждение, то по крайней мере такое, какое подобает животным, — суждение если не интеллекта, то, во всяком случае, воображения, т. е. такое, которое соответствует внешним образам приятного и неприятного

==343

красивого и уродливого, и т. д., иначе говоря, соответствуют тому, как вещи животными воспринимаются. Итак, давайте, по примеру пирронистов, исследуем, в самом ли деле всем животным внешние образы одних и тех же вещей представляются одинаково. Никто, полагаю, не станет отрицать, что у животных бывает самое различное устройство организма. Об этом говорят прежде всего столь различные и многообразные способы их размножения. Одни появляются на свет через совокупление, другие - без ного. Среди первых одни рождаются от животных одинаковой породы, например, быки, другие — от животных разных пород, как, например, мулы. Один при рождении уже имеют внешний вид взрослого животного, как лошади; другие, по рассказам, появляются на свет бесформенными, как, например, медведи. У иных органы восприятия долго остаются бездеятельными,— например, у собак. Некоторые рождаются парами, как овцы; многие вылупляются из гнезда, как птицы. Встречаются п такие, которые считаются и живородящими и вместе с тем они одновременно яйценосны,— таковы змеи. Иные родятся из огня, как бабочки-огневки, которых влечет к себе огонь, иные — из воды пли прокисшего вина, как мухи; иные — из земли, таковы черви, иные — из тины, таковы лягушки, иные — из растений (гусеницы), из пепла родителей, как, по рассказам, родится Феникс, из '[других] живых существ — таковы вши, из трупов — таковы пчелы, возникающие Вторым доказательством (различия представлений] служит различие мест обитания: одни существа всегда из трупов быков, осы (из трупов лошадей), тараканы (из трупов ослов), бабочки (из мертвых гусениц). живут в огне, как, например, бабочки-огневки, другие — всегда в воздухе (такова птица, зовущаяся райской) ; третьи то в воздухе, то на земле—таков лебедь; четвертые всегда в воде — таковы рыбы; пятые то в воде, то на земле — таковы крокодилы; шестые всегда на твердой земле — таковы козы; некоторые вечно находятся под землей — таковы кроты; иные меняют климат — таковы ласточки; а иные живут постоянно в одних и тех же краях — таковы воробьи, и т. д. Сюда же

==344

относится и очень большое разнообразие в их пище, ибо одни кормятся травой, другие — зернами, третьи — кореньями, молоком, кровью, мясом, четвертые же потребляют многое из этих вещей одновременно, а иные — все сразу. В качестве третьего доказательства выступает несходство частей их тела, различия в их строении, большое разнообразие свойств, неодинаковая продолжительность жизни, наконец, враждебность многих из них друг к другу. Но зачем мне дольше останавливаться на этом, поскольку ясно как день, что животные обладают различным строением организма? А если это строение у них столь различно, то неужели, по-твоему, всем им одна и та же вещь кажется одинаковой? Разве не правдоподобно, что если человеку, у которого строение организма совсем немного изменяется — от старости, от болезни или случайно — предметы, бывшие некогда вкусными и сладкими, кажутся вдруг невкусными и горькими, или вещи, ранее казавшиеся белыми, кажутся теперь желтыми и красными и т. д., то для разных животных, столь различно устроенных, одна и та же вещь оказывается разного цвета, вкуса и т. д.? Одно и то же дуновение производит разные звуки — низкие и высокие, в зависимости от того, через какие трубы оно проходит; тот же самый дождь превращается то в реку, то в капусту, то в яблоко, то в платан, то в вишню, то в маслину, в зависимости от того, какое растение его впитывает; одна и та же пища, перевариваясь в желудке, превращается то в плоть, то в кости, то в вену, то в артерию, то в нерв, то в кожу, в зависимости от того, в какую часть тела она поступает. Так что же невероятного в том, что проявления одного и того же объекта, столь различно воспринимаемого через его так называемые образы органами чувств столь различных по своему строению животных, влекут за собою такие бесчисленные трудности? Разве не общеизвестно, что всякое восприятие зависит от воспринимающего?Как может случиться, чтобы при таком различии воспринимающих органов образ одной и той же вещи не был воспринят ими по-разному, не был видоизменен сообразно различию в их строении, не принял бы надлежащую

==345

форму, не получил своеобразную окраску и как бы отметку?

Эта мысль находит себе двойное подтверждение, и прежде всего — в разнообразии многочисленных органов. Возьмем к примеру глаза: вещь, которую мы считаем белой, больные желтухой назовут желтой, а те, у кого воспалены глаза, сочтут ее кроваво-красной. Глаза у животных бывают и белесые, и желтоватые, и налитые кровью, бывают и других оттенков: разве не покажутся им одни и те же предметы окрашенными в разные цвета? Если мы долго пристально смотрим на Солнце, а потом начинаем рассматривать книгу, буквы, раньше черные и неподвижные, начинают нам казаться золотыми и мерцающими. У некоторых животных глаза блестят и излучают свет, благодаря чему они видят даже в темноте: так разве мы не скажем, что одни и те же предметы являются им в ином свете, чем прочим? С другой стороны, для тех, кто растирает в порошок ржавчину, сухие чернила и другие подобные вещи при свете лампы, цвет воздуха окажется окрашенным в ржавый, чернильный или в какой-либо иной цвет. Почему же если столь различные виды влаги воздействуют на глаза разных животных, видимости объектов не окажутся для них различными? Когда мы смотрим на один и тот же предмет, имеющий однородную окраску, через цветные стекла, он кажется нам окрашенным в разные цвета. Не то же ли самое происходит прежде чем образ дойдет до хрусталика и сетчатки, когда предмет воспринимается глазами, оболочки и влажные части которых бывают разного цвета и прозрачны, как стекло? Когда мы трем глаз или искусственно сужаем его, то видим предметы удлиненными, узкими, совсем иной, чем обычно, формы, величины, числа. И у животных зрачок бывает то скошенным, то удлиненным, как, например, у козы и кошки. Так разве им предметы не станут казаться иной формы, чем тем, кто имеет круглый зрачок или какой-нибудь еще? Зеркало, смотря по тому, какую форму оно имеет — вогнутую, выпуклую, удлиненную и т. д.— отражает предметы в увеличенном, уменьшенном или деформированном виде. Глаза у некоторых животных

==346

бывают выпуклые, впалые, плоские и иной формы — так разве не станут те же самые вещи вследствие этого казаться одним из них большими, другим — маленькими и т. д.? Это касается и всех прочих органов чувств, и как раз об этом мы будем говорить. Ведь мы по-разному воспринимаем звук, смотря по тому, слышим ли мы его с заткнутыми или полузаткнутыми ушами,— так неужели животные не воспринимают его по-разному, если уши у них бывают и очень большие и совсем маленькие? Когда у нас насморк, когда нам холодно или мы больны, мы по-разному воспринимаем запахи одних и тех же вещей. Разве мы не можем утверждать, что и с животными -происходит то же самое, поскольку у одних из них излишек слизи в носу, у других излишек крови, у третьих излишек еще какой-либо жидкости? Если один и тот же предмет бывает не одинаков на вкус, в зависимости от того, пересыхает ли наш язык от жары или он совсем влажный, то разве не может случиться, что один и тот же предмет разные животные по-разному ощущают на вкус, поскольку язык бывает у одних жестким и сухим, у других совершенно влажным? Что же касается осязания, то прикосновение действует на нас по-разному, смотря по тому, тепло нам пли холодно, прикасаемся ли мы волосатой пли гладкой, мозолистой или тонко» кожей. Неужели же и животные не будут ощущать прикосновение по-разному? Ведь они устроены неодинаково: одни имеют гладкую кожу, другие покрыты шкурой, колючками, перьями, чешуей, раковинами.

Во-вторых, это подтверждается разнообразными склонностями живых существ: то, что любят одни, ненавидят другие; того, к чему одни стремятся, другие избегают; приятное для одних бывает противно для других; то, что затрагивает одних,—на это другие не обращают внимания. Поэтому разве могут одни и те же вещи представляться всем в одинаковом свете? Рыбе приятна морская вода, человек находит ее отвратительной — так скажи мне, разве эта вода обладает одним и тем же вкусом для рыбы и для человека? Приятный для человека запах бывает невыносим для жука: растительное масло полезно для нас и смертельно

==347

но для ос и пчел; мы не любим мутной воды, но ее любят свиньи и верблюды; многие животные питаются плодами бука, но у змеи прикосновение ветки бука вызывает судороги; то же происходит с летучей мышью, если она дотронется до листьев платана. Лев не выносит петуха (как говорят в народе), слон—барана, лошадь — верблюда, для тигра же невыносим звук тимпана, которого, однако, не боятся другие звери. Цикуту, которая ядовита для нас, любят и едят перепелки и козы. Все это относится и к тысяче других вещей. И ты думаешь, что предмет, производящий на животных столь различное впечатление, является им одинаково, в одном и том же виде и качестве? Если бы это было так, то всем им нравилось бы одно и то же, и одно и то же было бы всем им противно. Но поскольку дело обстоит иначе, то разве не правилен вывод, что для разных существ существуют различные видимости одной и той же вещи?

Из всего этого можно заключить, что предмет, воспринимаемый одними живыми существами как белый, другими как золеный, третьими как сладкий, четвертыми как горький, иными как полезный, некоторыми же как вредный и т. п., не обладает этими свойствами по своей природе, т. е. сам по себе. Можно лишь в общем сказать, каким он кому представляется: например, на уже упомянутый вопрос: бел ли снег или нет? люди могут ответить, что он им кажется белым, но они не могут сказать наверняка, таков ли он от природы, поскольку вероятно, что другим живым существам он представляется, по указанным выше причинам, другого цвета. Также и на вопрос:сладок или горек мед? можно лишь ответить, что нам он кажется сладким или что с нашей точки зрения он таков, но нельзя утверждать, что он таков сам по себе. Если бы он был таковым от природы, то оставался бы таким для всех животных, обладающих вкусом — для лошадей, быков и т. д. Дело жо обстоит совершенно иначе. И на вопрос:ядовитая ли трава цикута или нет?можно ответить, что для человека она ядовита, для перепелок же нет. Назвать же ее абсолютно ядовитой или абсолютно целебной, как видишь, нельзя. Если бы она была

==348

ядовита сама по себе, то почему она не отравляет перепелок? Если она целебна, то почему не приносит людям здоровья? Если предмет таков по своей природе, то он безусловно таким и предстает для всех, сколько бы ни было тех, кто его воспринимает. Именно так учит в «Этике» и сам Аристотель, говоря, что не существует ни законов, ни дел справедливых или несправедливых от природы, потому что в разных странах предписывается разное; огонь же, по его словам, жжет и бывает горяч от природы, потому что и у нас, и у персов он горит одинаково. Обосновывает же он все это с помощью следующего рассуждения: Природное,— говорит он,—неизменно и повсюду имеет одну и ту же силу.Ты скажешь теперь, что про огонь, по крайней мере, можно сказать, что он горяч от природы. Отвечаю: я не настаиваю на этом, а лишь привожу аристотелевский пример. Огонь, конечно, горяч с нашей точки зрения, мы не отрицаем этого, так как ощущаем, что он таков; но кто знает, от природы ли он таков? Ведь не для всех животных он горяч. Многие животные рождаются и умирают среди пламени — об этом свидетельствует Гален по своим личным наблюдениям над очагами на Кипре и Филон Иудейский, рассказывающий о том, что он видел в Македонии225. Неужели ты думаешь, что с точки зрения тех существ огонь так же жарко горит, как и с нашей? Он в такой же мере горяч для них, в какой вода холодна для рыб. Ведь они не выскакивают из огня, чтобы остыть, как не выскакивают и рыбы из воды, чтобы согреться. Кроме того, существует еще множество вещей, которые не боятся жара пламени и не плавятся от него. Ты скажешь, что во впадине луны есть огонь, который не оказывает никакого действия на соприкасающееся с ним небо. Но Как раз это и служит доказательством того, что по природе своей огонь не должен называться ни горячим, ни холодным, и что по отношению к одним предметам он бывает горячим, а по отношению к другим — нет. Но об огне я говорю лишь вскользь. Ты возразишь, может быть, что организм устроен у животных неправильно и потому не следует принимать во внимание то, как они воспринимают вещи и судят

==349

о них. Смехотворна эта увертка! В своем роде животные совершенно здоровы и даже значительно здоровее людей. Скорее уж организм людей порочен, поскольку животные употребляют лишь естественную пищу или близкую к естественной, а люди постоянно меняют свою еду и очень часто употребляют в пищу то, что искусственно испорчено приготовлением и, как правило, не подходит для них, не говоря уже о том, что они едят сверх меры, когда нет в том естественной необходимости. Но на этот довод у Аристотеля нет ответа.

Соседние файлы в папке Гассенди