Глава XXI о мужестве с точки зрения страха смерти

Следующая вещь, подавляющая человеческий дух отвратительным страхом,— это смерть. Ибо люди воображают себе по сказкам какое-то вечное зло, которого

==364

они ждут после смерти (и что особенно невероятно, при полном отсутствии способности чувствовать, словно и в этом случае они продолжали бы собой что-нибудь представлять), не ведая, конечно, что все россказни о том, что происходит в преисподней,— это чистейшие выдумки поэтов и если они и содержат какую-то правду, то эта правда того, что случается с нами при жизни как из-за пустого страха, напрасных тревог, ненасытных желаний, так и из-за других страстей, терзающих несчастных смертных настолько, что жизнь их становится хуже преисподней.

Поэтому, чтобы ты мог освободиться от этих страхов, привыкай думать, что смерть ничего нам не может сделать, ибо все, что мы считаем добром или злом, связано с чувством, смерть же — это отсутствие чувств. Ведь она не что иное, как распад, а все, что подверглось распаду, лишается чувств. Таким образом, смертью, по-видимому, можно легко пренебречь, ибо она не оказывает никакого воздействия и бесцельно грозит страданием там, где то, что должно страдать, исчезло.

.Но конечно, обыкновенные люди боятся смерти, иногда, правда, как величайшего страдания, но иногда и как прекращения всего того, чем мы наслаждаемся в жизни. Однако смерть, как таковая, или небытие, напрасно внушает ужас. Ведь в этом состоянии не остается ничего от жизни, благодаря чему можно было бы установить, что небытие — это какое-то зло.

Вот почему со стороны этих людей, между прочим, в высшей степени неразумно приходить в ужас и возмущаться по поводу того, что они будут после смерти разорваны дикими зверями, сожжены или источены червями; они не понимают, что их-то ведь не будет, так что им не придется скорбеть о себе как о погибших, истерзанных, сожженных, сгнивших. Точно так же неразумно поступают люди, когда скорбят по поводу того, что после смерти они не будут общаться со своими женами, детьми, друзьями, не будут оказывать им никаких услуг и помощи; они не принимают во внимание, что тогда и желания такого у них не будет.

Итак, смерть, которой, по общему мнению, из всех зол следует больше всего опасаться, не должна, как я

==365

сказал, нас волновать, ибо, пока мы существуем, не существует для нас смерть, а когда наступает смерть, мы перестаем существовать. Таким образом, смерть не может причинять страдания ни живым, ни мертвым, ибо первых она не затрагивает, вторые же не существуют.

Далее, знание, что смерть не причиняет нам никаких страданий, помогает нам наслаждаться нашей земной жизнью, не примысливая к ней никакого неопределенного времени и отказавшись от стремления к бессмертию. Ведь свободен от всякого зла в жизни тот, кто ясно видит, что нет никакого зла и в небытии. В этой связи надо сказать, что, подобно тому как мы выбираем обычно не самую обильную, а самую вкусную пищу, так и жизни полезно добиваться не самой долгой, а самой приятной.

Неразумен, однако, и тот, кто утверждает, что боится смерти не потому, что она, наступив, принесет с собой печаль, а потому, что в ее ожидании в дух наш закрадывается тоска. Ведь если она, придя, не причиняет никакого страдания, то ее ожидание должно быть чуждо печали. По крайней мере, если в обстоятельствах смерти есть что-либо тягостное или какой-либо повод для страха, то это вина умирающего, а не смерти. Сама смерть несет с собой не больше страдания, чем то, что бывает после нее. Страшиться ее так же глупо, как бояться старости: ведь как старость следует за юностью, точно так же за старостью следует смерть.

Добавь к этому, что последний предсмертный час (как следует по крайней мере на это надеяться) либо совсем протечет без страданий, либо если они и будут, то некоторым утешением послужит их кратковременность: ведь тяжелое страдание никогда не бывает длительным. Всякий должен быть убежден, что если момент расставания души с телом сопряжен с мукой, то по крайней мере с концом этой муки приходит конец и страданию.

Смешон также тот, кто внушает юноше, чтобы он достойно жил, старику же — чтобы он достойно умирал, ибо это нельзя разделять, а нужно одновременно думать и о том и о другом. Ведь и юноша может прежде-

==366

временно умереть, а старцу может все еще оставаться время пожить, либо если наступил последний акт его жизни, то этот последний акт все-таки ее часть, больше того — ее венец. Во всяком случае как юноше, так и старцу должно быть ясно, что хотя люди могут во всех других отношениях обеспечить себе безопасность, однако что касается смерти, то здесь все они как бы живут в государстве, лишенном укреплений и войска.

Впрочем, и юноша может умереть счастливым, если он будет считать, что при более длительной жизни он не увидит и не испытает больше того, что уже успел увидеть и испытать. И старик может жить несчастливо, если он позволяет приятностям жизни утечь, словно из дырявого сосуда, и потому не чувствует себя удовлетворенным жизнью настолько, чтобы невозмутимо желать из нее уйти и обрести покой, как этого может желать пресыщенный ее гость. И не думай, что старик бывает счастлив, потому что он умирает стариком: он счастлив лишь в том случае, если пресыщен благами.

Наконец, еще более нелеп и смешон тот, кто утверждает, будто благо — совсем не родиться, А родившись — скорее пройти через Дита затворы ¹⁶⁰.

Ведь если он говорит это с убеждением, то почему ему самому не уйти сейчас же из жизни? Ему, несомненно, легко это сделать, если он серьезно обдумал этот вопрос. Если же он говорит это в шутку, то поступает безрассудно, потому что такими вещами не шутят. Но очевидно, в смерти есть что-то само по себе привлекательное, и потому не меньше следует порицать тех, кто желает смерти, чем тех, кто ее боится. В самом деле, может ли быть что-нибудь более смешное, чем желать себе смерти, если ты сам себе сделал жизнь в тягость своим страхом перед ней? Или из-за отвращения к жизни прибегать к смерти, когда ты сам своим образом жизни себя до этого довел?

Итак, тебе скорее следует заботиться о том, чтобы жизнь тебе не опротивела и чтобы тебе не хотелось с нею расстаться, если только этого не требует природа или случай, сделавший жизнь невыносимой. Здесь следует, конечно, подумать, лучше ли, чтобы смерть при-

==367

шла к нам сама или, наоборот, чтобы мы пришли к ней. В самом деле, жизнь в нужде — это несомненное зло, но вовсе не необходимость, так как природа, предоставившая нам один лишь вход в жизнь, дала нам много из нее выходов.

Но если иногда и случается, что надо спешить и бежать, чтобы предупредить какое-нибудь не зависящее от нас обстоятельство, которое могло бы помешать нам уйти из жизни, тем не менее все следует предпринимать надлежащим образом и своевременно. Когда же наконец долгожданный момент наступит, только тогда надо начинать действовать. И не подобает сидеть сложа руки тому, кто мечтает о бегстве; с другой стороны, мы не должны отказываться от надежды на спасительный выход даже из самого большого затруднения, но только не надо забегать вперед или, наоборот, медлить, когда наступит подходящий момент.

Нечестивые мысли, развитые в этой главе, были подробно опровергнуты нами в тех главах «Физики», где вопреки'Эпикуру мы доказали, что человеческие души бессмертны: смотри третью главу четырнадцатой книги последней части третьего раздела «Физики». То, что здесь, в частности, говорится в конце о добровольном уходе из жизни, опровергается там же, в четвертой главе четырнадцатой книги.