Полемика с декартом и обоснование материалистического сенсуализма

Как мы упомянули выше, у Гассенди его натурфилософия, его физикасовпадала с тем, что можно назвать его метафизикой. А современник Гассенди Декарт отделял свою материалистическую физику от своей метафизики, которая была не материалистической. Метафизика Декарта дуалистична, построена на учении о двух независимых субстанциях — духе и теле, о непротяженности духовной субстанции и о том, что этой духовной субстанции присуща способность познания сущностей вещей, независимая от ощущений, основывающаяся на «естественном свете разума», «врожденных идеях» и независимой от чувственного знания интуиции. Декарт утверждал, что чувственность является источником лишь неотчетливого, неясного знания, а ясное и отчетливое знание дается интеллектуальной интуицией. Если Гассенди и его друг и единомышленник Томас Гоббс защищали принципы эмпиризма и сенсуализма, то Декарт противопоставлял имрационалистическуютеорию познания.

Гассенди выступил совместно с Гоббсом против метафизического учения Декарта, отстаивая материалистическую позицию. Так как с метафизическим учением Декарта была связана его рационалистическая теория, то Гассенди выступил против нее, отстаивая принципы эмпиризмаисенсуализма.Замечания, сделанные Гассенди Декарту, интересны тем, что Гассенди формулирует в них свои взгляды без постоянных ссылок на Эпикура, самостоятельно и избегая теологических оговорок, выступает открыто как враг идеализма и сторонник материализма.

==42

Первое же возражение Гассенди направлено против формулы Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую». Гассенди, не оспаривая этого самого по себе правильного положения, резонно замечает, что факт моего существования вытекает не только из моего мышления, но и из всякого иного моего действия. «Ведь ты мог то же самое положение,— говорит Гассенди Декарту,— вывести из любого другого своего действия, ибо естественный разум нам говорит, что все, что действует, существует» ¹.

Кроме того, говорит Гассенди (так же, как и Гоббс), из положения «я мыслю, следовательно, я существую» отнюдь не вытекает положение, что я есть дух,независимая от тела мыслящая субстанция. Делать из приведенного положения такой вывод — это все равно, что делать свойство вещи самой вещью или же делать деятельность субъектом деятельности, т. е. превращать предмет в субъект, что неправомерно, ибо противоречит действительному соотношению вещей и их свойств в объективном материальном мире². Вывод Декарта ничем не отличается от вывода: «Я гуляю, следовательно, я есть прогулка». Этот иронический пример, выдвинутый первоначально самим Декартом в качестве контрвозражения против его критиков, был затем остроумно использован Гоббсом³и Гассенди против Декарта.

Из положения «я мыслю, следовательно, я существую» логически следует, что я есть мыслящее существо, которому в числе прочих свойств или родов деятельности принадлежит свойство мышления.

Декарт, отвечая на возражения Гассенди, указывал, что никакая другая деятельность человека не может дать ему основания для вывода о существовании, если одновременно с ней не будет присутствовать мышление освоем существовании, в то время как мышление не

' Pétri Gassendi Opera oüinia, t. III. Lugduni, 1G58, p. 284.

²Превращение предикатов вещей в субъекты, а субъектов — в предикаты есть операция, осуществляемая любым философом-идеалистом; см. аналогичную критику гегелевского идеализма у К. Маркса и Ф. Энгельса (см.К. МарксиФ. Энгельс.Из ранних произведений, стр. 638).

³См.β. Φ. Асмус.Декарт. M., 1956, стр. 207.

==43

требует никакой другой деятельности, чтобы судить о том; что я существую. В ответ на это Гассенди справедливо говорит, что Декарт по сути дела совсем не показал, каким преимуществом перед прочей деятельностью человека отличается мышление, преимуществом, которое позволяло бы ему одному приписывать силу доказательства существования человека.

Гассенди утверждает, что Декарт не дает никакого определения мышления и не вносит буквально ничего нового в познание его природы. Намерение Декарта, несомненно, состояло в том, чтобы сделать природу души более отчетливо познаваемой, чем природу тела, но он этого не выполнил. Сказать о мышлении, что оно есть субстанция,— значит определить одно неизвестное через другое. Нужно указать положительные свойства субстанции мышления. Например, о телесной субстанции мы знаем, что она имеет протяженность, фигуру, что она заполняет определенную часть пространства и обладает еще рядом других свойств. Но что знаем мы о духовной субстанции? Что она не есть соединение телесных частей, ни нечто способное ощущать, ни что-либо другое. Такие определения чисто негативны и ничего не дают для понимания сущности мышления. Чтобы мы тебя знали, нам надо знать не то, чем ты не являешься, а то, чем ты являешься, нам нужны позитивные определения твоих свойств, говорит Гассенди Декарту.

Декарт похваляется тем, что его независимая от чувственности интуиция дает ясное и отчетливое знание субстанций, но разве, когда он определяет мышление как нечто непротяженное, он дает ясную и отчетливую идею самого себя? Разве нельзя сравнить Декарта со слепым, который, чувствуя теплоту и узнав, что теплота исходит от Солнца, воображает, будто он имеет ясную и отчетливую идею Солнца, так как если его спросят, что такое Солнце, то он может ответить, что это нечто дающее тепло? Разве это ясная и отчетливая идея о Солнце? Ведь если бы Декарта попросили дать точное и ясное понятие о вине, то он не ограничился бы тем, что сказал: «Вино есть белая или красная опьяняющая жидкость», а попытался бы исследовать и объяснить

==44

нам внутреннюю сущность вина, его субстанцию, состоящую, как показывают наблюдения, из водки, винного камня, слизи и других веществ, смешанных между собой в том или ином количестве и в той или иной пропорции. Точно так же, когда от нас требуется дать определение мышления, то недостаточно сказать, что это способность думать, понимать и т. д., а надо путем как бы некоторой химической операции так исследовать мышление, чтобы можно было показать его подлинную основу, его настоящую субстанцию во всей полноте ее свойств.

Гассенди не ограничивался в своих «Сомнениях» негативными возражениями против метафизики Декарта, он совершал, по его словам, «химический анализ мышления», устанавливал: 1) материальную основу и, более того, в соответствии со своими общими механистическими положениями — протяженность и атомистическую структуру мышления; 2) эмпирическую и сенсуалистическую основу мышления. В своей критике декартовой метафизики Гассенди дает материалистический анализ познания.

Декарт, говорит Гассенди, не доказал, что мышление не есть начало телесное и материальное. Более того, Декарт сам гораздо более уверен в реальности материальной субстанции, т. е. тела, чем в реальности непротяженной субстанции своего мышления. Единственное, что он мог доказать,— это что душа не есть грубая материальная субстанция, которую мы видим в других телах природы, окружающих нас, но он не опроверг того, что душа может состоять из особого рода материи, образующейся из малых частиц вещества, подобных веществу огня.

И в этом вопросе — о природе души — Гассенди использует теорию античной атомистики. Душа есть в своей сущности телесное начало, состоящее из атомов особой структуры, есть некая чистая, прозрачная и тонкая субстанция, нечто вроде дуновения, проникающего все тело или по крайней мере мозг и его части, одушевляющего их и выполняющего там все функции. Душа отнюдь не восседает, подобно кормчему на корабле, как это изображал Декарт, но, имея протяженную атомисти-

==45

ческую структуру, рассеяна по всему телу. Душа сосредоточена не в одной шишковидной железе, а связана со всей нервной системой и всем мозгом.

Она растет вместе с ростом того тела, частью которого она является, и дряхлеет вместе с ним. Она здорова тогда, когда здорово тело, и больна тогда, когда болеют те материальные органы, которые представляют собой ее основу.

Если бы, как говорит Декарт, сущность человеческого Я сводилась к мышлению, то человек не мог бы существовать ни одного мгновения без мышления, он должен был бы мыслить, находясь в утробе матери, пребывая в летаргическом сне или в состоянии безумия. Характерно, что Декарт, отвечая на эти доводы Гассенди, писал, что поскольку мышление, которое не мыслит, есть нонсенс, то душа человека мыслит всегда, в том числе и в утробе матери! При этом следует помнить, что Декарт все прочие психические функции человека, бессознательные и подсознательные, все то, что впоследствии Лейбниц назвал «малыми перцепциями», равно как и все чувственные формы познания, а также аффекты души (эмоции) начисто отделял от мыслительной деятельности, как таковой, относя их к физиологическому автоматизму, тогда как Гассенди склонен был, как эмпирик и сенсуалист, сводить мыслительную деятельность человека к чувственному знанию. Отсюда и проистекало различие позиций Декарта и Гассенди. Стремление подчеркнуть специфику понятийного знания приводило Декарта к метафизическому идеализму. Стремление материалистически объяснить психику человека приводило Гассенди к утере специфики мышления, к утере качественного своеобразия высшей ступени психической деятельности человека и к вульгарной трактовке мышления как особой материи. И Декарта и Гассенди ограничивали современный им уровень исследования деятельности центральной нервной системы, уровень исследования человеческой психики и метафизическая односторонность их методологии.

Основным доказательством материальности души, т. е. психической деятельности человека, Гассенди считает материальную природу человека в целом. При

==46

этом он пользуется соответствующими теориями Эпикура. Ощущения от воздействия внешних вещей возникают в человеческой психике таким образом, что от вещей истекают состоящие из особого рода подвижных атомов зрительные, слуховые и другие образы. Они проникают в сознание человека через соответствующие органы чувств: глаза, уши и т. д. Таким образом, здесь, по Гассенди, действуют чисто материальные компоненты познания. Но это и есть основа всякого знания, в том числе понятий и мышления, как такового. И оно вследствие этого материально. Если бы мысли были непротяженны, то каким образом они могли бы воспринять протяженный образ воспринимаемой вещи? Идея, говорит Гассенди, понимая под идеей образ вещи, очевидно, не вполне лишена протяжения. Но если это так, то как может человек, не будучи протяженным, пользоваться ею? Когда наша душа совершает усилие, она заставляет двигаться наши телесные органы и даже, с их помощью, внешние вещи, но это возможно только через соприкосновение. А каким образом может совершиться соприкосновение без тел, которые соприкасаются?

В связи с критикой идеалистической концепции Декарта по вопросу субстанциональности души Гассенди опровергает различие, которое Декарт ввел между мыслящим человеком и животными как якобы лишенными души автоматами, действующими лишь в силу определенного расположения органов, подобно машинам. Гассенди доказывает, что между человеком и животными в отношении психики нет принципиального различия, имеет место только количественная разница. «Если разум есть нечто ощущающее и воображающее, то он, по-видимому, должен быть приписан животным» '. Конечно, животные не обладают человеческим разумом и лишены человеческого дара речи, но они разумны по-своему и обладают своим собственным способом общаться.

Вопреки мнению Декарта, будто чувственное познание не способно открыть сущности вещей, будто оно

' Pétri Gassendi Opera philosophica, t. III. Lugduni, 1658, p. 303.

==47

является источником неотчетливого знания, Гассенди доказывает, что в основе всякой науки лежит именно ощущение, чувственность, опыт и что основой рационального знания являются именно они, а не мышление само по себе, не «естественный свет разума», или независимая от ощущений «интеллектуальная интуиция».

Акт ощущения состоит в восприятии внешних образов вещей. Поскольку наши органы чувств механически воспринимают в себя материальные образы внешних вещей, то ощущения всегда безошибочны, как безошибочна прямая линия, которую мы чертим, располагая прямой линейкой. Ошибки, которые мы допускаем в познании, вопреки Декарту, проистекают не из ощущений, а из заключений ума, когда эти заключения совершаются без достаточных оснований (почерпнутых из ощущений). Декарт в качестве примера ошибочности чувственного знания приводит пример башни, которая четырехугольна, но издали кажется круглой. Гассенди использует этот пример с обратной целью: чувственное восприятие отдаленной башни, каково бы оно ни было, всегда истинно, а мнение, высказываемое при рассуждении, может быть либо истинным, либо ложным.

Разум человека не обладает никакими врожденными идеями — человек рождается на свет без того приданого, которым, по Декарту, наделяет бог человека при его рождении. Даже идея бога не врождена, потому что есть много атеистов — людей, не верящих в бога. Нет ничего в интеллекте, чего первоначально не было бы в ощущении!

Ощущение есть основа разума и его критерий. Истинность или ложность понятий и суждений разума проверяется путем сопоставления их с очевидностью, фактом, ощущением. Если разум соответствует очевидности ощущения, его выводы правильны, если же он противоречит чувственной очевидности, они ложны.

Гассенди заимствует из «Канона» Эпикура его учение о предварительном понятии, вводя этим в свою эмпирическую теорию познания момент рационального знания, момент деятельности предвосхищающего опыт понятия.

==48

Поскольку Гассенди говорит о ясности и отчетливости «предварительного понятия», то можно подумать, что речь идет о чем-то похожем на врожденные идеи Декарта, которые ясно и отчетливо усматриваются разумом в самом себе и применяются во всяком знании в качестве исходных моментов. Согласно Гассенди, «предварительное понятие» служит принципом всякого суждения и всякого умозаключения, выступая в последнем в роли большой посылки. Однако его «предварительные понятия» не врождены, а образуются умом на основе ранее полученных и проверенных ощущениями чувственных впечатлений. Они образуются путем наложения друг на друга сходных восприятий, отбрасывания их различий и удержания лишь того, что все они имеют общего между собой. Это зародыш того учения о природе общих понятий, которое впоследствии разрабатывалось Локком.

И ощущение и рациональное знание, которое опирается на ощущения и не противоречит принципу очевидности, являются отражением природы.Наше познание воспринимает явления вещей так, как эти явления в самом деле существуют, говорит Гассенди.

Гассенди в конце концов выступает за познаваемость природы, в том числе и сущностей вещей. Мы видели, что в работе против аристотеликов он называет себя скептиком и говорит о том, что мы познаем только видимость, а познания сущности вещей, т. е. истины, не достигаем. В письме к Чербери он уже говорит несколько иначе: «...хотя я не стану утверждать на манер академиков, что истина вещей непознаваема, однако я считаю возможным утверждать, что до настоящего момента она не познана» '. И дальше: «Я буду настаивать на том, что определение истины как соответствия познающего интеллекта с познаваемой вещью совсем недурно». В «Своде философии Эпикура» и в «Системе философии» Гассенди приводит различные доводы против скептицизма, в частности тот известный довод, что скептики, утверждая, будто ничто не познаваемо, закрывают себе дорогу к познанию и этого

==49

' См. настоящее издание, т. I, стр. 83. 4    Пьер Гассенди

познания: в самом деле, откуда им в таком случае известно, что все непознаваемо? Скептицизм молодого Гассенди сменяется выступлениями против агностицизма, в защиту материалистической теории отражения, разумеется со всеми недостатками, обычными для материализма XVII—XVIII вв.

Мы не станем здесь подробно разбирать те контрвозражения, которые Декарт сделал против возражений Гассенди.

Мы отсылаем читателя к книге В. Ф. Асмуса «Декарт», в которой дано обстоятельное рассмотрение всей полемики вокруг «Метафизических размышлений» Декарта, в том числе и полемики Декарта с Гассенди, с Гоббсом, с иезуитом Бурденом, с Антуаном Арно, с патером Катерусом '.

Сделаем только некоторые выводы о характере полемики между Гассенди и Декартом. С одной стороны, в «Истории новой философии» Куно Фишера дается весьма неважная характеристика личности Гассенди в связи с его взаимоотношениями с Декартом. Гассенди якобы в дурном настроении, не вникнув хорошенько в декартовское учение, написал свои возражения, в которых не было недостатка в банальных риторических похвалах по адресу Декарта; но так как Гассенди имел страсть к тому, чтобы его хвалили и цитировали, был слишком тщеславен, чтобы быть беспристрастным критиком, и, кроме всего прочего, был настроен против Декарта из-за того, что тот в своем сочинении о метеорах не процитировал его объяснения паргелия, то его критика была и несправедливой и резкой. Куно Фишер защищает идеалистические моменты философии Декарта, и в его репликах по поводу Гассенди, как и Гоббса, сказывается раздражение идеалиста против материалистической критики идеализма².

Иной подход к личности материалиста Гассенди и к его возражениям Декарту мы имеем в книге советского философа В. Ф. Асмуса. «Возражения Гассенда отлича-

' См. В. Ф. Асмус.Декарт. М., 1956, стр. 196—222.²См.Куно Фишер.История новой философии, том первый. СПб., 1906, стр. 225, 409-410, 421.

==50

лись обстоятельностью и тщательностью анализа. Добрейший, обаятельный человек, этот ученый-материалист в рясе католического священника приступил к своей критике  деликатнейшим  образом»,— пишет В. Ф. Асмус¹. Он указывает, что Декарт отнесся к критике со стороны Гассенди с большим вниманием, отдавая предпочтение его доводам сравнительно с доводами Гоббса 2, и что Декарт на многие веские соображения Гоббса и Гассенди по существу даже не дал ответа³.

С оценкой Гассенди со стороны В. Ф. Асмуса надо в целом согласиться: это объективная оценка⁴. Но в то же время, читая критику Гассенди, нельзя не заметить ее насмешливо-иронический тон, а читая ответы Декарта, убеждаешься в его крайней раздраженности. Оба они расточают друг другу любезности, но вот Декарт заключает свои ответы словами: «Меня обрадовало то, что столь известный человек в таком обстоятельном и тщательно отделанном рассуждении не привел ни одного аргумента, который опрокинул бы мои доводы, и даже против моих заключений не выдвинул ничего такого, на что мне не было бы весьма легко ответить»⁵. Еще высокомернее ответ Декарта на вторые возражения Гассенди: в письме, адресованном его издателю Клерселье, Декарт говорит, что он считает излишним продолжать спор с Гассенди.

Дело в том, что защитить идеалистическую метафизику Декарта, его учение о трех независимых субстанциях, о врожденных идеях, о независимой от чувственного знания интуиции и т. д. от нападок философовэмпириков с их простыми доводами и апелляциями к здравому смыслу, чувственному знанию было невозможно. Защищая свои идеалистические тезисы от

' В. Ф. Асмус.Декарт, стр. 211.

²См. там же, стр. 216.

³См. там же, стр. 220.

⁴«Не будь он (Гассенди.—Е. С.)по природе таким скромным и застенчивым, его современнику Декарту не так-то легко было бы затмить его, ибо его влияние на науку было очень велико»(Дж. Бернал.Наука в истории общества. М., 1956, стр. 256).

⁶Deseartes. Oeuvres. Paris, 1872, p. 379,

==51

нападок материалистов, Декарт находился в невыгодном положении не только из-за идеализма своей метафизики. Ведь он сам защищал материалистические позиции в физике, а в своем учении о страстях души развивал по сути дела материалистическую трактовку психической деятельности человека, приближаясь к взглядам Гассенди. Правда, Декарт считает всю деятельность чувственности, о которой он говорит в упомянутой работе, автоматизмом нервно-физиологического порядка, а Гассенди считает ее познавательной, психической деятельностью. Йо ведь Гассенди трактует психическую деятельность как чисто материальную (в смысле телесности психического), приближаясь в этом отношении к Декарту.

Однако в метафизике Декарта имелась одна крайне сильная сторона по сравнению с его оппонентами, которую правильно отмечает В. Ф. Асмус. Бедой всех эмпириков, начиная с Гассенди и Гоббса и кончая Локком и французскими материалистами XVIII в. (правда, Гассенди с его учением о «предварительном понятии» это, пожалуй, касалось меньше других), было то, что они недооценивали роль понятий в познании. Отсюда путь к агностическим утверждениям о невозможности познания сущностей и субстанций. Совсем иначе вопрос об истине и познании сущностей трактовался Декартом, Спинозой и Лейбницем. Они впадают в идеализм, но утверждают величайшую, безграничную силу разума, способного познать все тайны духовного и телесного мира, все скрытые сущности Вселенной и дать о них человеку ясное и отчетливое, всеобщее и необходимое знание. В этом состояла и сила и слабость рационалистов XVII в., учение которых было метафизически односторонним, как и учение их противников-эмпириков.