Глава XX

опроизвольном движении, и в частности о речи

И о присвоении названий

Так как душа по самой своей природе подвижна и способна двигать как тело, в котором она пребывает, так и его члены, то известно, что каждый раз, как она теми или другими движениями выводит тело и члены из состояния покоя, это делается потому, что она обладает

==257

волей к этим движениям. Воля эта возбуждается духом, обладающим способностью воображения, а воображение порождается образом, или изображением, которое его активизирует. Ведь дух, или ум, никогда не начинает действовать без того, чтобы предварительно увидеть что-то, но он не может ничего предварительно видеть без изображения, или образа.

Итак, когда мы, например, двигаем ногами и ходим, то это делается потому, что предварительно образы ходьбы представляются духу и его возбуждают. От этого возникает воля к ходьбе. Дух, приведенный в такое состояние, что он стремится ходить и двигаться, немедленно передает импульс той части души, с которой он соединен, она же передает его всей остальной части души, рассеянной по телу, и в частности в большом количестве в голенях и ступнях. Таким образом, постепенно активизируется и приводится в движение вся масса [тела]. Укажу мимоходом, что и воздух несколько способствует этому движению постольку, поскольку все тело при этом разрежается и он проникает в его части. Таким образом, существуют причины движения тела, подобно тому как и корабль толкают и весла и ветер.

Что движение, далее, исходит от самого сердца, в котором находится дух, видно уже на следующем примере: мы иногда наблюдаем, что лошади, когда внезапно открываются конюшни, служащие им своеобразными темницами, не в состоянии столь же внезапно устремиться на волю, как этого желает их разум. Дело происходит так, как будто должна быть собрана и приведена в движение вся субстанция души, рассеянная по членам, чтобы она прониклась тем же стремлением, что и сам разум. Таким образом, импульс к движению исходит сначала от воли духа и уже потом распространяется по телу и членам.

И правда, может показаться странным, что крохотные тельца, из которых состоит как ум, так и душа, способны двигать, гнуть и переворачивать такую тяжесть, как масса тела; однако что же тут удивительного, если столь тонкая вещь, как ветер, с огромной силон толкает гигантскую массу корабля и одна рука, один руль поворачивает и направляет этот корабль, движущийся с лю-

==258

бой скоростью. А разве нет таких машин, которые при помощи блоков и колес передвигают и поднимают огромные тяжести, причем даже без особых усилий?

Впрочем, так как из всех видов движений, при помощи которых мы по желанию и произвольно двигаем части тела, особого внимания заслуживает то, которое мы наблюдаем в области языка и называем речью, то, очевидно, необходимо остановиться на этом специально.

У обладающих дыханием живых существ язык устроен так, что он способен на разный лад прерывать и как бы формировать с усилием выдыхаемый и создающий поэтому звук воздух; так как все животные чувствуют свои возможности и знают, какую из своих способностей как применить (поэтому бык бодается рогами, лошадь бьет копытом, лев впивается [в добычу] зубами и когтями, птица доверяется крыльям), то, говорю я, животные и в особенности люди, чувствуя, что их язык способен выражать аффекты духа (даже тогда, когда они желают высказаться о чем-то внешнем), испускают звук, называемый голосом, и этот голос различным образом изменяют при помощи языка и других частей, служащих для его варьирования.

Я говорю, конечно, и о животных, так как мы видим, что и они испускают разные звуки в зависимости от того, радуются ли они, или им больно, охвачены ли они страхом или преследуют какую-нибудь добычу. Ведь, например, собаки издают одни звуки, когда, разъяренные, они угрожающе рычат; другие, когда они лают и все заполняют своими голосами; еще иные, когда они нежно лижут своих щенят, тормошат их и пастью и лапами, будто кусая, на деле же лишь ласково урча; наконец, они еще воют, запертые в доме, и воют на другой лад, когда, припав телом к земле, стараются увернуться от побоев. Различно бывает также и ржанье коня: то он попросту ржет, содрогаясь всем телом; подругому он призывает ржаньем кобылу и еще по-другому, пришпоренный всадником, испускает храп из раздутых ноздрей. Пернатые также испускают различные звуки в зависимости от того, спорят ли они о добыче, чувствуют ли перемену погоды или просто щебечут на досуге.

==259

Однако человек в сравнении с другими живыми существами особенно живо чувствует возможности языка и на многие лады способен его изгибать, испуская таким образом много членораздельных звуков, пригодных к обозначению очень многих предметов. Отсюда и возникает разговор, или речь, при помощи которой люди общаются между собой, обозначая в словах свои душевные страсти и другие вещи так же, как если бы они указывали на них кивком или пальцем.

Так как в этой связи обычно задается вопрос, каким образом люди впервые стали давать имена обозначаемым вещам, то следует знать, что имена не были установлены просто по уговору между людьми или при помощи закона ¹⁰⁹, но сама природа людей и естественные наклонности, присущие отдельным племенам, привели к тому, что, когда люди сталкивались с предметами, они под влиянием специфических душевных движений и под впечатлением свойственных [каждой вещи] образов или вида [этих вещей] испускали особым образом воздух изо рта, а также дробили и расчленяли его в зависимости от силы отдельных аффектов и видений, а иногда и в зависимости от особенностей разных мест, т. е. разного характера неба и земли в различных странах. И так как произнесенные звуки соответствовали всему этому и особенно были связаны с желанием обозначить какие-нибудь другие предметы, то отсюда возникли названия вещей.

Когда же какие-нибудь люди хотели обозначить другие предметы, находящиеся вне поля их зрения, они произносили также какие-то определенные звуки и слова, и [говорившие] вынуждены были всегда повторять их за ними; либо слушатели, стараясь при помощи размышления и догадки уловить, о чем идет речь, привыкали наконец понимать смысл речей говоривших.

Но так как разные люди издавали разные звуки, называя одну и ту же вещь другим людям, и отсюда [для каждой вещи] возникло по нескольку названий, то впоследствии у каждой народности постепенно и как бы с общего согласия были отобраны названия, пригодные для обозначения вещей, и распределены таким образом, чтобы эти обозначения, с одной стороны, были как мож-

==260

но менее двусмысленными и, с другой стороны, чтобы фраза, объясняющая вещи, могла быть как можно более краткой.

Из всего сказанного я заключаю, что первые люди дали вещам названия не в силу подлинного знания и не по чьему-либо приказанию и повелению (да и откуда могло быть у этого предполагаемого человека знание или власть, благодаря которым он мог бы заставить большинство людей пользоваться предписанными им словами), а в силу некоего естественного побуждения, подобного тому, которое заставляет кашлять, чихать, стонать, мычать и лаять. Вот почему можно утверждать, что названия существуют не в силу установления, а от природы, поскольку они как бы ее творение и определенный естественный результат. В самом деле, способность давать вещам название — это способность того же порядка, как видеть вещи и слышать (что, несомненно, есть результат работы природы).