Глава XXV о праве, или справедливом, давшем имя справедливости

Прежде всего так как известно, что справедливость названа этим именем потому, что под ним понимается защита чужого права или соблюдение того, что справедливо, стоит труда узнать, что следует подразумевать под этими последними.

Итак, поскольку справедливость придумана для общего блага, то, что относится к праву, или справедливому, непременно было благом как для общества в целом, так и для каждого его члена в отдельности. А так как всякого человека сама природа побуждает стремиться к тому, что представляет собой для него благо, то право, или справедливое, должно быть чем-то таким, что находится в согласии с природой и называется поэтому естественным.

Я не напрасно подчеркиваю это, ибо иногда бывает так, что в обществе предписывается в качестве справедливого и правомерного нечто такое, что не служит общественному благу. И так как оно не естественно, или, иначе говоря, противоестественно, то оно лишь в результате злоупотребления словом может называться справедливым. Ибо то, что содержит в себе истинный принцип естественного права, или справедливости,— то не только предписывается в качестве чего-то полезного

==377

и доброго, но и на самом деле представляет собой и то и другое.

Вот почему естественное право или справедливость есть, собственно говоря, не что иное, как опознавательный знак пользы или сама провозглашенная в соответствии с единодушной волей всех людей польза, состоящая в том, чтобы люди не обижали друг друга и, таким образом, жили бы в безопасности: а это — благо, к которому побуждает стремиться природа.

Поэтому пользу и благо я принимаю здесь за одно и то же и полагаю, что, для того чтобы что-нибудь было справедливым, или соблюдалось в соответствии с правом, требуются два условия: во-первых, чтобы оно клонилось к общей пользе, т. е. служило бы общей безопасности; во-вторых, чтобы оно было установлено с согласия всего общества. Ибо никакое постановление не может быть вполне справедливым и не может соблюдаться без общего согласия или общественного договора.

Таким образом, каждому из этих двух [факторов] обычно дается название права, или справедливости. Ибо как о пользе самой по себе говорят, что она есть право, которое кому-либо принадлежит или справедливо кому-либо предоставляется и за ним обеспечивается, точно так же это говорят и о договоре или соглашении всего общества, которое в силу этого и называется законом, т. е. как бы постановлением, предписывающим то, что каждому полезно и в отношении каждого справедливо.

И хотя некоторые¹⁶⁷полагают, что справедливое справедливо по самой своей неизменной природе и что законы не творят права, а лишь предписывают то, что также есть право по собственной своей природе, однако дело обстоит иначе, скорее таким образом, как это наблюдается в отношении всех остальных полезных вещей, например относящихся к здоровью и сотен им подобных, которые, будучи полезны одним людям, вредны другим и часто поэтому не достигают ни общей, ни частной цели.

В самом деле, так как любая вещь воспринимается — ввиду своей неизменности — всюду, всегда и всеми такой, какова она по своей природе, то я спрашиваю: разве всюду, всегда и всеми считается правом то, что

==378

считают таковым указанные мыслители? Разве не должны были бы они видеть, что то, что установлено законами и потому считается законным и справедливым, вовсе не одинаково принято у всех народов без исключения; наоборот, одни народы пренебрегают как чем-то безразличным законами других народов или отвергают их как вредные и несправедливые. А разве нет таких людей, которые считают универсально полезным то, что полезно совсем не для всех, и соответственно высоко ценят то, что далеко не для всех пригодно, если только они считают это полезным для своего общества и вообще в каком-либо отношении выгодным?

Вот почему в общем можно сказать, что справедливо или имеет природу справедливого то, что полезно, или соответствует тому предварительному понятию справедливости, определение которого мы только что дали. Ибо, в частности, [понятие] справедливого, конечно, различно у разных народностей, поскольку для каждой из них полезны разные вещи: иначе говоря, то, что у одного народа считается справедливым, для другого народа несправедливо. Таким образом, когда спрашивают: разве право или справедливость не одинаковы для всех? — я отвечаю: в общем, конечно, да, а именно есть какието одинаковые полезные правила общежития, однако, в частности, различие как географических, так и других условий, в которых живут разные народы, приводят к тому, что правом не у всех считается одно и то же.

Итак, чтобы сделать вывод из сказанного, замечу следующее: то, что на практике оказывается полезным для общественной жизни или для участия всех членов общества в том, что считается справедливым,— такие [правила] обладают природой справедливого, если, конечно, они таковы, что приносят пользу всем без исключения. Те же [правила], которым приписывают природу справедливого, но которые на деле не приносят пользы в общественной жизни, не могут считаться обладающими истинной природой права.

С другой стороны, хотя то, что в каком-нибудь обществе считается правом, иногда теряет свое полезное действие, все же в том случае, если в иные периоды оно сохраняет это полезное действие и потому соответствует

==379

предварительному понятию права, оно для этих периодов остается правом, по крайней мере в глазах тех, кто не дает себя сбить с толку пустой болтовней и умеет рассматривать человеческие дела с более общей точки зрения.

Наконец, там, где при прочих неизменных условиях правила человеческого поведения, которые до того считались справедливыми, стали признаваться не соответствующими предварительному понятию справедливого,— такие правила перестают быть правом. Там же, где, наоборот, изменились обстоятельства и правила, ранее провозглашенные правом, перестают быть полезными (несомненно, они были справедливыми до тех пор, пока их применение в гражданском общежитии приносило пользу), они одновременно перестают быть правом.