философия / Наука и религия / Наука(3р)

С. В. Девятова. Творец, творение и наука.

Традиция в религии—"за­пись коллективного и персонального религиозного пере­живания". Она, конечно, чрезвычайно сильна в рели­гиозном сознании и играет в нем одну из важнейших ролей. Но не менее существенно значение традиции в науке. Ученый никогда не начинает с нуля, а всегда опи­рается на наследство своих предшественников. В одной из лабораторий Восточной Европы уравнения Максвелла были высечены на каменных пластинах, сознательно ими­тируя десять заповедей.

Третий базис теологического исследования — разум. Его использование не исключает возможности обращения к специфическому виду рационального обсуждения, ана­лиза определенных объектов, как это происходит, напри­мер, в квантовой теории, применяющей особую кванто­вую логику, отличающуюся от аристотелевской или обы­денной. Но если есть необходимость приспосабливать наш разум к специфической природе элементарных частиц, то разве не может быть еще более настоятельной потребно­сти в еще более тонком приспособлении для постижения Бога?

Американский теолог и физик Я. Барбоур обращает внимание на то, что до недавнего времени довольно попу­лярным было мнение, что наука "объективна, беспристра­стна, кумулятивна, универсальна, прогрессивна", тогда как "религиозные традиции субъективны, пристрастны. ограниченны, некритичны, устойчивы к изменениям". Но само развитие науки, замечает он, показало неспра­ведливость такой характеристики. Кроме того, в науке "обнаружилось много элементов субъективного и серьез­но было поставлено под вопрос утверждение о ее объек­тивности. Очевидно, субъективным является процесс вы­бора теории, критериями которого являются простота, элегантность, экономность теории. Признание значитель­ной роли суждения, мнения ученого в научном предпри­ятии придает ему сходство с религиозным мышлением. Религия включает религиозное переживание, ритуалы, тексты Писания, которые, как и научные данные, нагру­жены теоретическими интерпретациями и обусловлены позицией субъекта. Свои аналоги в религиозном мышле­нии находят и критерии согласованности, понятности, по­лезности, используемые в научном исследовании.

Конечно, многое в науке является объективным, неза­висящим от наблюдателя—фундаментальные законы, скорость света, заряд электрона и пр. И все же, как под­черкивает известный американский богослов Х. Ролстон, "мы не имеем иного доступа к миру, кроме как через очки наших субъективно образованных теорий". Наше виде­ние мира—это всегда "видение как",—поддерживает эту точку зрения Д. Полкингхорн. Получаемый нами образ мира всегда преломляется "теоретическими очками" пе­ред нашими глазами. Это утверждение можно пояснить на простом примере так называемых реверсивных картинок. На таких картинках одно и то же изображение можно интерпретировать по-разному. В зависимости от началь­ной (можно сказать, теоретической) установки, человек в одном и том же изображении узнает утку или кролика, старуху или молодую женщину, вазу или два человече­ских профиля. Таким образом, эмпирический уровень, эксперимент всегда теоретически нагружен и его роль справедливого, строгого, беспристрастного судьи сегодня скомпрометирована. Теоретические допущения проника­ют в отбор, интерпретацию фактов. В свою очередь, тео­рии часто возникают не просто из логического анализа данных, а благодаря творческому воображению. При этом существенную роль играют модели и аналогии, а также понятийные конструкции, являющиеся продуктом мыш­ления самих исследователей, и помогающие представить то, что непосредственно ненаблюдаемо. И здесь между религией и наукой есть немало сходных черт.

Ученые и теологи, замечает американский богослов К. Петерс, "создают картину того, что может быть названо невидимым миром". Как правило, в основе таких кон­струкций лежат известные нам явления—модель газа на базе использования аналогии с биллиардными шарами, модель движения электронов в атоме как микромодель движения планет и т.п. Особенно ярко сходство религии и науки в этом отношении, по мнению американского тео­лога Г. Грина, К. Петерса и ряда других богословов, пока­зывает современная физика элементарных частиц. Физи­ки оперируют сегодня, например, понятием "нейтрино" — понятийной конструкцией, используемой для объясне­ния определенных физических явлений и содержащей ряд свойств, которые невозможно изобразить при помощи классической физики. То же самое, с точки зрения теоло­гов, можно сказать и о теологическом определении боже­ственной Троицы (Триединства), которое также является понятийной конструкцией, характеристики которой не могут быть описаны в терминах сотворенного мира. Вме­сте с тем, замечает Г. Грин, как в физике, так и в теологии непосредственная ненаблюдаемость того или иного фено­мена и невозможность его изображения не означает одно­временного отрицания его существования. В связи с этим, считает Г. Грин, вполне возможно сделать следующее за­ключение: "Неверие в Бога на основании его невидимости не более резонно, чем неверие в элементарные частицы по той же причине".

Важную роль в развитии и религии, и науки, как счита­ют богословы, играют теоретические парадигмы, т.е. ус­тановки, определяющие стиль мышления в данной обла­сти. Какие это парадигмы? Х. Ролстон отмечает, что в физике это, в частности, птолемеевская и коперниковская, ньютоновская и эйнштейновская системы объясне­ния устройства и функционирования мира. Парадигмы в религии—признание того, что Бог есть любовь, что в теле человека находится бессмертная душа и т.п. Так же, как и в науке, утверждает он, в религии есть парадигмы, которые сегодня полностью отброшены или серьезно оспари­ваются: анимизм, политеизм, буквальное шестидневное творение и многие другие. Да и сами представления о Боге модифицируются вследствие изменения парадигм—каж­дое поколение переживает Бога по-разному и представля­ет его по-своему. С точки зрения Д. Полкингхорна. "вся­кий образ Бога—идол, который в итоге должен быть раз­бит в поисках реальности". Богословы подчеркивают, что парадигмы играют огромную роль в развитии науки и религии. В частности, Г. Грин указывает на то, что гелио­центрическая модель, предложенная Коперником, была явно недоработана, ибо допускала круговые орбиты дви­жения планет. Однако именно эта "сырая" парадигма про­извела революцию в астрономии и открытие Кеплера, установившего, что планеты движутся по эллипсам в со­ответствии с определенными законами, без нее не могло бы появиться. Сходно, по мнению Г. Грина, функциони­рует и религиозная парадигма, обосновывающая полно­стью божественное спасение при помощи модели, заклю­ченной в самой идее Иисуса Христа. Здесь парадигма также "сырая". Она упускает ряд важнейших характери­стик и использует язык, который многие современные богословы считают "вводящим в заблуждение". Но имен­но эта парадигма, при всем ее несовершенстве, как отме­чает Г. Грин, является основанием одного из важнейших христианских догматов.

Одной из существенных особенностей парадигм, по мнению Г. Грина, является то, что они дают возможность из массы второстепенных деталей вычленить то, что важ­но и сфокусировать на нем основное внимание. Так, кар­тина гелиоцентрической системы позволила упростить сложность птолемеевских циклов и эпициклов. Сходное фокусирование внимания и последующее уменьшение сложности наблюдается и в религии, в частности, в исто­рии Иисуса Христа. Надо было увидеть в сложностях че­ловеческой истории и превратностях индивидуального опыта главное: история Израиля—не просто история од­ного из многих народов, а Иисус—не просто один из многих религиозных деятелей. Здесь парадигма дала воз­можность понять, что и Израиль, и Иисус служили особой миссии—освящению всей человеческой деятельности, формированию отношения человека к Богу. Любопытно отметить, считает Г. Грин, что как сторонники птолемеевских представлений видели в коперниканской теории только заблуждение и отступничество, так и для нехри­стианина история Иисуса не будет казаться истинной и значительной.

Новая научная парадигма открывает путь к дальнейшим достижениям в науке. В религии парадигма открывает, по мнению богословов, путь к новым пониманиям индивиду­ального и исторического опыта. Парадигмы, как утверж­дают теологи, важны еще и в том отношении , что они объединяют тех, кто учится видеть мир по-новому и спла­чивают своих сторонников. С их точки зрения, сообщест­во астрономов, которые учатся видеть мир на основе коперниковской гелиоцентрической модели, имеет сходные характеристики с общиной христиан, учащихся видеть мир через призму рассказов об Иисусе Христе. Научное сообщество и церковь, таким образом, обязаны своим существованием приверженностью той или иной парадиг­ме.

Важное значение, как считают многие христианские богословы, для теологии имеет физический принцип до­полнительности. Согласно квантовой механике, невоз­можно одновременно получить точную информацию о скорости и координатах частиц. Для получения же о ней целостной информации используют принцип дополни­тельности, выдвинутый Н. Бором для истолкования специфической познавательной ситуации, возникшей в кванто­вой механике. Американский теолог Р. Рассел обращает внимание на то, что, согласно Н. Бору, мы не можем гово­рить о природе, независимой от измерения и мы вряд ли когда-нибудь узнаем, какова она сама по себе. Дополни­тельность, таким образом, является неизбежным и непре­одолимым ограничением, наложенным на научное позна­ние. Рассматривая дополнительность как приспособление в познавательном процессе, многие теологи в своих докт­ринах используют ее язык. Так, немецкий католический богослов Г. Кюнг замечает, что можно провести прямую аналогию между непостижимостью и непредставимостью света как волны и частицы, и непостижимостью и непред­ставимостью феномена воскресения. При помощи языка дополнительности выражается и двойственность челове­ческого и божественного в единстве трех ипостасей, раз­рабатываются и применяются персональные и имперсональные модели Бога. Например, описание П. Тиллихом Иисуса Христа как "персонального Слова и имперсонального Логоса", по мнению Я. Барбоура, Р. Рассела, явно требует применения теологической дополнительности. Использование принципа дополнительности во многом обусловлено ограничениями нашего языка и позволяет нам говорить парадоксами, связывать вместе понятия, ко­торые кажутся взаимоисключающими. С точки зрения Р. Рассела и ряда других богословов, "теологическая до­полнительность. . . может освещать многие противоре­чивые пункты в теологии". Некоторые богословы пола­гают, что по принципу дополнительности можно строить и отношения между религией и наукой. Х. Ролстон, напри­мер, считает, что, исходя из возможности рассматривать электрон в зависимости от начальной установки как волну и как частицу, и как волну и частицу одновременно, по­добным образом можно трактовать и взаимоотношения религии и науки—они могут быть и исключающими, и дополняющими друг друга.

Поразитель­ный пример здесь, как считает Иоанн Павел II, предостав­ляет современная физика, в которой успешно идет поиск путей объединения всех четырех фундаментальных физи­ческих сил — гравитации, электромагнетизма, сильных и слабых ядерных взаимодействий, (см. примечание). Такое объединение поможет скоординировать открытия и в об­ласти физики элементарных частиц, и в сфере космоло­гии, и даст возможность понять происхождение универсу­ма, возникновение законов и констант, руководяших его эволюцией. Для нас очень важен тот факт, подчеркивает Иоанн Павел II, что даже в такой специализированной науке, какой является современная физика, есть сегодня движение в направлении конвергенции.

Примечание

Гравитационное взаимодействие действует между всеми матери­альными телами во Вселенной, управляет движением небесных тел и силой тяжести на Земле. В хорошем приближении оно описывается ньютоновским законом всемирного тяготения. Электромагнитное взаимодействие определяет движение заряженных тел. В общем слу­чае закон их движения описывается уравнениями Максвелла-Лорен­ца. Связь электрического и магнитного взаимодействия обеспечива­ется тем, что электричество и магнетизм обусловлены электриче­ским зарядом. Магнитные силы полностью порождаются электриче­скими токами (движущимися электрическими зарядами). Фунда­ментальная единица электрического заряда определяет интенсивно­сти как электрического, так и магнитного (если он существует) эле­ментарных зарядов. Слабое взаимодействие элементарных частиц отвечает за многие ядерные процессы, среди которых один из наибо­лее известных — превращение нейтронов в протоны. Оно сильнее сказывается на превращениях частиц, чем на их движении и играет решающую роль в формировании структуры Вселенной в двух аспек­тах: определяет процесс нуклеосинтеза и основную термоядерную реакцию водородного цикла в звездах. Сильное ядерное взаимодей­ствие по своей природе гораздо сложнее других типов взаимодейст­вий. В своей наиболее простой форме оно отвечает за удержание про­тонов и нейтронов в атомном ядре. Без него ядра распались бы из-за электрического отталкивания протонов. Протоны и нейтроны состо­ят из более мелких частиц, так что внутри них также должно быть очень сильное взаимодействие. Между ядерными частицами—нук­лонами—действуют ядерные силы, в 100 раз превосходящие элект­ромагнитные. Сильные взаимодействия в 10 раз сильнее слабых вза­имодействий. В результате научных исследований обнаружилось, что все силы природы представляют собой проявление нескольких фундаментальных сил (не исключено даже, что только одной силы). Согласно современным научным данным, все известные взаимодей­ствия в конечном счете можно свести к 4-ём основным силам— электро­магнитному, гравитационному, слабому и сильному взаимодействи­ям. Электромагнитное и слабое ядерное взаимодействие, хотя физи­чески и существенно различаются по своим свойствам, все же явля­ются проявлением единого электрослабого взаимодействия. Разраба­тываемая в последнее время Теория Великого Объединения дала возможность связать слабое взаимодействие с электромагнитным, а совсем недавно ученым удалось объединить с ними и сильное взаимо­действие. Остается присоединить только гравитацию. (Об этом см. например, П. Дэвис Случайная Вселенная. М. 1985;Розенталь И. Л. Элементарные частицы и структура Вселенной М. 1984; Фундамен­тальная структура материи. М. 1984).

3