Gurvich_G_D_Filosofia_i_sotsiologia_prava_Antol

«ИДЕЯ СОЦИАЛЬНОГО ПРАВА» ЖОРЖА ГУРВИЧА1 Жан-Марк Трижо

В этой важной работе выявляется сущность всей правовой концепции Гурвича, хотя в последующих работах заметна определенная эволюция.

Немало места посвящено тому направлению, которое Гурвич называет «школой естественного социального права» (в качестве такового Гурвич рас­ сматривает appetitus societatis, в философии Гроция, или же jus sociale, по Лейбницу); в других местах своей работы, снабженных обширными науч­ ными ссылками, Гурвич обращает внимание на специальные вопросы (фор­ мирование доктрины Гирке, благоприятствующей проведению кодификации в Германии, или теория юридического лица в аспекте его фактического и социологического основания). Но через эти разноплановые очерки прохо­ дит центральное и связующее понятие, вокруг которого группируется вся система размышлений Гурвича— понятие «нормативный факт», через ко­ торое Гурвич пытается определить право, заранее рассматривая последнее как «право социальное».

Гурвич ставит своей целью противопоставление укорененному в либе­ ральной философии индивидуальному праву «социальное право», понимае­ мое как «объективная интеграция тотальности путем обустройства общения членов такой тотальности». Следовательно, это право нацелено на установле­ ние отношений «интеграции», или, говоря словами Дюги, «солидарности» в противоположность атомизированным и абстрактным отношениям общества, рассматриваемого под углом зрения гражданского кодекса.

В социальной действительности присутствуют «реальные общности», ко­ торые не способны быть источником какого-либо права (общности, основанные на любви, дружбе) и которые исключают существование какой-либо «организо­ ванной надстройки», — они обозначаются как «пассивные общности». Право же порождается «активными» общностями, способными воспринимать «идеюдействие», или «креативную ценность», справедливости. Творческая активность в данном случае не должна пониматься как процесс логической объективации — она направлена на закрепление определенных видов деятельности, основанных на родстве, территориальном положении или профессиональных занятиях. Ак­ тивная социальная общность существует только при наличии логической струк­ туры, в свою очередь являющейся результатом творческой активности. Так, об­ наруживаются общности, которые «в одном и том же акте порождают право и основывают свое существование на нем».

© М. В. Антонов, пер. с фр., 2004

1 Trigeaud J.-M. G. Gurvitch // Trigeaud J.-M. Eléments d ’une philosophie politique. Bordeaux. 1993. P. 225-230. — Данная статья печатается в настоящем издании с любезного разрешения г-на Ж.-М. Трижо.

805

Г. Д. Гурвич Избранные труды

Точнее, данные общности конституируют то, что Гурвич называет «нор­ мативные факты». Эти факты являются «элементами правовой жизни, со­ ставными частями права». Отсюда невозможность свести право к «комплек­ су абстрактных норм».

Идет ли здесь речь о следовании социологической методологии, противо­ поставляемой методологии нормативистской — традиционному легистскому позитивизму или, если быть более точным, — методологии формалистского по­ зитивизма Кельзена? Гурвич отвергает подобное противопоставление. Он ста­ вит в упрек позитивизму, особенно в его последней (кельзеновской) форме, «при­ вычку исключать из юридического анализа наиболее важные проблемы, возникающие в правовой сфере», и игнорирование социальной жизни. Гурвич демонстрирует, как «нормативный факт» опровергает сам принцип подобного противопоставления, поскольку этот термин обозначает социологическую реа­ лию, которая проявляется в недрах права, формируя его сердцевину.

В конечном итоге для характеристики своего метода Гурвич считает воз­ можным объединить два аспекта. Методология идет двумя путями: с одной стороны, по пути включения социальных явлений в рамки науки о праве; с другой — по пути обнаружения в самих этих явлениях «идеального и норма­ тивного элемента права». Поэтому Гурвич последователен в отказе от схемы односторонней причинно-следственной связи — он стойко придерживается в этом вопросе двусторонней схемы.

Остается прояснить значение термина «нормативный факт». Обозначае­ мые этим термином факты не смешиваются «с аксиологически значимыми социальными реалиями, которые представляют собой предмет социологи­ ческой науки». Нормативным является такой факт, который «должен легити­ мировать себя как таковой: воплощаемые им ценности должны утвердиться как положительные в своей связи со справедливостью и в своем служении моральному идеалу». При этом, добавляет Гурвич, «чисто дескриптивная и интерпретативная социология, как и любая другая наука, не занимается, да и не может заниматься проблемами легитимации». Подобная настороженность по отношению к социологии заставляет рассматривать доктрину «социаль­ ного права» как результат феноменологического настроя автора, который становится совершенно ясным, когда Гурвич пытается дать характеристику доктрины естественного права.

Нормативный факт предназначен такж е и для прояснения концепции источников права. Несомненно, что мысль Гурвича здесь представляет ин­ терес не столько с точки зрения вводимого в научный обиход «плюрализма» (сравни с его работой «Ю ридический опыт и плюралистическая философия права» (1935)), сколько тем разграничением, которое она устанавливает между двумя видами позитивного права.

Лучше всего начинать исследование права с изучения дуализма его ис­ точников. Сами нормативные факты оказываются «первичными источника­ ми», наряду с которыми все то, что обычно понимают под источником права (закон и т. д.), выступает всего лишь как «вторичные источники», как система «технических приемов», предназначенных для «формальной констатации» нормативных фактов. Закон (источник права в рамках позитивизма) ставится здесь на службу нормативному факту.

806

Приложение

Впрочем, Гурвич считает, что он не единственный, кто допускает поное разграничение, характерное (на что он указывает и в своей работе 1ея социального права и современность» ( 1932)) для дюркгеймовской сологии JI. Дюги или для теории «данного» и «искусственного», «реаль- » и «формальных источников права» Ф. Жени. Гурвич так же, как названавторы, ожесточенно атакует зародившуюся в XIX в. концепцию примата рмальных источников», иными словами — «фетишизацию закона». Здесь лрежде всего утверждает, что формальные источники права «обретают ш мость» только в своих реальных источниках — нормативных фактах, эль скоро нормативный факт представляет собой само право — позитивправо, то необходимо проводить различие между двумя видами позиного права: между, с одной стороны, «формальным позитивным правом», эго сводимым к формальным источникам, и «интуитивным позитивным вом»2 — с другой. В рамках первого вида нормативные факты констатиггся с помощью разнообразных «заранее предустановленных техничесприемов» (обычай, закон, доктрина, судебная практика, конвенции, нор- 'бразующие акты и т. д., через призму нормативных фактов «союза или единства», «отношений с Другим», «доминирования» и т. п.). В рамках рого вида «первичных источников права», логически предшествующих вому виду, нормативные факты констатируются преимущественно через ямую и непосредственную интуицию».

Отсюда неизбежным оказывается углубление содержания этой интуи- ; — хотя бы для того, чтобы доказать, что философия «социального пране ведет к юснатуралистической философии. Цель Гурвича — избежать пешных суждений по данному вопросу, которые могли бы привести к ытому юснатурализму (так Гурвич отвергает сделанный Лефюром и Айе юд о его позиции). По этому поводу Гурвич приводит более развернутую ументацию в своей статье под названием «Droit naturel ou droit positif litif».3

Тогда как естественное право представляет собой «противоречивый тер- I», интуитивное позитивное право — «бесспорная реалия». Это позволяет анализировать разграничение «морального идеала» и «справедливости», последняя является лишь словесным выражением или логической обьектиией первого. Идеал по отношению к опыту может обладать только «регулятив- i» функцией; что же касается справедливости, то это логическая сущность,

2 По поводу термина «социальное право» см. :Aillet G. 1) Le droit social//R evue de métaphysique orale. 1933. P. 259 et suiv.; 2) Morale théorique et science des moeurs // Archives de philosophie roit. 1937. III—IV. P. 26 et suiv.; Archambault P. Le problème des valeurs dans une doctrine reccnte // lives de philosophie du droit. 1940. I—IV. P. 205 et suiv.; Balandier G. Préface // Perspectives de la ologie contemporaine. 1968; Bobbio H. Istituzione e diritto sociale (Renard e G urvitch)/ / Riv. ■naz. filos. diritto 1936; Diaz E. Sociologia y Filosofia dei derecho. Madrid: Taurus, 1982; Le Fur L. t individuel et droit social. Coordination, subordination ou inlcgrtion // Archives de philosophie du t. 1931. III—IV. P. 279 et suiv.; Léon L. Recensions aux Archives de philosophie du droit. 1932. >2-298; 1935. I-II. P. 289; 1939. I-Il. P. 261; Palazollo B. La teoria dei diritto di G. Gurvitch // lives cultura italiana. 1940; Sanchez délia Torre A. 1) Sociologia dei derecho. Madrid, 1985; ociologia de los derechos humanos. Madrid: Centra estud. constit, 1979; Sinzheimer H. Eine Theorie sozialen Rechts // Zeitschrift des ôffentlichen Rechts. 1936.

3 Gurviich G. Droit naturel ou droit positif intuitif/ / Archives de philosophie du droit. 1933. 5 et suiv.

807

которая обладает способностью «формировать право», а право предстает лишь как «более или менее удачная попытка осуществления справедливос­ ти; попытка, по природе своей позитивная, поскольку она устанавливает порядок и безопасность с тем, чтобы служить этим справедливости». Спра­ ведливость как таковая противостоит естественному праву; она является не только логической доминантой права, но и становится его «конституирую ­ щим элементом», не выходя за его пределы. И напротив, естественное право предполагает подобную внеположность, либо приписывая справедливости аксиологическое измерение и пытаясь вывести из идеи справедливости по­ зитивное право, либо же предполагая ценностную характеристику позитив­ ного права как производного от справедливости. Такой ход мыслей внутренне противоречив, поскольку без интеллектуальной фальсификации справедли­ вость не может рассматриваться как неподвижная сущность ни в своем со­ держании, ни в аксиологическом аспекте. Как объективная логическая фор­ ма справедливость выражает собой подвижный и изменчивый моральный идеал. Это проявляется в сфере этнографии, где можно наблюдать, что в не­ которых обществах допускается принесение в жертву человеческой жизни в качестве ж еста уважения к справедливости: можно рассматривать институтализацию таких жертвоприношений как «попытку» осуществить справедливость (пример, который может поставить в недоумение современного читателя с учетом той эволюции умонастроений, которая произошла после недавних войн!).

При анализе интеллектуальной репрезентации или постижения ценности посредством «интуиции» Гурвич придерживается феноменологии Шелера, хотя и не следует ей до последнего пункта. Предполагать, что ценность — это «непосредственная данность неинтеллектуальной интуиции», означает признать, что она является самодовлеющим «фактом»; суждение «опреде­ ляет» значение ценности только после столкновения с фактом. О стается сделать вывод, что «нормативный факт» — это особенное качество права, которое не характерно для нравственности, поскольку в сфере права «цен­ ность осуществленного всегда бесконечно меньше, чем та ценность, которая осуществляется».

После того как естественное право оказалось отвергнутым (хотя и в своей крайней форме — форме «догматического рационализма»), то возможно рас­ смотрение взаимосвязи только между формами обычного или «спонтанно­ го» права и «интуитивным позитивным правом». Разумеется, «интуитивное позитивное право» не является автономным правом, «поскольку оно, равно как и формальное позитивное право, основывается на констатации норма­ тивных ф актов... речь здесь идет о спонтанной эмпирической действитель­ ности, констатируемой непосредственно, а не дедуктивно». Не является оно такж е и «спонтанным правом», которое указывает на «неорганизованное право, порождаемое нормативными фактами ранее какой-либо констатации». Именно в этом аспекте Гурвич отделяется от движения «свободного права», даже принимая во внимание серьезное увлечение идеями Эрлиха,4 равно как

4 Ehrlich E. Grundlegung der Soziologie des Rechts. 1913.

808

Приложение

и от социальной психологии и плюрализма Л. И. П етражицкого.5 Гурвич приближается, скорее, к Радбруху, который также говорил о «социальном праве», но в несколько ином смысле — вне всякой связи с социологией (см. нашу статью о Радбрухе в Энциклопедии и статью Гурвича «Une philosophie antinomique du droit G. Radbruch»6).

Подобное разграничение интуитивного позитивного права и спонтанного права подхватывается и развивается Гурвичем, который старался доказать, что даже если спонтанность и исчезнет из социального права, то останется плюра­ лизм, с которым она связана. Впрочем, плюрализм является одним из элементов мышления Гурвича, все более и более развивающимся в ходе эволюции теоре­ тических представлений этого мыслителя, и используется последним для разра­ ботки научной методологии социологии права. В немалой степени благодаря Гурвичу в послевоенные годы возродился журнал «Archives de philosophie du droit» и именно благодаря ему смогла утвердиться новая дисциплина, обозначае­ мая как «социология права». Первое систематическое выражение своей мысли в данном направлении Гурвич представил в своем труде «Eléments de sociologie juridique»7 и окончательно сформулировал свои идеи в «Traité de sociologie».8 Он настаивал на необходимости (которая никогда в полной мере не осознава­ лась) «тщательной разработки социологии права, независимо от собственно потребностей современных юристов»; чего, по мнению Гурвича, можно достичь, только «беря в качестве отправной точки различные типы социальных струк­ тур, меняющееся значение права в рамках этих структур, различие роли юриди­ ческих сообществ, многочисленные виды и формы права...». Гурвич предлага­ ет то определение права, которое, по-видимому, синтезирует все результаты его изысканий после «Идеи социального права»: «Право есть позитивный поря­ док, представляющий собой попытку реализации справедливости (как предва­ рительного примирения трансперсональных и персональных ценностей на ос­ нове логизации морального идеала, для которого такая логизация выступает в качестве неотъемлемого и априорного средства) в определенной социальной среде

посредством системы обладающих императивно-атрибутивным характером многосторонних правил, которые устанавливают строго определенную взаи­ мозависимость между коррелирующими обязанностями и притязаниями, об­ ретают свою обязывающую силу в «нормативных фактах» и которые в опре­ деленных случаях допускают возможность своей реализации путем принуждения, не требуя такого принуждения как необходимого условия».

Нельзя завершить данный очерк, не упомянув о политических взглядах Гурвича, являющихся продолжением его теоретических конструкций. Изве­ стна симпатия Гурвича, которую, впрочем, он никогда не скрывал, к социа­ лизму прудоновского толка. Но стоявший перед Гурвичем вопрос заклю чал­ ся в том, в какой мере демократический социализм (который возможен при

5 Gurvitch G. Une philosophie intuitionnisle du droit: Lüon Petrasyzki // Archives de philosophie du droit. 1931. P. 403 et suiv.

6 Gurvitch G. Une philosophie antinomique du droit G. Radbruch // Archives de philosophie du droit. 1932. P. 530 et suiv.

’ Gurvitch G. I) Eléments de sociologie juridique. Paris: Aubier-Montaigne, 1940; 2) Sociology of Law. New-York: Philosophie Library, 1942.

' Gurvitch G. Problèmes de sociologie du droit, ch. IV // Gurvitch G. (sous la dir. de) Traite de sociologie. Paris: P.U.F. (B.S.C.), Vol. 2. 1968.

809

определенном состоянии социальных институтов9) в аспекте источников права оказывается совместимым с «нормативным фактом». Проблема изуча­ ется и разрешается в «Идее социального права» следующим образом: она обозначается как проблема «организации» или, скорее, отношений между организованной надстройкой и основополагающей общностью социальной группы. По этой причине, говорит Гурвич, «я никогда не рассматривал спон­ танное и неорганизованное право общности как воплощение демократии! Демократический принцип пытается найти баланс между вечным конфликтом, между напряжением, которые характеризуют противостояние организован­ ного и неорганизованного в рамках социальной группы. Данный принцип ставит своей задачей гарантировать открытость организованной надстройки по отношению к воздействию основополагающей общности; он гарантирует проникновение неорганизованного права в право организованное».10 Такие размышления указывают на иной аспект философии Гурвича, изучение ко­ торого не является целью настоящего очерка — они обретают свой смысл в ракурсе анализа роли свободы с точки зрения той или иной степени выраже­ ния организованного и неорганизованного в рамках социологии индивиду­ ального и коллективного действия, для которой свобода (оставленная без внимания в детерминистической социологии Дюркгейма или М аркса) явля­ ется ключевым условием.

' Gurvitch G. Socialisme et propriété // Revue de métaphysique et morale. 1930.

10 Gurvitch G. Déterminismes sociaux et liberté humaine. Paris: P.U.F. (B.S.C.), 1955.

СУЩНОСТЬ ПРАВА: ПО ПОВОДУ НОВОЙ КНИГИ ПРОФЕССОРА Г. Д. ГУРВИЧА1

Тимашев Николай Сергеевич

Ю рист русской школы, проф. Г. Д. Гурвич, ныне все более входящий в круг французской науки, неутомимо работает над высшими проблемами об­ щей теории права, в особенности над самим понятием права. Набросок его нынешних учений можно найти еще в изданном в 1923 г. в Праге «Введении в общую теорию международного права». Две его французские книги о со­ циальном праве, вышедшие в 1932 г., дают им значительное углубление. Ныне он продолжает свой анализ в книге «Ю ридический опыт и плюралистиче­ ская философия права», недавно появившейся, также по-французски.2

Гурвич принадлежит к числу тех ученых, которые понимают всю тщету чисто словесных упражнений на тему о праве, которыми полна история науки права и еще более история его философии. Он знает, что право — реальное явление. Найти и показать природу этой реальности — такова задача, кото­ рую он себе ставит вслед за покойным проф. J1. Петражицким. Свой метод он в одном из мест называет «радикальным эмпиризмом».

1Тимашев Н. С. Сущность права. По поводу новой книги профессора Г. Д. Гурвича//Вестник Русского Юридического Общества «Закон и суд». 1935. № 5. С. 1141-1143; 1935. № 6. С. 1169-1172.

2 Gurvitch G. Expérience juridique et philosophie pluraliste du droit. Paris, 1935.

810

Пршожение

«За повседневным опытом юристов, судей, ищущих на суде, законодате­ лей, администраторов, подвластных, избирателей, вступающих в договоры или заключающих союзы, стоит непосредственный юридический опыт, кото­ рый один дает смысл их актам». Вылущить из-под коры юридических понятий этот непосредственный опыт — вот что нужно сделать, чтобы схватить сущ­ ность права. Думаю , что, если бы Гурвич писал по-русски или по-немецки, он употреблял бы не термин «опыт», а термин «переживание». Ввиду дву­ смысленности термина «опыт», который в точных науках значит совсем не то, что в философии или психологии, позволяю себе подстановку термино­ логии и буду в дальнейшем говорить о правовом переживании.

В поисках природы основного, первичного, неразложимого пережива­ ния Гурвич сразу обнаруживает некоторую смущенность и растерянность ввиду антиномичности, внутренней трагичности этого переживания. Оно при­ частно ведь двум мирам — миру сущего и миру должного; оно к тому же все время двоится между устремленностью к развитию и устремленностью к порядку, в известном смысле неподвижности. Боюсь, что тут Гурвич делает характерную для него ошибку и вкладывает свои собственные мысли и ощу­ щения в мыслительные и эмоциональные системы других людей. Ведь тра­ гичность и антиномичность правового переживания дана только при реф­ лексии высокого полета. Непосредственно данное правовое переживание, по общему правилу, спокойно и целостно. Что может быть спокойнее духа римского гражданина или современного мещанина, совершающего повсе­ дневную покупку? А для правовой жизни их переживания, право, много типич­ нее, нежели размышления бунтарски настроенного интеллигента о неудо­ влетворительности действующего права.

Этот тревожный подход к теме, к сожалению, сильно отражается на ее развитии. Нигде Гурвич не дает окончательных, притом достаточно точных формул. Приходится за него достраивать; при этом возможны, конечно, ошибки, отступления от той линии, по которой движется его мысль.

С этой оговоркой формулирую следующее определение правового пере­ живания по Гурвичу. Правовое переж ивание— это совокупность коллек­ тивных признаний «нормативных фактов», т. е. фактов, в которых непосред­ ственно воплощ аются ценности. Сразу видно, что определение это лишь предварительное, так как неизвестное — «право» — оно объясняет через дру­ гое неизвестное — «нормативный факт». Этому последнему посвящена це­ лая система суждений, к которым мы скоро вернемся. Пока же отметим, что определение это неполное. Целый ряд признаков, характерных, по Гурвичу, для права, потом в него более или менее искусственно втолковывается.

Остановимся на понятиях признания и коллективного признания. Акты признания, говорит Гурвич, — это интуиция, несводимая ни к ка­

ким другим; им принадлежит двойственный, пассивно-активный, интеллек- туально-волевой характер. Своим последствием они имеют определенные эмоции (тогда как, по Петражицкому, эмоция — как раз первичное, неразло­ жимое в правовом переживании).

Эти абстрактные суждения Гурвич поясняет несколькими примерами, из которых приведу следующий. Можно быть недостаточно одаренным му­ зыкально, чтобы непосредственно воспринимать эстетическую ценность

811

Г. Д. Гурвич Избранные труды

симфонии; но это не мешает «признавать» юридическую ценность требова­ ния, чтобы никто не мешал аудитории слушать, и даже переживать эмоцию негодования при попытке нарушить это требование. В действенном призна­ нии ценности заключается «ядро» права. Так я позволил бы себе формули­ ровать мысль Гурвича.

По своему составу интуитивное признание, составляю щ ее сущ ность правового переживания, сложно; в нем взаимно проникаются: 1) интуитив­ ное признание моральных ценностей и 2) интеллектуальное признание меры, типичного. Ибо признавать можно только более или менее общее, типичное, а не единичное. Ю ридическое переживание, таким образом, охлаждает пыл морального переживания и подвергает логической обработке заключающиеся в ней духовные (интеллектуальные?) элементы. Это промежуточное образо­ вание между моральным и логичным. Комбинация морального и логичного образует характерную для права сферу справедливости. Отмечу, что уже в этих суждениях проступает затрудненность «радикального эмпиризма» для исследователя, который, подобно Гурвичу, погружен в бесконечно сложную атмосферу современной философии, в особенности немецкой.

Перейдем к моменту коллективного признания. Акты индивидуального признания имеют смысл правовых, только если эти признания — сходящиеся, если это схождение выражается в частичном слиянии сознаний или по край­ ней мере в их частичной зависимости. Только при наличности такого кол­ лективного признания нормативный факт создает авторитет, без которого не может быть права. Чисто индивидуальное признание, не связанное с коллек­ тивным, не образует правового переживания. Но, конечно, невозможно кол­ лективное признание индивидуальных прав. Однако правовые переживания не вполне однородны. Они различаются в зависимости от того, относятся ли к индивидуальному праву «сочетания» (координации) или к социальному праву «включения» (интеграции). В первом случае дело идет о схождении актов сознания, остающихся Обособленными и лишь обнаруживающими взаим­ ную зависимость; во втором — дело идет о таком схождении, которое оказы­ вается как бы причастностью к единому акту. Правовые переживания перво­ го рода возможны лишь на основе таких же переживаний второго рода. Вот почему социальному праву включения принадлежит первенство сравнительно с индивидуальным правом сочетания.

Коллективные акты признания имеют своим предметом «нормативные факты». Добраться до их природы, по мнению Гурвича, нелегко. Непосредст­ венно объектами признания кажутся твердые и установленны е правила, ощущаемые как действующие, позитивные. Но это, по его взгляду, только более или менее пустая рамка, которая наполняется конкретной жизнью лишь благодаря вмешательству подвижного и динамичного, неорганизованного или интуитивного права. Этот более глубокий слой невидимо присутствует даже там, где признание в первую очередь направлено на статичное и организо­ ванное право; во многих же случаях признание обращено непосредственно на это подвижное право, за отсутствием наперед данной регламентации.

Но никакая норма права, даже свободного или динамичного, не может довлеть себе. Она требует какого-то обоснования свой обязательной силы — лежащ его под ней «нормативного факта», прямо воплощ аю щ его ценность

812

Приложение

в чувственно распознаваемом социальном факте. Ибо всякая норма покоится на ценности, которая ей предшествует и выделяется из нее только при виде поведе­ ния — этой ценности противного или ее в недостаточной мере осуществляющего.

Выходит так, прибавим от себя, что за готовыми внешне законодатель­ ными нормами стоят живые ценности, которые способны, по мере надобно­ сти, рождать все новые и новые нормы для решения возникающих случаев.

Теперь нужно было бы методом «радикального эмпиризма» установить, каковы нормативные факты, последние объекты притязаний, характерных для правового переживания. Но нет! Место радикального эмпиризма зани­ мает размышляющий философ. Из взаимного проникновения морального опыта и опыта логических идей, образующих сущность правового опыта, выводится, что критерием отличия между нормативным фактом, т. е. пер­ вичной данностью права, и иными общениями является способность к орга­ низации, к твердой регламентации. Тут — совершенно очевидный логиче­ ский скачок; ибо ниоткуда не следует, чтобы норм ативны й ф акт мог сопоставляться с какими-то «другими» общениями; раз он сопоставляется, то, значит, он сам — общение. В результате единственным чувственно рас­ познаваемым фактом, воплощающим ценности, является общение.

Подчеркиваю, что ценность общения и обоснование этой ценности права устанавливается Гурвичем отнюдь не методом радикального эмпиризма. Ценность общения для него — верховный догмат, определяющий не только его воззрения на природу права, но и его правно-политические воззрения. Но если признать, что ценность общения есть в сущности единственная цен­ ность, непосредственно воплощающаяся в факте, то его теория права очень упрощается. Правовым переживанием оказывается коллективное признание ценности общения и всего того, чем оно себя окружает. Это окружение — отчасти «твердые», «формальные» нормы, отчасти нормы интуитивного права. Добавлю, что «общение» Гурвич понимает как «включение» людей в группу, совершенно игнорируя столь обычное в недрах общения отношение властво­ вания-подчинения, а вместе с тем и личное начало в праве.

Я не вполне убежден, что схватил последнюю сущность мысли Гурвича. Но вопрос о правовых конфликтах он неизменно решает при помощи срав­ нения разных общений, а все приводимые им примеры сводятся именно к ценности общения. Вот один из характернейших: «Образована некая группа, скажем, профессиональный союз или кооператив. Этот чувственно воспри­ нимаемый факт приобретает большую юридическую ценность в глазах всех членов организации. Они интуитивно признают ее как нормативный факт, самое сущ ествование которого частично воплощает справедливость. Неко­ торые члены недовольны уставом или ведением дела со стороны правления. Но, связанные интуитивным признанием «нормативного факта» существо­ вания группы, они воздерживаются от того, чтобы выйти из нее или ее раз­ рушить, что показалось бы им несправедливым. Чтобы решиться на разрыв с нормативным фактом, они должны обратиться уже не к юридическому, а к моральному опыту».

Боюсь, что весь пример свидетельствует о крупнейших недоразумениях. Прежде всего непонятно, почему члены группы приписывают ее существова­ нию большую юридическую ценность. Для них это будет скорее техническая

813