Gurvich_G_D_Filosofia_i_sotsiologia_prava_Antol

Социология права

всего должна отделить юридические факты от тех социальных фактов, кото­ рые, будучи в равной степени связанными с духовными ценностями, наибо­ лее родственны фактам юридическим, т. е. от моральных, религиозных, эс­ тетических и иных подобных фактов. И здесь, как мы уже отмечали ранее, различные отрасли социологии духовных функций требую т помощи фило­ софии, которая не сужает сферу их исследования, а, наоборот, расш иряет ее. В этом и состоит причина того, почему помощь философии, определяющей критерии юридического, в противовес морали, эстетике и религии, может принять вид инвертивной редукции к различным видам специфического не­ посредственного опыта и бесконечно изменчивым духовным элементам. Если с помощью философии мы сможем точно установить, что составляет фор­ мальную структуру непосредственного юридического опыта и какова уни­ версальная характеристика юридических ценностей, мы найдем критерий для определения права. Фактически подобная отправная точка не исключает никакого другого аспекта права, поскольку юридические ценности вдохнов­ ляют и пронизывают все глубинные уровни и все проявления юридического. Так как здесь мы не можем развить детального философского анализа,50 ко­ торый увел бы нас за пределы нашего изложения, просто сформулируем в качестве тезисов некоторые из результатов подобных исследований.

1. Непосредственный юридический опыт состоит в коллективных актах признания духовных ценностей, воплощенных в социальных фактах. Именно подобное воплощение и осуществление ценностей в фактах лежит в глубине юридического опыта. Акт признания тех фактов, которые осущ ествляют цен­ ности, кардинально отличается от прямого участия в этих ценностях. Можно, например, не обладать достаточными способностями для постижения эсте­ тической ценности музыкальной симфонии, но это совершенно не препятст­ вует чувствовать негодование по отношению к тому, кто мог бы отвлечь вни­ м ание аудитории слуш ателей. Н аруш итель будет рассм атриваться как посягатель на «справедливость», иными словами, на юридические ценности. Фактически акт признания лишь косвенно имеет отношение к другим цен­ ностям: таким , как ценности справедливости,51 специфическим правовым ценностям, в которых непосредственно участвуют акты неэмоционального признания. Более того, самыми непосредственными выражениями юриди­ ческого опыта являются «нормативные факты »52 и «справедливость», кото­ рая направляет их. Эти два элемента тесно связаны между собой и представ­ ляю т два абстрактных аспекта одного и того же явления. Непосредственный ю ридический опыт как акт признания, по существу, выполняет функцию связую щ его звена между эмоционально-волевы м восприятием ценностей

!0 Я дал такой анализ в моей работе «Идея социального права» (1932. С. 95-153) и в работе «Ю ридический опыт и плюралистическая философия права» (1937. С. 13-152).

51См. мою статью «Справедливость» в «Encyclopédie ofthe Social Sciences» (T. II. P. 509-519).

52О нормативных фактах см. мои рассуждения в работах «Идея социального права» (С. 113

и сл.), «Ю ридический опыт и плюралистическая философия права» (С. 38 и сл., 138 и сл.). — В Соединенных Штатах профессор Е. Джордан в двух своих наводящих на размышления ра­ ботах «Forms of Individuality» (1927) и «Theory of Législation» (1937), посредством своей кон­ цепции «реализованных или воплощенных ценностей» или «объективного корпоративного со­ циального устройства» как основания права, пришел к идее, весьма близкой моим идеям о «нормативных фактах».

603

иинтеллектуальным восприятием логических идей. Подобный опыт смяг­ чает чрезмерную «пылкость» в восприятии ценностей, добавляя «прохла­ ду» рассудочного мышления в целях их примирения, поскольку невозможно признать такой нормативный факт, который бы осуществлял равнозначные, но конфликтующие ценности. Нормативный факт может быть признан лишь постольку, поскольку он олицетворяет собой примирение ценностей, хотя бы предварительное и нестабильное, и это примирение достигается посред­ ством справедливости как наиболее логичной, количественно определенной

иобобщенной формы, позволяющей другим ценностям быть сбалансиро­ ванными и осуществимыми. Непосредственный юридический опыт и юри­ дические ценности есть, по сути, промежуточное звено между духовными и чувственными выражениями, так как здесь решающей является чувственно воспринимаемая реализация ценностей, воплощенных в фактах. Действи­ тельная важность логических идей и эмоционально-волевых ценностей, так же как и духовных и чувственных элементов в юридическом опыте в целом, различается в зависимости от особенностей географического положения, социальной ситуации или социальных институтов. Это ведет не только к крайнему антиномизму и драматизму юридического опыта, но также и к чрез­ вычайно интенсивной изменчивости в правовых ценностях и в самой спра­

ведливости.

2. Справедливость или правовые ценности являются наиболее изменчи­ выми элементами среди всех духовных явлений, поскольку они изменяются одновременно в следующих направлениях: 1) в рамках изменений ценност­ ного опыта; 2) в рамках изменений опытного восприятия логических идей и их интеллектуальных носителей; 3) в рамках изменений способов взаимо­ связи эмоционально-волевого и интеллектуального восприятия; 4) в рамках изменений способов взаимосвязи форм восприятия духовных и нравствен­ ных явлений.53 Из изложенного следует, что определение права как попытки в определенных социальных условиях осуществить справедливость не пред­ ставляет опасности, если принять во внимание изменчивость аспектов са­ мой справедливости. Данное определение лишь примерно указывает то на­ правление, в котором нам следует искать недогматизированное определение права. Для того чтобы сделать это возможным, мы должны настаивать на том, что сама справедливость не является ни идеалом, ни каким-то неизмен­ ным элементом. Справедливость не может служить в качестве критерия оценки, так как она — конститутивный элемент всего права, даже того, которое с моральной точки зрения является наихудшим. Именно смешение справед­ ливости с моральным идеалом привело одних к тому, чтобы противопоста­ вить справедливость и «порядок» или «безопасность», а других — к исклю­ чению идеи справедливости из определения права. Принципы порядка и безопасности являются неотъемлемыми элементами идеи справедливости, проявлениями той смеси ценностей и логических идей, которая является существенной чертой данной идеи. Существует столько же степеней порядка

5] Многие примеры таких изменений я привожу в моей работе «Ю ридический опыт и плю­ ралистическая философия права» (С. 75 и сл., С. 120 и сл.). — Ср. также мои энциклопедиче­ ские статьи о справедливости и естественном праве в «Encyclopedia of the Social Sciences».

604

Социология права

ибезопасности, сколько и аспектов справедливости; и эти принципы беско­ нечны так же, как относительными являются аспекты самой справедливости (т. е. предварительного примирения конфликта ценностей, воплощенных в социальном факте). Мы можем выразить то же самое, говоря, что «порядок»

и«нормативный факт» выступают лишь двумя словесными выражениями одного и того же явления и что есть множество разновидностей и степеней порядка, как есть и различные нормативные факты, без которых справедли­ вость является лишенным какого-либо значения термином.

Среди конфликтующих ценностей, возникающих в социальной среде, именно мораль обладает тенденцией к балансированию и регулированию антиномизма прочих ценностей. Это притязание частично оправдано. Но в сфере моральных ценностей, которые в идеале находятся в гармонии, в ре­ альной жизни возникают непреодолимые конфликты среди таких равнознач­ ных ценностей, как, с одной стороны — самость, alter ego, Целое и, с другой стороны — действие, труд и т. д. Сами моральные ценности в целях частич­ ного осущ ествления всегда требуют предварительного примирения посред­ ством справедливости, и именно такое примирение является наиболее важной задачей справедливости. Следовательно, определенные черты справедливо­ сти наиболее ясно проявляются при ее сравнении с моральным идеалом.

Моральный идеал, т. е. бесконечное многообразие моральных ценностей, характеризуется некоторой склонностью к творческой свободе. Последняя представляет собой наиболее глубинную и непосредственную данность морального опыта (который символизирует постепенное продвижение в сто­ рону участия в творческой свободе). М оральные ценности наиболее дина­ мичны, наиболее созидательны и движутся по пути постоянного совершенст­ вования. Поэтому они менее всего связаны с тем, что уже установлено. В то же время они отображают такие признаки морали, как уникальность и инди­ видуальность, а также качественность.54 Справедливость же, или вся сово­ купность юридических ценностей, напротив, направлена к поддержанию уже установленных и реализованных нормативных фактов. Правовые ценности позволяют минимум творчества, но они наиболее схематизированы, наиболее обобщены и количественно определены. Так, в них строгая индивидуализа­ ция моральных требований заменена на обобщенность предписаний; несрав­ нимые друг с другом субъекты заменены на типы; творческое движение — на некоторую схематическую стабильность нормативных фактов; чистое каче­ ство — на количественный элемент. Но именно в рамках обобщенности, где некоторый логический схематизм и количественная определенность постав­ лены справедливостью на службу эмоционально-волевым ценностям, мораль­ ный идеал может продемонстрировать свою творческую силу, богатство ин­ дивидуализированных сложных внутренних связей, свое превосходство над всеми другими ценностями. В этом смысле справедливость — необходимое средство, необходимая среда для осуществления морального идеала, но она по сути своей отличается от данного идеала.

54 См. мое описание морального опыта и моральных ценностей в работе «Теоретическая мораль и наука о нравах» (1937. С. 159-191).

605

3. Как мы показали выше, определенные признаки права, «юридического» или «официального», проистекают из свойств непосредственного юридиче­ ского опыта и справедливости. Правовое или юридическое регулирование, или юридический социальный контроль, отличаются от иных видов соци­ ального регулирования или контроля (морального, религиозного, эстетиче­ ского или педагогического) по следующим присущим ему свойствам:

а) По определенному и ограниченному характеру правовых предписаний в

отличие от неограниченного и бесконечного характера других предписаний, в особенности строго индивидуализированных моральных императивов. Напри­ мер, предписание «не убий» имеет различные значения в праве и в морали. В праве есть ситуации, в которых убийство возможно, а иногда убивать даже должно (самооборона, война, исполнение смертного приговора и т. д.). С мо­ ральной же точки зрения запрещается не только убивать в вышеназванных ситуациях, но и совершать поступки, которые могли бы стать косвенными причинами смерти, начиная с отказа оказать помощь в опасных обстоятель­ ствах и заканчивая бранными словами, способными укоротить чью-то жизнь. Отсюда следует также и то, что подобные правила, хотя и не распространяю­ щиеся на всю область юридических норм, в праве играют несравнимо более важную роль, чем во всех иных областях социального контроля.

б) По двустороннему или, точнее, многостороннему характеру право­ вого регулирования, образующему императивно-атрибутивную структуру права, в отличие от исключительно одностороннего императивного харак­ тера всех других типов регулирования. Императивно-атрибутивная структу­ ра всех правовых явлений заключается в неразрывной связи между обязан­ ностями одних лиц и притязаниями других. Такая связь возможна только в условиях правового регулирования в силу определенного и ограниченного характера правовых предписаний, который предоставляет возможность при­ менения общей меры к взаимосвязанным правам и обязанностям.

Императивно-атрибутивная структура правового регулирования подра­ зумевает, что все право опирается на коллективный опыт и предполагает правотворящий авторитет, не тождественный самим правилам поведения. Только посредством коллективного признания социальных фактов, которые реализую т ценности, оказывается возможным установить тесную взаимо­ связь между правами и обязанностями. И только при том условии, что нормы права не являются полностью автономными, оказывается возможным зару­ читься гарантиями на предмет эффективности подобной взаимосвязи. Таким образом, один лишь юридический опыт непременно является опытом коллек­ тивным, в то время как моральный, эстетический и религиозный опыты могут быть и индивидуальными, и коллективными. Крупный российско-польский ученый Лев Иосифович Петражицкий (1864—1931), немалой заслугой кото­ рого было обнаружение императивно-атрибутивной структуры права,55 ог­ раничил себя чисто психологическим анализом и поэтому проигнорировал

” Петражицкий Л. И. Теория права и государства. 2-е изд. 1908-1910. — О Петражицком см. мои работы «Идея социального права и современность» (1932. С. 279-295); «Юридический опыт и плюралистическая философия права» (1935. С. 153-169) и мою статью «Петражицкий» в «Encyclopédie of the Social Sciences». См. также: Babb H. Petrazizky // Boston University Law Review. 1937-1938. № 17-18; MeyendotfA. Modem Theories of Law. 1933. P. 20-37.

606

Социология права

такой важный вывод из своей концепции, как взаимосвязь между импера- тивно-атрибутивным регулированием и идеей справедливости. Именно по этой причине ученый усмотрел только различие между правом и моралью , упустив из внимания другие виды регулирования и контроля.

в) По степени обязательности «социальной гарантии» эффективности права, которая обеспечивает реальное соответствие правопритязаний и обязанностей и проявляется в необходимости для всякого права быть «по­ зитивным», т. е. основать свою значимость на нормативных фактах. Именно нормативные факты объединяют не тождественный правовым нормам пра­ вотворящий авторитет и действенные социальные гарантии права, исключая для обоих как автономность регулирования, характерную для морали и эсте­ тики, так и гетерономность, характерную для религии и педагогики. Для того чтобы играть подобную роль в социальной жизни, нормативные факты и социальные структуры, воплощающие ценности, не обязательно должны быть организованы, не нуждаются в заранее установленных средствах внешнего принуждения и еще меньше нуждаются в наличии безусловного принужде­ ния со стороны государства. Смешение всех нормативных фактов с некото­ рыми из их видов (смешение, которое социолого-правовые исследования способны окончательно устранить) является одной из причин неприемлемо­ сти тех определений права, которые связывают свою судьбу с внешним при­ нуждением, властью, организациями и даже с государством. Авторы подоб­ ных определений забывают, что данные элементы, как хорошо показали Петражицкий и Краббе, уже предполагают действенность права и основы ­ ваются на ней, исходя из предпосылки той роли, которую эти элементы играют в правовой жизни. Чтобы обрести роль действенных правотворящих автори­ тетов, социально гарантирующих строгую взаимосвязь прав и обязанностей, нормативные факты должны соответствовать всего лишь одному условию. Они должны действительно существовать и воплощать в себе духовные ценности. Нормативные факты принимают самые разнообразные формы, с которыми мы познакомимся в данной книге, например, формы социабельно­ сти, формы типов групп и комплексных обществ.

г) Через то обстоятельство, что, хотя право для своего применения и не нуждается в формально определенном внешнем принуждении, однако не исключается возможность того, что правоприменение может сопровож­ даться использованием такого принуждения. В то же время моральные и эстетические предписания исключают возможность применения принуждения, а религиозным и педагогическим предписаниям, наоборот, не свойственна четкость и фиксированность их предписаний. Это следствие таких сущ ност­ ных качеств права, как ограниченность и многосторонний императивно-ат­ рибутивный характер. Для избежания возможных недоразумений, мы пола­ гаем необходимым четко разграничивать внешнее и заранее установленное принуждение от однопорядкового феномена санкционирования, а само сан­ кционирование — от социальной гарантии. Любое право, сопровождаемое принуждением, предполагает существование такого права, которое не со­ провождается принуждением и которое обосновывает самое это принужде­ ние. Более того, хорошо известно, что даже наиболее важные предписания конституционного права не сопровождаются принуждением, уже не говоря

607

о международном праве и т. д. Санкции, т. е. различные и иногда совершенно спонтанные реакции на нарушения норм, доступны для наблюдения в области морали и эстетики не менее чем в других областях, хотя там они не всегда имеют характер социального порицания, как это бывает в праве. В любом слу­ чае все право санкционировано порицаниями со стороны социального орга­ низма, в котором это право нарушается, но не все право сопровождается при­ нуждением. Наконец, социальная гарантия эффективности, характерная для всего права, обретающего свою действенность от нормативных фактов, — именно та область, где проявляются санкции, в то время как в других областях (мораль, эстетика, религия, педагогика) санкции не являются обязательным выражением социальной гарантии.ххш

д) Таким образом , мы приходим к следующему определению права:

«Право представляет собой попытку осуществить в данных социальных условиях идею справедливости (т. е. предварительного и по своей сущности многообразного примирения противоречивых духовных ценностей, воплощен­ ных в данной социальной структуре) путем многостороннего императивно­ атрибутивного регулирования, основанного на неразрывной связи между правопритязаниями и обязанностями; это регулирование обретает дейст­ венность через нормативные факты, которые придают регулированию соци­ альную гарантию эффективности, и может в некоторых случаях обеспе­ чивать выполнение своих требований посредством заранее установленного внешнего принуждения, что не предполагается как обязательное».

е) Возможно, возникнет вопрос о том, что мы будем делать с другими социальными регуляторами, существующими наряду с правом, моралью , религией, эстетикой и педагогикой, — такими, как нравы, традиции, соци­ альные ритуалы, договоры, правила вежливости, этикета или моды или, на­ конец, обычай. Ответим, что эта научная категория регуляторов, выступаю ­ щая в качестве самостоятельной области, является всего лишь результатом заблуждения выдвинувших ее ученых.56 Обычаи и традиции не являются особыми регуляторами, а представляют собой только лишь специфические методы признания различного рода упоминавшихся нами выше регуляторов и должны дифференцироваться именно в рамках этих последних. Напри­ мер, есть правовые обычаи и традиции, а есть моральные, религиозные, эс­ тетические и педагогические обычаи и традиции. Обычаи и традиции могут, кроме того, иметь отношение не к культурно-духовному, а к техническому регулированию (экономика и т. д.). Нравы — это термин, используемый ис­ ключительно в отношении архаичных обществ, в которых разграничение ценностей и соответствующих правил еще не сформировалось или сформи­ ровалось ещ е недостаточно .57 В ы раж ение «конвенциональные нормы»

56 С этой тонки зрения весьма показательной является дискуссия, возникшая на Втором конгрессе М еждународного Института философии права и социологии права (см.: Time Annuaire: Droit, Moral, Moeurs. Paris. 1936; издано Ж. Гурвичем). — Приверженцы точки зре­ ния, согласно которой существуют такие особые категории, как традиции, обычаи, нравы, не­ смотря на неоднократные формулировки данной доктрины, так и не смогли прийти к какомулибо конкретному выводу. Временами они смешивали данную категорию с неорганизованным правом, иногда с социальной этикой. Их оппонентам и критикам, таким как Г. Радбрух, Д. делль Веккио и автору этих строк, не составило труда доказать противоречивость их рассуждений.

57 См. мой доклад на вышеупомянутом конгрессе (Р. 248-249).

608

Социология права

(Ш таммлер) является противоречием в терминах, поскольку все регулиро­ вание в целом и все нормы требую т подчинения вопреки произвольному желанию вовлеченной стороны. Что касается правил этикета, вежливости или моды и некоторых социальных ритуалов, то мы сталкиваемся здесь или с эстетическим социальным регулированием, или с комбинацией его с пра­ вовым регулированием. Такие комбинации возникают тогда, когда импера- тивно-атрибутивное регулирование ориентируется более на эстетические, нежели на правовые ценности. Но это исключительные случаи.

Итак, сформулировав определение права, которое кажется нам одновре­ менно и достаточно широким, и достаточно точным для того, чтобы мы смогли предусмотреть все уровни и проявления социальной реальности права, мы можем приступить к более точному описанию объекта и проблематики со­ циологии права.

§ 6. Определение социологии права

Теперь мы должны дать точное определение структуры этой новой дис­ циплины, а именно объекта ее изучения, ее методологии, а также тех основ­ ных задач, которые она призвана решать.

Социология права — это та часть социологии человеческого духа, кото­ рая изучает целостную социальную действительность права, начиная с ее чувственно воспринимаемых и видимых проявлений в образцах коллектив­ ного поведения (кристаллизованные организации, обычная практика и тра­ диции или же поведенческие новшества) и на материальном уровне (про­ странственная структура и демографическая плотность правовых институтов). Социология права объясняет данные образцы поведения и ма­ териальные выражения права через их внутренние значения, которые, в свою очередь, одновременно вдохновляя эти образцы и проникая в них, частично трансформируются ими. В своем развитии она переходит от предустанов­ ленных юридических символических паттернов (как то: организованное право, процедуры и санкции) к собственно юридическим символам (как то: гибкие правила и спонтанное право). От последних она переходит к изучению пра­ вовых ценностей и идей, выражающих вышеназванные паттерны, и, нако­ нец, — к изучению коллективных представлений и интуиций, которые стре­ мятся к данным ценностям и улавливают данные идеи и которые проявляются в спонтанных «нормативных фактах» — источниках действенности, а точнее — позитивности всего права.

Юриспруденция, или «догма позитивного права», способна только ус­ тановить связную систему нормативных паттернов и символов (более или менее жестких или гибких), значимых для опыта определенной группы в определенный период времени и имеющих своей целью облегчение работы судов. Ю ридическая же социология предусматривает изучение бесконечно­ го разнообразия опыта любых социальных образований и групп, описывая конкретное содержание каждого вида подобного опыта (в той степени, в ка­ кой они находят свое выражение в доступных для внешнего наблюдения яв­ лениях) и выявляя истинную природу права, скрывающуюся за паттернами и символами.

Здесь мы должны остановиться для разграничения трех зачастую упускае­ мых из вида проблем социологии права, которые явно дифференцируются друг от друга:

1)Проблемы систематической социологии права: изучение проявлений права как функций форм социабельности и уровней социальной реальности. Указанные проблемы можно решить только при помощи того, что мы пред­ лагаем назвать микросоциологией58 права.

2)Проблемы дифференциальной социологии права: изучение проявле­ ний права как функций реальных социальных коллективов и решение этих проблем осущ ествляется в рамках юридической типологии отдельных групп

икомплексных обществ.

3)Проблемы генетической социологии права, анализируемые при помощи динамической макросоциологии права: изучение закономерностей как тен­

денций и факторов изменения, развития или упадка права в рамках опреде­ ленного типа общ ества.59

Для того чтобы понять данное разграничение социологии права на три ее составляющие, необходимо принять во внимание, что каждое общество состоит из множества отдельных групп, и что каждая отдельная группа (лю ­ бой реальный коллектив), в свою очередь, состоит из множества «форм со­ циабельности», т. е. способов связи с Целым и посредством Целого. Вот по­ чему, когда мы говорим о социальном типе, необходимо точно знать, что именно подразумевается под этим термином: тип социабельности, тип группы или же тип комплексного общества. Например: современные комплексные общ ества весьма отличаются друг от друга, когда речь заходит о видах раз­ личных групп: государство, муниципалитеты, коммунальные службы, проф­ союзы, кооперативы, политические партии, религиозные организации, клу­ бы, благотворительные общества, семьи и т. д. Типы данных различных групп четко отличаются от форм социабельности, которые их конституируют. На­ пример, в рамках такой группы, как государство, профсоюз или клуб, можно наблюдать различные степени интенсивности и актуализированное™ межиндивидуальных отношений сближения, разделения и слияния в массы, общ ­ ности, всеединства и т. д. Иными словами, существует множество форм со­ циабельности.

Очевидно, что в структуре права, соответствующей типам групп (на­ пример, профсоюзное, государственное, кооперативное, каноническое право), и даже «в системах права», соответствующих типам комплексных обществ (а именно, феодальное, буржуазное, европейское, восточное, американское, первобытное и цивилизованное право), всегда существует взаимопроникно­ вение различных «видов права», связанных с множеством форм социабель­ ности. Если бы мы не разграничили микрофизическую и макрофизическую социологию права, мы бы упустили всю эту подвижную массу бесконечных напряжений и острых конфликтов, будоражащих действительную правовую жизнь, и закрыли бы глаза на глубины неустранимого плюрализма, который

’8 См. ниже, гл. II и мои «Социологические очерки» (1938).

59 См. мою статью: Major Problems of the Sociology of Law // Journal o f Social Philosophy. 1941. Vol. 6. № 3 .

610

Социология права

пронизывает ее и который сам по себе является фактором постоянной транс­ формации правовой действительности, ее спонтанного динамизма.

Такие рассуждения показывают, что генетическая социология права (ко­ торая только и привлекала к себе внимание исследователей в XIX в.) не мо­ жет развиваться без поддержки микросоциологии права и дифференциаль­ ной социологии права, причем первая оказывает содействие исследованию изменений, а вторая — фиксирует дисконтинуальные типы, только в рамках которых возможно выявить закономерности развития. Ф актически более уже нельзя говорить о линейном направлении развития правовых институтов. Например, ограничение статута договором, которое Спенсер или Генри Мэн рассматривали в качестве основного принципа развития права, актуально только для первобытного типа общества. В цивилизованных обществах на­ правление развития неоднократно менялось. В современном типе общества можно наблюдать обратную тенденцию — движение в сторону ограничения договора статутом, яркой иллюстрацией чему является развитие профсоюз­ ного движения (см. ниже, гл. IV).

Проведение различия между систематической социологией права или микросоциологией, дифференциальной или. типологической социологией права и генетической правовой социологией позволяет избежать целого ряда ошибок и устранить из данной области конфликты научных школ, которые зачастую возникают исключительно из-за неправильного понимания друг друга. Эти конфликты основаны на том» что ученые делают отправной точ­ кой своих исследований только одно из трех установленных нами направле­ ний социологии права, выдвигают его на передний план, делая его приори­ тетным по отнош ению к двум другим, смешивая соверш енно различные проблемы. Так, в XIX в. интерес был прикован исключительно к генетиче­ ской правовой социологии, в рамках которой специалисты искали решение всех проблем. Данная тенденция сохраняется у Самнера, Келлера и Дю рк­ гейма. Придя к чрезвычайно продуктивной идее — начать исследования в области социологии права с проблемы взаимоотношений форм солидарности (социабельности) и видов права, т. е. прочувствовав проблемы системати­ ческой микросоциологии права, Дюркгейм перевел различия между механи­ ческой и органической солидарностью (и соответствующее различие между ре­ прессивным и реститутивным правом) в плоскость исторического развития комплексного общества. Генетическая социология права, не делая исключе­ ния и применительно к вопросу о качественных типах комплексных обществ (только там она и действует), является ведущим методом дюркгеймовских исследований. И если методология Дюркгейма и дала очень ценные резуль­ таты в работах его учеников, то лишь потому, что они ограничивались иссле­ дованиями архаических типов общества.

Самые современные представители социологии права — Паунд, Кардозо, K o m m o h c ,x x iv ЛлевеллинХХУ и Арнольд в Соединенных Ш татах; Канторо­ вич, Евгений Эрлих и Гуго Зинцхаймер в Германии; Дюги, Ориу, Леруа и Морен во Франции — занимались в основном социологическим описанием современного состояния права и конфликтов, возникающих в его недрах между формальным правом и спонтанным, живым правом. Их усилия были сконцентрированы , прежде всего (несмотря на значительные расхождения

611

Г. Д. Гурвич Избранные труды

в концепциях), или на описании модификаций юридической техники и на дея­ тельности судов с учетом основных изменений в рамках социальной дейст­ вительности права, или же на общем описании трансформации существую­ щей системы права с различных точек зрения, особенно с точки зрения роста правовой структуры экономического сообщества, что находит отражение в возрастающей роли автономного права профсоюзов и трестов. Поэтому в рам­ ках данного направления за исключением некоторых ценных замечаний, вы­ сказанных Эрлихом, Паундом, Ориу и Ллевеллином, не были четко разработаны различия между систематической социологией права и генетической право­ вой социологией, а также между дифференциальной правовой типологией комп­ лексных обществ и отдельных групп и, более того, между микросоциологией права и юридической типологией. Зачастую это приводило лишь к появлению чрезмерно догматических тенденций в данных исследованиях. Некоторые пред­ ставители социологии права придавали слишком большое значение юридиче­ ской технике определенного рода и вплотную подошли к отождествлению тех­ ники представителей современной «социологической юриспруденции» или же методологии их оппонентов, «правовых реалистов», с судьбой самой социо­ логии. Другие ученые приписывают структуре права, соответствующей опре­ деленному типу групп (трудовое, профсоюзное, государственное, церковное, международное право), слишком точные и унифицированные характеристики, как будто в рамках каждой типовой группы никогда не существовало конфликта среди многообразия форм социабельности и соответствующих видов права. Наконец, представленное Максом Вебером направление современной социо­ логии права свело всю социологию права к типологии правовых систем, свя­ занных с соответствующими «идеальными типами» комплексного общества. Применительно к данной проблематике это направление привело к ценным результатам. Но здесь были упущены из виду не только проблемы микросоци­ ологии права и генетической правовой социологии, но и проблемы типологии специфических групп и соответствующих структур права. Такое искусствен­ ное ограничение социологии права одной-единственной проблемой, сопро­ вождаемое обеднением социальной реальности и, следовательно, правовой дей­ ствительности, рассматриваемой лиш ь на одном из глубинных уровней, значительно снизило ценность социологических исследований Вебера, несмотря на все их достоинства.

По нашему глубокому убеждению, социология права не может быть про­ дуктивна, если она не примет во внимание одновременно все три указанные научные дисциплины: микросоциологию права, дифференциальную юриди­ ческую типологию групп и глобальных обществ и генетическую социоло­ гию права. В то же время она должна учитывать необходимость как автоно­ мии, так и тесного взаимодействия между тремя данными подразделами, а также их иерархических взаимоотношений друг с другом. При этом микро­ социология права предполагается двумя другими дисциплинами, а генети­ ческая социология права опирается на дифференциальную (или типологи­ ческую) социологию права.

В заверш ение нашего определения целей и задач социологии права ука­ жем на опасность распространенного в наше время ош ибочного мнения, смешивающего данную дисциплину с «социологической теорией права». Можно

612