Gurvich_G_D_Filosofia_i_sotsiologia_prava_Antol

Социология права

кипениями, но чаще всего — между явлениями, подверженными изменениям», причем подобные отношения и изменения происходят от спонтанности са­ мой социальной жизни. «Право должно быть стабильным, но в то же время оно не может оставаться таковым» (Р. Паунд). Как же в подобной ситуации юрист может обойтись без социологии права?

Социология права демонстрирует свою необходимость не только для практикующего юриста, но также и для юриспруденции или догмы права гой или иной правовой системы. Эта дисциплина изучает паттерны и юри­ дические символы,8 т. е. юридические категории, значимые в практическом опыте конкретных групп, в пределах конкретного временного отрезка, а так­ же способствует установлению связной системы подобных символов.Vl По­ этому важно знать, что они означают; иными словами, необходимо уточнить, что они выражают, и раскрыть, что они подразумевают.чНо это как раз и является призванием социологии права. Кроме того, сами критерии, посред­ ством которых абстрактные нормативные символические значения отделя­ ются от фактической правовой действительности, так же как и принципы, придающие стройность самой системе таких значений, формулируемых дог­ мой права, не могут быть определены без помощи социологии права. Имен­ но она позволяет актуализировать коллективные верования, оживляющие опыт­ ное восприятие правовых ценностей в рамках конкретной социальной среды. Таким образом, не представляя никакой угрозы существованию юриспру­ денции, социология права лишь делает ее более последовательной и эффек­ тивной, являясь ее необходимым основанием.

Мы можем прийти к тому же выводу, рассматривая наиболее известные концепции юриспруденции как юридической техники. На первый взгляд, такие концепции показались бы вполне приемлемыми, если только они не связываются, как это изредка и совершенно необоснованно имеет место, с утверждением, что право — это всего лишь техника (такая точка зрения ка­ жется нам ошибочной и опасной). Например, когда судья Холмс писал, что его «представлению о праве не соответствует ничего, кроме предположения о том, что будут делать суды»,4 а Макс Радин утверждал, что «право есть способ управления сложным социальным механизмом»,10 они, как я пола­ гаю, имели в виду скорее юриспруденцию, нежели собственно право. В дей­ ствительности подобная характеристика не помешала Холмсу признать, что «право есть свидетельство и внешняя предпосылка нашей моральной жиз­ ни»;" такое право, несомненно, не является всего лишь простым техниче­ ским средством. Однако даже эти соображения не остановили Холмса от воз­ ражений в адрес «циничных» истолкований его слов. Точно так же профессор Радин утверждает, что «человеколюбие составляет, собственно, назначение права», и признает, что право связано если не со справедливостью, то хотя бы с «гуманизмом и милосердием».12 Так как понятия «моральность», «гуманизм»,

8 По поводу роли образцов поведения и символов и, в частности, «духовных культурных символов» в правовой жизни, см. § 3, 4, 5 настоящего Введения.

’ Holmes О. The Path to Ihe Law // Collected légal papers. 1921. P. 173, 167-169. 10 Radin M. Law as Logic and Expérience. 1940. P. 163, 195.

" lbid. P. 170.

,J lbid. P. 164, 150-151.

573

Г. Д. Гурвич Избранные труОы

«милосердие» с трудом можно рассматривать как «средства и методы», то мы имеем основание предположить, что данные авторы в недостаточной сте пени проводят различие между правом и догмой права, которая является t o j i i . ко одной из дисциплин, изучающих право. Поэтому мы можем без особого затруднения установить, что основополагающим элементом всего права ян ляются некий «идеальный элемент»,13 справедливость или духовные ценности (что и обнаружили Паунд, Кардозо, Ориу, Радбрух и сам автор этих строк, о чем см. далее в главах IV и V),14 и рассматривать как средство на службе судеГ) ных органов только догму права. Во избежание методологической неразбери­ хи было бы весьма важно признать, что юриспруденция, или «догма права», есть не что иное, как искусство,15 только предназначенное для практических целей. Лишь социология права и философия права могут быть по-настояще­ му теоретическими дисциплинами. Ю риспруденция же, напротив, является «социальной инженерией»,16 а различные течения внутри нее (аналитиче­ ская и историческая юриспруденция,современные «социологическая юрис­ пруденция» и «правовой реализм») — всего лишь различные средства такой инженерии, предназначенные для обслуживания отдельных потребностей конкретных правовых систем и соответствующих типов социумов.

Но и этот главный элемент любой техники основывается на теоретиче­ ских дисциплинах, которые служат ей в качестве базиса,17 равно как и на тех практических целях, служить которым она призвана сама. Медицинская тех­ ника опирается на физиологию и анатомию так же, как на цель восстановле­ ния здоровья. Искусство мостостроения опирается на механику так же, как и на цель транспортировки тяжелых грузов. Таким образом, можно сказать, что социология права, с одной стороны, и философия права — с другой, есть две теоретические дисциплины, которые должны составлять основание юрис­ пруденции, понимаемой как искусство или, иначе, как юридическая техника. В целях систематического предсказания того, чем будут заниматься суды, социология права предлагает юристу объективное описание социальной дейст­ вительности права, значимого в данной социальной среде. Философия права предлагает правоведу критерий правовых ценностей, помогая ему достигать конкретных целей через отдельные проявления этих ценностей.

13 Pound R. 1 ) The History and System of Ihe Common Law. 1939, P. 15-16; 2) The Idéal Element in American Judicial Décision II Garward Law Review. Vol. 45.

MCohen R. M. Law and Social Order. 1933. P. 165 et seq., 219 et seq.

15 Альберт Кокурек в своем впечатляющем труде «Introduction to the Science of Law» (1930)

попробовал противопоставить чисто теоретическому формальному правоведению, или «науке права», «конструктивную или функциональную юриспруденцию», которая является искусст­ вом (Р. 32-35). Он расценивает такую «абстрактную логическую теорию правоотношения» (Р. 235 et seq.) как отличную не только от техники, но также и от социологии и философии права. Тем не менее я должен указать, что логическая юриспруденция Кокурека представляет­ ся мне наследием аналитической школы, родственным «чистой теории права» Кельзена. Она представляет собой абсолютизацию логических элементов, действующих в рамках опреде­ ленной техники, элементов, которые фактически изменяются сообразно с изменениями самой техники.

16 Pound R. Interprétations of Légal History. 1923. P. 141-157.

17 См. y Карла H. Ллевеллина: Lleweltyn K. N. Légal Tradition and Social Science Method // Essays on Research in Social Sciences. 1936. P. 89-120.

574

Социология права

11риемы юридической техники, используемые в различных эпохах и куль- lypiiux сферах (например, в континентальной Европе или в англосаксои- | них странах, в Англии или в Соединенных Ш татах, в Римской республике мни Римской империи, в XVIII или XIX столетии или в XX веке), далеко не оцинаковы. Легитимация разнообразных и крайне изменчивых приемов юриимческой техники определяется их целями. Цели эти зависят от сочетания конкретных событий реальной правовой жизни на текущий момент в коп­ ире гной обстановке (которые и изучаются социологией права) и от измении- Hi.ix юридических взглядов и ценностей (специфика и степень объективности которых — непосредственная область философии права).18 Например, даже гнедение всех источников права к государственному праву или, по крайней мере, к изначально определенным и признанным аналитической школой (юридическим позитивизмом и нормативизмом) абстрактным положениям неизменной «логики права» может быть оправдано только социологией праиа, которая признает обусловленность юридической техники тем или иным типом правовой жизни.

Другие приемы юридической техники, апеллирую щие к социальным функциям, или к антиконцептуалистическому «десизионизму», или к плю­ рализму равнозначных источников, или к приоритету живого и гибкого пра­ ва, такж е не находят иного оправдания своему существованию , кроме зада­ чи обнаружения с помощью социологии совершенно различных ситуаций в правовой действительности, соответствующей разным типам общества.

Ю ридическая техника, или догма права, может быть лиш ь частично при­ способлена к конкретике правовой действительности, так как изменения в технике зачастую отстают от изменений реальной правовой жизни. Право­ веды имеют врожденную склонность к догматизму и консерватизму, к отож­ дествлению относительных приемов юридической техники с вечной идеей, Логосом права. Гипертрофия понятийного аппарата, особая плотность кон­ цептуальной оболочки, характеризующ ие всякую ю ридическую технику, приводят к «мумификации» категорий и понятий, следствием чего становят­ ся замедленность и немалые трудности в приспособлении юриспруденции с ее «церемониальными мистериями» (Т. Арнольд) к новой живой правовой действительности, к ее бесконечному динамизму, к жизни, пребывающей в постоянном движении, в непрерывном изменении.

Именно там, где углубляется пропасть между традиционными юриди­ ческими категориями и правовой действительностью , социология права ста­ новится насущной необходимостью. Как раз такая ситуация характерна для нашей эпохи: абстрактные юридические понятия оказываются совершенно неспособными охватить всю полноту турбулентного движения реальной пра­ вовой жизни с ее спонтанно возникающими и непредсказуемыми институ­ тами. Ю рист более не может сделать ни шагу, не занимаясь при этом рабо­ той социолога, без обращения к социологии права. И несмотря на то что социология права, являясь методологической наукой, зачастую отсутствует в системе юридического образования и, в любом случае, никогда не зани­ мает в нем долж ного м еста, мы то и дело сталкиваемся с зарождением

18 См. далее: гл. V и Заключение.

575

спонтанной социологии права в деятельности как теоретиков, так и практи­ ков юриспруденции.

Очевидно, что противоречия между малоподвижной юридической тех­ никой и необычайно активной правовой жизнью возникли давно. Но рань­ ше — например, в XVII и XVIII столетиях — усилия, которые прилагались для смягчения этих конфликтов и приспособления юридической техники к правовой действительности, шли путем обращения к помощи «естественного права», якобы выводимого из чистого разума, но в действительности — из живого права, борющегося против жесткого права, пребывающего в плену абстрактных категорий. Ныне вследствие чрезвычайной сложности право­ вой действительности; вследствие обновленной философской среды, кото­ рая не гарантирует мышлению ни стабильности, ни единства, ни созидатель­ ной способности; и наконец, вследствие развития социологического знания уловка под названием «естественное право»,19 к которой все еще прибегают некоторые юристы, уже не способна решить эту проблему. В существующих условиях только социология права может предоставить правоведам способ удовлетворительного решения проблем юриспруденции.

Наш анализ взаимоотношений социологии права и юриспруденции пре­ следует цель снять ряд возражений в адрес первой, исходящих от последней. Теперь мы должны таким же образом поступить с критикой, высказываемой социологами. Мы уже отмечали, что социология права конфликтует не столько с социологией, составной частью которой она является, сколько с «социоло­ гическим позитивизмом, натурализмом, бихевиоризмом и формализмом». Проясним же суть этих доктрин и покажем, насколько они были разруши­ тельны для развития как общей социологии, так и для развития социологии права, и как они были преодолены.

§3. Тенденции в социологии

иих отношение к праву

Социологический позитивизм, введенный в оборот Огюстом Контом, принимал различные формы, зачастую противоположные замыслу основа­ теля социологии. Для Конта «социология» имела двоякий смысл. С одной стороны, это — позитивная наука социальных фактов. С другой — «всеоб­ щая наука», наука наук, своего рода «первичная философия», заменявшая собой древню ю метафизику. Второе понимание социологии приводит Конта к отож дествлению социологии с философией истории, с теорией прогрес­ са, распространяет на нее этику и религию гуманизма и в итоге смеш ивает (здесь и в других местах) ценностные суждения и суждения о сущем. Вслед­ ствие этого социологии навязывается то, что могло бы быть определено как «империалистическая» тенденция, отрицающая возможность любого другого аспекта изучения социальной действительности и требующ ая по­ глощения и растворения в ней лю бой иной из прежде возникш их соци­ альных наук и любого философского осмысления этики, права, религии

” См. мою статью «Естественное право» (в кн.: The Encyclopedia of Social Sciences) и мою работу «Ю ридический опыт и плюралистическая философия права» (1935. С. 103-137).

576

позитивизм превратился в социальный натурализм, сводящий проблематику социологии к проблемам механики, физики, географии, демографии, нако­ нец, биологии, представая в трояком облике антропорасизма, социального дарвинизма и органицизма.

Среди данных направлений, возможно, один лишь органицизм хотя бы отчасти принимал во внимание проблему механизмов социального регули­ рования, включая и право. Это проявилось в работах Спенсера и Ш еффлер" данный факт объясняется имплицитным воспроизведением в биологическом органицизме более древних элементов «духовного органицизма», обладаю ­ щего метафизической основой (Краузе, Аренс).

Именно биологический органицизм первоначально вдохновлял этно­ графические исследования в сфере права. Но его произвольные предположе­ ния исключали какое бы то ни было объективное исследование как специфики социальной действительности, так и той роли, которое право играет в ней.

Социальный психологизм, который преодолел предубеждения натура­ лизма и механицизма благодаря работам Лестера УордаУШ( Ward L A ) Dynamic Sociology. 1883; 2) The Psychic Factors ofC ivilization. 1897; 3) Pure Sociology, 2 Vol. 1908), Габриэля Тарда|х (см. ниже) и Дж. М. Болдуинах (BaldwinJ. М.

Social and Ethical Interprétation. 1897), все же не научился ни проводить раз­ личие между психологическим аспектом социальной жизни (коллективная психология) и индивидуальной психологией, ни избегать узкого субъекти­ визма в объяснении психической жизни, ни отражать специфическую роль права в структуре общества. Совершенно справедливо то, что Тард (см. да­ лее), сам будучи юристом, посредством своих криминологических исследо­ ваний стал одним из ближайших предшественников социологии права. Спра­ ведливо также и то, что Болдуин отвел определенную роль юридическому и этическому регулированию , в то время как Уорд не придавал никакого зна­ чения праву, видя в нем лишь только произвольные выдумки. Но это не ре­ шающий аргумент в пользу психологической социологии. Ф актически, как подчеркнул Роско Паунд в своем важном программном труде «Сфера и на­ значение социологической юриспруденции»,20 юристы в своих усилиях по созданию «юридической социологии» или, по крайней мере, теории права, имеющей социологические основания, прибегли даже к использованию со­ циологических теорий, отрицающих правовую действительность. В качестве примеров мы могли бы привести применение механической социологии Л. Гум пловичем (Gumplowitch L. 1) D ie sociologische Staatsidee. 1902; 2) Grundriss der Sociologie. 1886; посмертное издание в 1926 г.) и положения социального дарвинизма Ваккаро ( Vaccaro E. Les Bases sociologiques du Droit et de PEtat. 1893). Нам кажется бесспорным, что эти авторы, и даже Тард (учение которого будет рассмотрено далее), признали социальную дейст­ вительность права не благодаря своим социологическим выкладкам, но стол­ кнулись с ней в своей частной юридической практике.

Чтобы завершить этот краткий обзор направлений в социологии, которые неблагоприятно воздействовали на развитие социологии права, мы должны

20 Pound R. The Scope and Puipose of Sociological Jurisprudence // Harvard Law Review. 1912. Vol. 12.

578

Социология права

упомянуть ещ е о двух более современных направлениях — немецком социо­ логическом формализме и американском бихевиоризме. Социологический формализм, принципиальные положения которого представляли Георг Зим-

мель (Simmel G. Soziologie. 1908) и Леопольд Фон Визе ( Wiese L. von. System der allgemeinen Soziologie. 2 bd. 1926-1933; американский перевод Г. Беккера, 1932), ограничивает весь предмет изучения социологии исключительно «чи­ стыми формами межчеловеческих отношений». Так, отбрасывается всяческое культурное и духовное содержание таких форм, как, например, право, нравст­ венный закон, религия, наука, эстетика, равно как и материальный базис об­ щества — демографический, географический, инструментальный, экономи­ ческий или любой иной. По мнению приверженцев этой концепции, начать изучение не просто абстрактных форм «социабельности»,Х| но также и всего спектра конкретных социальных явлений означает необходимость раство­ рить социологию в других социальных науках или в исторической науке. Социология, таким образом, утрачивает свой специфический объект, и по­ этому не может быть никакой взаимосвязи между социологией и частными социальными науками! Если эта тенденция и имела некоторую заслугу, от­ казываясь от первоначального стремления социологии растворить в себе все частные социальные науки, и даже если она способствовала изучению ти­ пов социабельности и типологии социальных групп, за это была заплачена слишком высокая цена, так как социология оказалась в этом аспекте совер­ шенно бесплодной. Эта концепция — не что иное, как абстрактный и анти­ исторический рационализм, объединенный с номиналистическим предубеж­ дением против социальной действительности.21 В своих рассуж дениях о методологии формалисты забывают, что объект и метод науки — разные вещи и что один объект (социальная действительность) может быть изучен раз­ личными методами: типологическим (в социологии), индивидуализирующим (в истории), нормативным и техническим (в юриспруденции) и т. д. К тому же формальная социология, перечеркивая всю социологию культуры и ду­ ховной жизни (социология науки, религии, права и т. д.), которые ныне пре­ бывают на подъеме, совершенно справедливо отвергнута подавляющим боль­ шинством современных социологов.

Бихевиоризм поначалу был всего лишь весьма спорным переложением исключительно биогенетической теории условных рефлексов российского физиолога Павлова применительно к психологии. Цель состояла в том, чтобы выявить специфику человеческого поведения в отличие от поведения ж и­ вотных ( Watson J. Psychology from the Standpoint o f a Behaviorist. 1914). Впо­ следствии подобный подход был применен рядом американских авторов к решению проблем социальной психологии и социологии. Социальный бихе­ виоризм, в строгом смысле данного термина, ставит своей целью свести всю социальную жизнь к психофизиологическим рефлексам как реакциям на внешние стимулы. Чтобы быть последовательным, бихевиоризм не мог выйти за пределы узкой сферы внешних стимулов и рефлексов-реакций. Но, по­ скольку на подобном методологическом основании между разными способами

21См. по критике социологического формализма мою работу «Социологические очерки» (1938)

иработу П. А. Сорокина: Sorokin P. A. Contemporary Sociological Theories. 1928. P. 488-513.

579

человеческого поведения оказываются невозможными какие-либо взаимо­ действия и связи, не говоря уже о чем-то более глубоком, даже большинство радикальных бихевиористов (например, Флойд Олпорт, Рид Бейн и Джордж Лундберг*") вынуждены были ввести, с одной стороны, понятие «социальные стимулы» а с другой стороны, понятие «рефлекторные реакции» (внутрен­ няя среда), переходящее в понятие «рефлекторное поведение».22 Концепция рефлекторных реакций и рефлекторного поведения вновь вводит в оборот проблему сознания и коммуникации между сознаниями. Здесь вновь возни­ кают все те проблемы, которые стремился устранить бихевиоризм.

Что касается «социальных стимулов» (термина, на самом деле содержа­ щего в себе порочный круг в силу того, что под ним понимается, как известно, то, что бихевиористы предлагали объяснять физиологически и натуралисти­ чески), то это — чрезвычайно сложный комплекс взятой в целом социаль­ ной и психической действительности.23 Данный вывод подтверждается тем удивительным фактом, что работы наиболее радикальных бихевиористов пе­ реполнены рассуждениями по поводу «социальных паттернов и символов».2,1 Как будто эти символы, даже будучи совершенно ошибочно сведенными к простейшим знакам или выражениям, были бы возможны и могли бы иметь силу без понимания их внутреннего значения, без «инсайта»! В свете всех этих внутренних противоречий и неспособности последовательно продви­ гаться от отправной точки не удивительно, что среди большинства умерен­ ных бихевиористов (и еще более обширного числа социологов и физиоло­ гов, воспринявших значительную часть бихевиористской терминологии по причине того, что она была тогда в моде) все рассуждения сводятся к до­ вольно банальному заключению, в течение длительного времени признавае­ мому большинством исследователей. Оно состоит, как не без основания под­ черкивал Флориан Знанецки, исключительно в требовании того, «чтобы человеческие действия и их изменения как эмпирические факты изучались в духе научной объективности».25 Это исключает метод субъективного само­ анализа, который заменяет менталитет объекта наблюдения менталитетом наблюдателя. Но данный подход никоим образом не исключает метода ин­ терпретирующего понимания, понимания внутреннего значения наблюдае­ мых индивидуальных и коллективных человеческих поступков,26 тогда как

22 Allporl F. Social Psychology. 1924. P. 148 et seq.; Bain R. Trends in American Sociological Theory. P. 107 et seq. // Trends in American Sociology. 1929 / Bain R. et ait.; MarneyJ. E. Trends in Social Psychology. P. 134 et seq.; Lundberg G. Foundations of Sociology. 1939. P. 221 et seq.

2J Следует отметить, что бихевиористский принцип «социального стимулирования» является противоречивым с другой точки зрения. Эта предпосылка приводит бихевиористов к наиболее последовательному индивидуалистскому номинализму, если даже не к физиологическому солип­ сизму. В этом смысле полное отрицание реальности групп и коллективного поведения групп про­ водится у Ф. Олпорта (Allporl F. Institutional Behavior. 1933. P. 238 et seq.) гораздо более по­ следовательно, чем признание их реальности у Г. Лундберга (Foundations of Sociology. P. 163 et seq.).

24См. работы Лундберга (Lundberg G. 1) lbid. P. 9 et seq., 45 et seq., 106 et seq., 195 et seq., 253 et seq., 311 et seq., 399 et seq.; 2) Social Research. 1929. P. 14 et seq.), которые особенно ха­ рактерны в этом смысле. Лундберг использует, даже злоупотребляет термином «символ», что­ бы скрыть противоречия своей мысли.

25 Znaniecky F. Social Actions. 1938. P. 17 et seq., 52-53.

24 Нужно отметить, что во Франции наиболее склонные к объективным методам социологии Эмиль Дюркгейм и Люсьен Леви-Брюль признали, наконец, необходимость изучения внутренних

580

Социология права

бихевиористская концепция являлась лишь простым возвратом к социаль­ ному натурализму, основанному на физиологии. Бихевиоризм не предложил никаких новшеств, но при этом породил полнейшую путаницу относитель­ но той роли, которую играют в социальной жизни регулятивные механизмы, правила, ценности, идеи, короче говоря, духовный элемент.

Так, все перечисленные основополагающие элементы социальной дейст­ вительности были трансформированы в «стимулы», действующие более или менее механическим способом, в связи с чем и возникли препятствия к раз­ витию социологии права, так же как и всех частных теорий «социального контроля», а в более широком смысле — всему социологическому изучению «нематериальных аспектов культуры, возвышенных социальных ценностей».27

Концепция «народных обычаев и нравов» В. Г. Самнерахш как одна из наиболее фундаментальных попыток социологического исследования может рассматриваться как первый шаг англо-американской социологии к пробле­ мам социологии права и м орали. В двух своих работах (Sumner W. G.

1) Folkways: A Study o f the Sociological Importance o f Usages, Manners, Customs and Morals. 1906; 2) Science o f Society. 4 ed. 1927; в соавторстве с A. Г. Кел­ лером) Самнер установил, что неповторимый характер социальной действи­ тельности по отношению к отдельным лицам и взаимосвязям между ними наиболее явно проявляет себя в регулировании поведения посредством «на­ родных обычаев». Последние сначала проявляют себя бессознательно и ано­ нимно. «Народные обычаи — это привычки и обыкновения общества... по­ том они становятся регулятором и императивом для последующих поколений. В период своего действия они широко контролируют индивидуальную и общ ественную деятельность. Поэтому народные обычаи не являются порож­ дениями человеческого промысла и воли. «Регулятивный и императивный характер народных обычаев сконцентрирован в «нравах», «включающих в себя суждения, поскольку последние способствуют социальному благопо­ лучию и осущ ествлению принуждения по отношению к индивидам с тем, чтобы их поведение соответствовало нравам, несмотря на то, что такие нра­ вы не координируются какой-либо властью». «Институты и правила производны от нравов. Институт состоит из понятия (идеи) и структуры». Созида­ тельным институтам (например, собственность, брак, религия) должны быть противопоставлены «предписывающие институты», т. е. право. «Независи­ мо от того, хорошо или плохо они организованы, правовые предписания со­ держатся в нравах прежде, чем они оказываются в праве, и сопутствуют раз­ витию регулятивной системы ». «Н евозмож но провести четкую линию разграничения между нравами и правом. Различие проявляется в форме санк­ ций, которые в праве более рациональны и организованы».

значений человеческого поведения. В своих последних работах Дюркгейм настаивал на роли ценностей и идеалов в социальной действительности, а Леви-Брюль посвятил себя исследова­ нию первобытного мышления (см. мои работы: 1) Социологические очерки. 1938; 2) Теорети­ ческая мораль и наука о нравах. 1937).

27 Ellwood С. A. Methods in Sociology. 1933. P. 54 et seq. По вопросу общей критики бихе­ виоризма см. работу Р. М. МакИвера: MacIverR. М. 1) Society, its Structure and Changes. 1931. P. 46-% , P. VII et seq., P. 43 et seq., 519 et seq.; 2) Is Sociology a Naturel Science? // American Sociological Society Publications. 1931.

581

Г. Д. Гурвич Избранные труды

Самнер упорно настаивает на роли «социального регулирования», кото­ рое является одной из «жизненно важных потребностей» общества и «необхо­ димо для поддержания жизнедеятельности общества». Но используемые пред­ посылки и методы не позволяют Самнеру добиться более или менее точного разграничения между простым социальным воздействием, техническим регу­ лированием или, наконец, собственно культурным регулированием, равно как и разграничения в рамках культурного регулирования между регулировани­ ем посредством права, морали, религии или эстетики. Самнер исходит из пред­ посылок, которые являются одновременно и утилитаристскими, и эволюцио­ нистским и. Д анны е предпосы лки, несм отря на постоянны е усилия по преодолению противоречий, делают для мыслителя невозможным проведе­ ние различия между культурными ценностями и паттернами, с одной сторо­ ны, и техническими привычками и паттернами — с другой. Самнер даже не в состоянии видеть в технических, моральных и юридических средствах нечто большее, чем лишь стадии в искусственно сконструированной им длящейся эволюции. Единственной особенностью является возрастающее значение санк­ ционирования, которое обусловлено ростом объема повседневной деятельно­ сти. Он не замечает, что различные народные обычаи противоречат друг другу как несводимые друг к другу принципы, исключая взаимную преемственность, и что характер санкций — категория, недостаточная для понимания внутрен­ ней структуры регулирования, которую эти санкции поддерживают. Мы дол­ жны добавить, что концепция Самнера искусственно сводит всю моральную и правовую жизнь исключительно к традиции и обычаю, «инерции и жестко­ сти», исключая элемент спонтанного новаторства, коллективного созидания, бунта или законодательных корректировок. Кроме того, Самнер устраняет из этоса всякий телеологический элемент, духовные ценности, идеал, заявляя, что «нравы, имеющие авторитет факта, являются единственным критерием пра­ вильного и ошибочного».

Таким образом, мы должны заключить, что усилия, предпринимаемые Самнером и его школой для того, чтобы дать социологии возможность ори­ ентироваться в изучении социальной действительности, права и морали, не увенчались успехом.

Взгляды Самнера удачно критиковались Ф. X. Гиддингсом. Этот социо­ лог показал, что автор «Народных нравов» не преуспел в различении «не­ признанных и признанных моделей», связанных с социальным моделирова­ нием (Giddings F. H. The Scientific Study o f Human Society. 1924. P. 74 et seq., 143 et seq., 69 et seq.). Согласно Гидцингсу, среди «нравов» в конечном итоге необходимо видеть различия между нравами, проникнутыми моральными ценностями, и themistes, нравами, связанными со справедливостью (Ibid. Р. 264 et seq.). Наконец, этот автор подчеркивал, что «народные обычаи» во всем многообразии их значений должны противопоставляться «государствен­ ным обычаям», извечная напряженность между которыми проходит сквозь вышеназванные различия (Ibid. Р. 190 et seq.). Таким образом, высказанная Гиддингсом критика разрушила эволюционистскую и утилитаристскую гар­ монию самнеровских построений и показала невозможность построения на подобном основании социологии права и морали. То же самое нужно сказать относительно размышлений E. BecTepMapKaxlv ( Westermark E. 1) The Origin

582